Хищник лежал под молодым каучуковым деревом и задумчиво грыз коготь. Уже около получаса над ним кружил крохотный «Моз» – лёгкий и манёвренный, как насекомое, вертолёт.

– Всемогущий Бодо! – думал Хищник, хмуро разглядывая стальное неаппетитное брюхо машины, – как им повезло, что я сыт и доволен этой жизнью! Пусть скажут спасибо буйволу, которого я поймал сегодня утром – эта машина уже валялась бы на лужайке, раскуроченная, как пустая консервная банка, а отважные лётчики тихо урчали бы в моём желудке…

Включив инфракрасный фильтр, Хищник разглядел внутри вертолёта мерцающие пятна живой плоти. Охотник часто, с присвистом задышал и поскрёб когтистой лапой мягкую, сочащуюся гумусом землю.

– Угораздило же их беспокоить меня на полный желудок, – проворчал он, вставая.

Вертолёт наверху гудел, как назойливый комар. С глухим рычанием Хищник нырнул в непроходимую чащу тропического дождевого леса. В камуфляжном боевом хитоне, делавшем его почти невидимым, он был похож на порыв ветра, тронувший бурые лохмотья лиан.

События развивались совсем не так, как хотелось бы. На следующий день SNC, как и было обещано, показало первый репортаж из Бентохо-Дель-Каса. Неутомимая Эйприл расспрашивала местных жителей о необычном явлении. Многие заметили яркий след в небе, но было ещё несколько человек, которым удалось увидеть сам предмет, со страшной скоростью пролетевший над городом.

– Честно говоря, я подумал, что это военный самолёт, – сказал хозяин местной пекарни. – Он не падал, а летел, и должен был приземлиться не ближе, чем в пяти милях к северу от города.

– Итак, дорогие друзья, – обратилась Эйприл к телезрителям, – сегодня наш вертолёт отправляется в самое сердце джунглей, где, надеюсь, удастся найти следы космического гостя. Смотрите вечером новости SNC!

Но в вечерних новостях Эйприл не появилась. Диктор с квадратной челюстью сообщил, что съёмочная бригада не вышла в условленное время на связь.

Наутро черепашки поднялись с постелей в шесть часов и сразу включили телевизор, где должна была начаться первая подборка новостей. Когда было объявлено, что из Бентохо-Дель-Каса получен свежий сюжет, друзья с облегчением вздохнули:

Если с Питом Бауманом кто-то и дружил, то только потому, что его дядя заседал в Конгрессе. У Пита было всё, и было бы ещё больше, если бы Господь наделил его хоть каплей воображения. А если бы Пит не был единственным ребёнком в семье, и его не испортило бы постоянное трепетное внимание со стороны родственников, то, возможно, из него когда-нибудь получился бы хороший парень. Но Питу не повезло. Единственным человеком, который относился к нему нормально, без поправки на всемогущего дядю был Кейси. По правде говоря, Кейси его просто жалел.

«Хотя с какой это стати я стал таким жалостливым?» – размышлял Кейси, разглядывая четырёхэтажный особняк Бауманов, за которым виднелся их фамильный, как любил выражаться Пит, аэродром.

Кейси открыл дверцу и выбрался из своего старенького «бьюика». Черепашки и Сплинтер, с трудом разместившиеся в крохотном салоне, молча проводили его взглядом.

Несколько минут назад у них разгорелся горячий спор. Кейси посетила сумасшедшая идея всё-таки попытаться уговорить Пита одолжить им вертолёт.

– Ты же сам говорил нам, что твой Бауман – морально прогнивший тип! – возмутился Мик.

…Всё-таки у Хищника был роскошный корабль. Роскошный не в том смысле, в котором это слово употребила бы Эйприл и другие женщины: красное дерево, хром, перламутровая сантехника и радиоуправляемый кухонный комбайн. Корабль был роскошен, скорее, с точки зрения ландскнехта, искателя приключений, морского пехотинца или мальчишки пятнадцати лет. Это был на сто процентов военный корабль, простой и удобный, как походный рюкзак спецназовца. Любая часть его, на первый взгляд, нехитрой обстановки могла выполнять несколько функций. Дверь, например, могла быть не только дверью, но и дополнительной секцией трюмных перегородок (на случай крушения на воде), холодильником, монитором, обогревателем и взрывным устройством мощностью в шесть мегатонн. Она могла открываться вверх, вниз, вбок, наружу, внутрь и могла не открываться вообще, сколько бы вы в неё не стучали руками, ногами, задней, простите, частью, молотком, прикладом, ковшом бульдозера, Эйфелевой башней и пластиковой взрывчаткой КУ-6. Два раза подряд заглянув за одну и ту же дверь, вы могли увидеть сначала моторный отсек, в котором ничего не было, кроме бесшумно раскачивающегося маятника, а потом – спальную комнату охотника, где он лежал ничком в небольшом углублении пола с остекленевшими глазами, дыша, как приоткрытый кислородный баллон. Не исключено, что, открой вы ту же дверь в третий раз, перед вами предстал бы рабочий кабинет Люцифера. Единственное, чего нельзя было обнаружить ни за одной из дверей – это душевую комнату и волю.

Проведя на корабле Охотника несколько дней, Эйприл так и не могла представить себе внутреннее расположение его комнат и отсеков. И это несмотря на то, что ей никто не запрещал свободно передвигаться по кораблю. Как ни удивительно, этот кровожадный псих, от которого после ночной охоты всегда нестерпимо разило мясокомбинатом, ни разу не дал девушке понять, что для неё существуют запретные комнаты и кнопки. Но, предприняв первую же экскурсию, любознательная Эйприл набрела на один отсек, беглого взгляда на который ей хватило, чтобы навсегда остаться фанатичной вегетарианкой и отказаться от прогулок по кораблю.

Охотник, видимо, совершенно не опасался того, что Эйприл когда-нибудь во время сиесты проломает ему череп какой-нибудь берцовой костью, которых немало валялось по углам. Он не связывал девушку и не пытался запугать её возбуждёнными речами на своём тарабарском языке. Эйприл, будучи не робкого десятка, ухмыльнулась про себя, и на какую-то долю секунды ей даже стало жалко этого самонадеянного урода. Как-то раз, ожидая его возвращения с ночной смены, девушка присматривала в комнате предмет потяжелее, когда её внимание привлекло какое-то слабое мерцание в одном из переходов. У Эйприл ёкнуло сердце, но она подошла поближе и… буквально окаменела от ужаса. Правда, правда. Эйприл вопила так, что даже Хищник (существо как-никак бывалое), спускавшийся в это время в корабль, заработал нечто вроде нервного тика.

Эйприл увидела в переходе саму себя: мёртвую, подвешенную к потолку вниз головой за какой-то омерзительный крючок. Очень нескоро до неё дошло, что это была просто мастерски сделанная голограмма. Но даже и тогда легче не стало. Теперь Эйприл ни на минуту не оставляло кошмарное видение и липкий неотвязный страх. Она несколько раз видела Хищника спящим, но стоило ей лишь подумать о каких-то решительных действиях, как у неё начиналась истерика. Охотник вполне мог усадить Эйприл в тяжёлый танк и спокойно ложиться под гусеницы – девушка не смогла бы нажать на ручку газа.

Вот так Эйприл и жила на корабле пришельца – относительно свободная и совершенно запуганная и подавленная. Она не понимала, зачем её здесь держат. Она не понимала, почему это существо не спешит пополнить свою коллекцию скальпов за её счёт. Она несколько раз наблюдала, как Хищник молится своему малосимпатичному, судя по всему, богу. Однажды страшная догадка ослепила мозг Эйприл: её готовят, как рождественского гуся, к какому-то кровавому ритуалу. Воображение, патологически распухшее за последнее время, готово было подсказать ей, как всё это произойдёт. Девушка гнала от себя все мысли, понимая, что больше не выдержит.

Удалая спасательная бригада под предводительством сержанта Даглиша по третьему разу прочёсывала этот участок джунглей. Сержант, поглядывая на свою команду, с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться горьким смехом. Шесть человек из Бентохо, позарившиеся на жалкую плату, уже несколько дней безрезультатно топтали высокую траву. Трое сезонных рабочих, двое бродяг и один пекарь, забросивший свою работу в надежде на пятьдесят долларов и шанс оставить в истории след своих стоптанных башмаков.

Сержант не сомневался, что шатание по джунглям ни к чему не приведёт. Он знал, где надо искать журналистку. Она могла быть только в стеклянном кратере и больше нигде. Последнее, по правде говоря, казалось изнурённому влажной жарой сержанту более вероятным… Но так или иначе, его жалкую команду теперь близко не подпускали к кратеру. Там сейчас работала сапёрная бригада капитана Уайзмена. Из кратера часами не вылезал полковник Роберт Снаг со своим помощником. Ещё при вылете из Нью-Йорка Даглиш понял, что этот невысокий человек в гражданском, приехавший в аэропорт на бронированном «олдсмобиле», будет у них за главного. Журналисты очень быстро ушли в тень. Последние два дня они ни разу не показались здесь, видимо, просаживая деньги в грязной хибарке у местного бакалейщика – единственного поставщика пальмового вина на пятьсот квадратных миль вокруг.

После исчезновения Эйприл телевизионщики отсняли ещё пару сюжетов, поданных под вывеской бразильской телекомпании, где профессор Баттл нёс такую откровенную чепуху про гуманоидов с Бета Кентавра, что на всю эту историю должны были наплевать с высокой башни даже идиоты. А диктор SNC ежевечерне делал трагическое лицо и объявлял, что следы Эйприл О'Нил найти пока не удалось. Никакой картинки при этом не показывали.

– – Сержант! – завопил вдруг Хосе, сезонный рабочий из спасательной бригады, – меня укусила змея! Ой, ой! Больно-то, больно-то как!

Вся бригада мигом сбежалась. «Господи, – подумал Даглиш, – с этими отчаянными парнями я найду журналистку ещё до рождественских каникул».

Внизу никого не было. Ветер, дувший со стороны болота, не принёс никаких звуков, кроме недовольного писка квакш, разбуженных ярким солнцем. Болото выглядело сверху потрясающе унылым: брошенное неполноценное дитя матери-природы, безмолвное и неподвижное.

– Там никого нет, Лулу, – Сплинтер потеребил свой ус и ещё раз внимательно прислушался. – А ведь только что Хищник рычал на все болото…

– Он там. Только рычать, боюсь, уже не будет никогда.

– Я очень надеюсь, что это так. Хотя здоровый скепсис ещё никогда не подводил старого Сплинтера.

– Мы будем очень осторожны и внимательны. Химу тоже не любят, когда враг застигает их врасплох во время праздничного обеда.

– Я вам опять говорю: не может быть, чтобы камень оказался сильнее килограмма тротила! – уверял кого-то Мик.

– Даже если ты прав, – отвечал ему Зозо, – подумай, что будет после этого взрыва с Эйприл!

– А какой формы её пещера? Там есть, где спрятаться?

Зозо молча покачал головой. Он устал спорить с этими черепашками, разбирающимися в камнях так же, как он – в телевизорах. Сплинтер вернулся из пещеры расстроенный – ему было очень жаль девушку, запертую, как зверь в клетке. Но вместе с тем он напомнил всем одну очень важную вещь: Охотнику как-то удавалось проникать в пещеру, причём без шума и взрывов тротиловых шашек.

– Наверное, есть потайной люк, – предположил Донателло. – Или потайная дверь.

– Пещера закрылась. Всё в порядке, – произнёс Мик, выглянув из-за зарослей жёсткой осоки. Остальные черепашки и Кейси лежали, укрывшись за травой и старались сдержать шумное дыхание.

Им посчастливилось найти замечательное укрытие: оно располагалось у подножия скал, но отсюда был виден вход в пещеру, находящуюся у самого края. 3аметить же их сверху было практически невозможно.

Мик, наблюдавший отсюда за Хищником, сообщил, что тот всё ещё крутится возле пещеры и кусает локти.

– Мик, дружище, подежурь ещё минут десять, – попросил его Кейси. – Я тебя потом сменю.

– Ладно, – отозвался Мик.

Сплинтеру наконец удалось остановить кровь. Он посмотрел на Эйприл, рубашка которой пошла на бинты и обнадёживающе произнёс:

– Тебе так даже больше идёт.

Эйприл улыбнулась. Только что Хищник прекратил долбить стену пещеры и, похоже, ушёл. Девушка вспомнила, как, живя когда-то в студенческом интернате, злилась каждый раз, когда кто-то из соседей начинал прибивать полки или мастерить что-нибудь. Над ней жил парень, который играл в студенческом камерном оркестре на литаврах. У себя в комнате он поставил огромный тамбурин и каждый вечер репетировал на нём… «Теперь я могла бы жить даже по соседству с председателем ночного клуба чечеточников», – с облегчением думала она.

– Эйприл, нам следует поднять Зозо на ноги как можно быстрее. Без него пещера никогда не откроется, – Сплинтер готовил лекарство из своих трав. Через подземный ход маленькие химу носили воду для примочек в своих странных сосудах.

– Я понимаю, сен-сей. Но… Послушай, Лулу, а ты не знаешь, как Зозо удалось отпереть пещеру?

Сапёры весь день гадали, куда мог запропаститься полковник Снаг. Обычно он, как одержимый, копался вместе со своими помощниками в кратере и выходил оттуда лишь на обед и на ночь. Солдаты сочиняли анекдоты о его невосприимчивости к запахам, исходящим из стеклянной воронки. Несколько раз он приказывал приносить обед прямо на рабочее место. Лейтенанта, который спускался к нему с термосом, однажды чуть не вывернуло, когда Снаг с шумом втянул в себя первую ложку лукового супа. Но полковник как ни в чём не бывало аккуратно съедал весь обед и принимался дальше за свои непонятные изыскания.

Даже капитан Уайзмен не знал, что ищет здесь этот человек. Всем было ясно, что Снаг работает на ФБР. Да он особо и не скрывал этого: на автомобиле, который подвёз его в аэропорт в Нью-Йорке, были номера Федерального Бюро… Но какое отношение ФБР может иметь к метеоритам, болидам или даже гуманоидам – этого не понимал никто.

Ранним утром караульные обнаружили, что мощный «Нисан», на котором Снаг обычно ездил в Бентохо, пропал. Они утверждали, что не слышали шума заводящегося мотора и при этом как-то загадочно замолкали. После недавнего ЧП, когда чуть не погибло с десяток солдат, намёки на нечистую силу давали поразительный эффект. Только на самом деле всё было, видимо, куда проще. Даже самый последний тупица во взводе знал, что караульные, вместо того чтобы стоять на часах, ночи напролёт режутся в покер. Так что машину запросто могли угнать местные жулики. А может быть, на ней уехал сам полковник, не желая никого ставить в известность об отъезде.

Так оно и оказалось. Помощник полковника, поднявшийся лишь к обеду после вчерашней пирушки у бакалейщика, с каменным лицом выслушал взволнованный рассказ караульного и заявил, что Снаг в четыре часа утра отбыл по неотложному делу в Боа-виста и скоро вернётся. И хватит тут распускать глупые слухи.

Да… За последние дни много случилось такого, отчего даже офицеры перестали брезговать паршивым пальмовым вином, которое продавал обнаглевший бакалейщик. Это просто невероятно, что сапёры, покалеченные каким-то психом в стеклянном кратере, остались живы и, как утверждает капитан Уайзмен, нормально долетели до муниципальной клиники в Сан-Паулу. Откуда взялся тот парень, никто толком не знал. Странный он был, что и говорить. И никто его не разглядел как следует: на нём была накидка, отражающая свет, которой он накрылся с головой. Но как он швырял сапёров, здоровых мужиков из Айовы, вы бы видели! Может, это боевик какой-то террористической команды индейцев-фундаменталистов?… Несколько часов сапёры корчились и выли от боли, пока не прилетел за ними наконец вертолёт. Никто тогда не мог и куска проглотить, не говоря уже о сне. Многие кричали, что в этом заплёванном Бентохо есть ветеринарная лечебница, где ребятам могли хотя бы болеутоляющие дать. Но Снаг сказал, что туда ехать нельзя: в Бентохо, мол, только вшей подхватишь и больше ничего… Одна надежда была на вертолётчиков. Погоду, как назло, объявили нелётную, да ещё на целых два дня. Тот мужик, который под ливнем посадил-таки свою «Дельту» неподалёку от базы, минут пять слова вымолвить не мог: вертолёт бросало в воздухе, как детский мячик. А когда раненых погрузили, и надо было подниматься снова, лётчик перекрестился и сказал: