В этом году исполняется 20 лет России, возникшей после распада СССР. Мирный отказ от тоталитарной системы стал историческим достижением глобального масштаба. Тогда была очевидной воля общества к переменам, к строительству новой жизни, основанной на уважении к человеку, демократических принципах, свободной конкурентной экономике. Сегодня мы понимаем, что этот потенциал так и не был реализован. Надежды не сбылись.

Современный российский политический режим, возникший после 1991 года и оформившийся в последнее десятилетие, так и не создал современное государство.

Как следствие, продолжается непрерывно углубляющийся и превращающийся в непреодолимый раскол между властью и народом, государством и обществом.

Это не временный дефицит доверия, а системная проблема. Высокие рейтинги первых лиц – не показатель общественной поддержки власти. Огромная разница в доверии к ним и ко всем остальным государственным институтам свидетельствует о предельной неустойчивости, хрупкости всей российской государственной конструкции.

Два раза за последние сто лет совершенно неожиданно наступал быстрый и полный коллапс государства по схеме: «было, было и вдруг не стало».

Причина – не голод, не войны или репрессии, а глубокий и к моменту крушения уже непреодолимый разрыв между властью и людьми.

Главной политической проблемой нашей страны является не уровень и качество демократии или защиты свобод и прав граждан, как это принято считать, а неограниченная и тотальная ложь в качестве основы государства и государственной политики.

И причина здесь не просто в личных качествах первых лиц – Ельцина, Путина или Медведева: уже с момента октябрьского большевистского переворота 1917 г. российское государство построено на лжи. Ложь стала необходимым элементом государственной системы, которая уже более девяноста трёх лет является нелегитимной и должна это всячески скрывать.

Ложь – органический элемент современной эклектичной государственной системы, желающей сохранить свою историческую связь и с советским режимом, и с умершим самодержавием, и с современным миром. Это можно пытаться делать только путем непрерывной и всеохватывающей лжи.

Корень этой проблемы в катастрофе, но не геополитической, а национальной.

Почти сто лет – время жизни нескольких поколений – у нас прошли на основе полного разрыва с правом и законом, стирания национальной идентичности.

Самодержавная легитимность, основанная на идеях божественного происхождения царской власти и безусловного подчинения подданных, исчерпала себя еще в начале XX века. Это не означало обязательного конца монархии, но идея её конституционного ограничения вызрела, стала естественным результатом развития общества, общественного и индивидуального сознания, которое в России XIX – начала XX века шло особенно активно после Великих реформ 60-х годов XIX века. Моральное давление политической элиты и рост недовольства народа привели к отречению Николая II.

Вопроса «что дальше» после отречения не было. Практически всем было понятно, что дальше – Учредительное собрание, которое разработает и примет Конституцию. Учредительное собрание должно было легитимировать демократическую форму правления. Сами по себе выборы в Учредительное собрание – всеобщие, прямые, равные, с предоставлением равного права голоса женщинам – демонстрировали политический вектор, резкое отклонение от которого тогда казалось невероятным.

Это был шанс на мирную политическую трансформацию; шанс предотвратить гражданскую войну; шанс на то, чтобы ключевые вопросы тогдашней России – земельный, национальный, о войне и мире, решались с помощью демократических механизмов, в правовом поле; на то, чтобы принятые решения были легитимными. Шанс был реальным.

Более 44 миллионов человек в не самых простых с житейской точки зрения условиях участвовали в выборах, тем самым продемонстрировав и самим себе, и всему миру легитимность перемен в государственном устройстве и значение Учредительного собрания для России.

Даже большевики осуществляли государственный переворот под лозунгом защиты Учредительного собрания. Совет народных комиссаров, созданный декретом от 26 октября 1917 года, назывался «временным рабочим и крестьянским правительством», осуществлявшим власть «до созыва Учредительного собрания». Декрет о земле начинался с заявления о том, что земельный вопрос «во всем его объеме может быть разрешен только всенародным Учредительным собранием».

В 90-х проблема позитивной демократической легитимности власти так и не была решена.

Попытка реформировать советскую систему, путём поправок сделать номинальную (никогда не работавшую) Конституцию РСФСР действующей, а систему Советов совместить с принципом разделения властей закончилась событиями сентября-октября 1993 г.

Конституция 1993 года была составлена на злобу дня, обществом не обсуждалась, а обстоятельства организации референдума по её одобрению и подсчёта полученных голосов до сих пор вызывают очень серьёзные сомнения в ее принятии.

Легитимность политической системы 90-х была подорвана и этими обстоятельствами, и тем, что демократия осталась имитацией, не совпадающей с антидемократической олигархической «начинкой» власти. К старой лжи присоединилась новая – миф о неизбежности именно такого характера реформ; о том, что Ельцин и Гайдар в 1992 спасли страну от голода.

В самые «либеральные» годы члены царской семьи упорно не признаются жертвами политических репрессий, а станция метро Войковская, названая в честь человека, участвовавшего в хладнокровном убийстве царской семьи, в которую входили двенадцатилетний мальчик и четыре девушки, так и не поменяла своего названия, многие архивные материалы остаются закрытыми, празднуется «День чекиста» и т.д., и т.п. Все это – не просто слова и листки календаря, а целая цепь ассоциаций, логических связей, стандартов мышления, сковывающая современную систему с ее советской предшественницей. В результате сохранился и даже укрепился стиль жизни, в котором ложь и двоемыслие остаются среди системообразующих элементов. В политике возникло и укрепилось господство циничной «политической целесообразности», коррупция, управляемые выборы и медиа-войны.