Тонкими полуосознанными струйками мыслей сознание медленно возвращалось чародею. Как только их концентрация достигла критической массы, чародей осознал себя. Старый Повелитель Чар был не только сильным чародеем, но и опытным. Не отказывал он себе в слабости считать себя и умным. Поэтому суетиться он не стал.

Не открывая глаз, Лулио прислушался. Легкая качка и плеск волн говорили о том, что он находится где–то на реке. Скорее всего, в лодке или на корабле. Смущало отсутствие запаха, и этот факт просто не вписывался ситуацию с лодкой. Чародей прожил долгую жизнь, и не всегда он летал по небу, так что жизненный опыт имел довольно богатый. Поэтому с уверенностью мог утверждать, что не бывает ни лодок, ни кораблей, которые бы никак не пахли. Организм сигнализировал, что он в порядке, целительский конструкт отработал просто отлично: никаких болей, аура наполнена жизненной энергией, никаких грязных пятен, потоки энергии в теле движутся как надо, поэтому на свои чувства можно было вполне полагаться.

Странно, никакой сложной защиты против него не выставили, кто бы они ни были. Если не считать одинокого несложного наблюдательного конструкта где–то неподалеку. Внешние слои ауры четко передавали картинку–ощущение комнаты, в которой находился чародей. Никаких чар и конструктов, кроме того наблюдателя, не было — ничто не пыталось растерзать или растворить специально подставленный на откуп возможных врагов чувствительный слой ауры, изолированный от внутреннего пространства чародея. Логический вывод, пусть пока и не подтвержденный — он или у друзей, или у нейтрально настроенных людей. Значит, его противостояние с врагом закончилось как минимум ничьей. Душа Мира молчит, будто ее обычно плавно текущую поверхность баламутят палкой. Быстрое сопоставление известных данных и предварительный вывод: рядом находится Никос. Именно с ним связана невозможность или затрудненность общения с Душой Мира. Раз так… Чародея окутало сияние в чародейском зрении, вызванное образованием сотен мельчайших конструктов, который тут же порскнули в разные стороны, впитываясь в стены и вылетая на свободу.

Появление отца Карины напомнило мне кое–какие кадры из фильмов про старину. Кажется, про Францию. Там тоже был подобный вид — большой предзамковый участок с дорожками и фонтанами, шорох гравия под колесами кареты. Правда, тут карет было две, но по сути это не важно. Карина аж приплясывала на месте, дожидаясь, когда кареты остановятся. Я же скромно отошел немного в сторону, дабы не мешать своим нарочитым присутствием воссоединению семьи. Рядом с девушкой неподвижной колонной застыл управляющий — Рон. Где–то сзади примостился Шойнц.

Ну вот и свершилось то, к чему мы с Кариной так долго стремились. Передняя карета остановилась в паре метров от нас, обдав храпом и запахом пота четверки лошадей. Рон не успел к дверям — те резко распахнулись изнутри, и наружу выскочил моложавый мужчина, внешне лет наверно на пятнадцать старше меня. Хотя на самом деле может и больше — с современными целительскими возможностями для сильных мира сего о возрасте судить сложно.

— Папка! — Мое ухо заложило от восторженного визга Карины. Пока я пытался пальцем прочистить ухо, она вихрем промчалась к мужчине и, не дав тому опомниться, повисла у него на шее. Впрочем, он быстро пришел в себя — обнял девушку за талию и закружился с ней на месте.