Село притаилось под искрящимся снежным покровом. Не слышно напевного журчания реки, умолкли ручьи, притихли рощи, луга и поля.

Над крышами, над лесистыми холмами и дальше к югу до самого Балканского хребта — синее, холодное небо. По гребням Кадемлии и Юмрукчала лениво ползет туман, холодный и злобный, как гадюка. В хлевах подает голос скот. Вечером из узких окошек льется желтый свет коптилок и керосиновых ламп. На дворы и сады опускается тишина.

В дневную пору вокруг дымовых труб и под соломенными кровлями навесов и сараев чирикают зябнущие воробьи. Голодные сороки поклевывают спины свиней. Часто пролетают над селом стаи диких уток, гонимые с берегов Дуная северными ветрами. Когда задувает южный ветер, на стрехах повисают гроздьями сосульки. Отходит земля и крестьяне отправляются на свои полоски. По праздникам радость вытесняет все иное в крестьянских душах, и в домах допоздна звучат веселые песни.

Дом Караколювцев, грузная, неуклюжая громада, притулился под склоном бугра. Его нижний этаж, обмазанный глиной, сливается по вечерам с темнотой, а второй этаж выделяется побеленными известкой стенами. Галерея вдоль второго этажа улыбается долине с речушкой, Кадемлии и Юмрукчалу. Оголенная круча склона сползает на дом, словно хочет подмять его, но на ее пути встала высокая каменная ограда.