Серию «Политическая наука» издательско-образовательного проекта «Навигатор» продолжает книга современного израильского историка Мартина ван Кревельда «Расцвет и упадок государства», первоначально вышедшая на английском языке в 1999 г. Этот автор уже знаком русскоязычному читателю по книге «Трансформация войны», вышедшей в прошлом году в рамках нашего проекта (в серии «Военная мысль»). В новой книге он убедительно демонстрирует, что процесс происходящей в наше время «трансформации» не ограничивается военной сферой, но затрагивает всю совокупность общественно-политических институтов человечества, получивших развитие в тот относительно недавний период истории, который принято называть Новым временем.

Институт государства (

state

), как он существует в наше время, обладает целым рядом свойств, которые мы считаем само собой разумеющимися. Государство является корпорацией, т.е. обладает собственным юридическим лицом, отличным от личности правителей; включает в себя правительственный аппарат и совокупность граждан (подданных), но не совпадает ни с тем, ни с другими; имеет четко определенные границы и существует только при условии признания другими государствами и т.д. Но такого рода институт ― довольно позднее явление в истории человечества, и нет никаких оснований считать его вечным. В своей книге Мартин ван Кревельд на основе богатого исторического материала описывает процесс зарождения, вызревания и расцвета государства-корпорации.

Значительная часть книги посвящена кризису этого института, происходящему на наших глазах. Причины этого кризиса, по мнению автора, в конечном итоге сводятся к потере государством легитимности ввиду его неспособности исполнять взятые на себя обязательства по поддержанию правопорядка, защите от внешних угроз и обеспечению населения «социальными благами». Упадок государства может в обозримом будущем привести к радикальной трансформации всего современного мира.

Разные страны, народы, социальные группы и территории, утверждает М. ван Кревельд, по-разному переживут эту трансформацию. Для одних могут открыться возможности для беспрецедентного развития и процветания, других ожидает стагнация, а третьих ― деградация и жалкое существование. Если автор прав, ― а его аргументы представляются весьма убедительными, ― то возможность попадания в первую группу зависит в том числе и от своевременного осмысления происходящих процессов. Именно поэтому редакционный совет проекта счел целесообразным выпуск настоящего издания на русском языке для читателей, живущих в России и других постсоветских странах.

При чтении представляемого вашему вниманию русского пе-рсподл необходимо иметь в виду следующее.

Государство, бывшее с середины XVII в. самым значимым и характерным институтом в современном мире, переживает упадок. Повсеместно ― от Западной Европы до Африки ― многие существующие государства вольно или невольно либо объединяются в более крупные союзы, либо распадаются. Независимо от того, распадаются они или объединяются, уже сейчас многие их функции перехватываются различными организациями, которые, какой бы ни была их природа, определенно не являются государствами.

Если рассуждать глобально, мировая система движется от собрания отдельных, территориально целостных, суверенных, юридически равных государств к иным, более иерархичным и во многих отношениях более сложным структурам. Что касается отдельных государств, есть весомые причины считать, что многие из них скоро либо не захотят, либо не смогут контролировать и охранять политическую, военную, экономическую, социальную и культурную жизнь своих граждан в той степени, в которой это осуществлялось до сих пор. Ясно без слов, что все эти изменения затрагивают каждого человека, живущего сейчас на планете. В некоторых местах изменения пройдут мирно, но в других они приведут (и на самом деле уже приводят) к потрясениям столь же глубоким и, возможно, столь же кровавым, как и те, которые сотрясали человечество при переходе от Средних веков к современному миру. Будут ли изменения желательными, как надеются одни, или нежелательными, как боятся другие, нам еще предстоит увидеть.

В этой работе я попытаюсь заглянуть в будущее государства, изучая его прошлое: предысторию формирования государства, его рост, созревание, апофеоз и пути распространения по всему миру. В главе 1 рассказывается о периоде (фактически охватывающем большую часть письменной и в особенности дописьменной истории), когда не существовало государства и, по крайней мере первоначально, даже правительства как организованной власти, которую одни лица осуществляют в отношении других. Глава 2 охватывает период от примерно 1300 г. (расцвет христианского мира ―

Res Publica Christiana

общества» и к созданию многих наиболее характерных для государства институтов, иключая бюрократию и ее статистическую инфраструктуру, вооружепиые силы, полицейский аппарат и тюрьмы. И главе 4 объясняется, как государство, открыв для себя силу национализма, впервые провозглашенного Мезером, Гердером и другими, превратилось из инструмента поддержания правового порядка и светское божество. Речь пойдет о том, как, накопив предельную мощь путем завоевания контроля над умами своих граждан и систематического облегчения их кошельков, государства использовали эту силу, чтобы столкнуться друг с другом (1914―1915) и воевать в таких масштабах и с такой убийс-твенной энергией, которая практически подвела их к грани самоуничтожения. В главе 5 описывается распространение института государства от места его первоначального бытования в Западной Европе на другие части земного шара, включая Восточную Европу, британские колонии в Северной Америке и Австралии, испанские и португальские колонии в Латинской Америке и, наконец, страны Азии и Африки. Последняя по порядку, но не по важности, глава 6 посвящена силам, которые в настоящее время подрывают государства по всему миру и которые, скорее всего, уже при жизни нынешнего поколения приведут многие государства к краху (как в случае с Югославией), к частичному отказу от суверенитета и к интеграции с другими государствами (как в Европе) или к децентрализации и ослаблению контроля над гражданами (если бы, например, республиканская партия осталась верной своему «Договору с американским народом» 1994 г.).

Как легко заметить, втиснуть столь обширную тему в одну книгу было очень непростой задачей. Тем, что я вообще смог это сделать, я прежде всего обязан моей спутнице жизни, Дворе Леви. Она была вынуждена выдерживать мои постоянные приступы черного отчаяния, и если бы не ее неустанная поддержка и преданность, эта работа никогда не была бы закончена. Я также хочу поблагодарить профессоров Габриэля Германа и Беньямина Кедара из Иерусалимского еврейского университета за частичное или полное прочтение моей работы, ее обсуждение со мной, внесение предложений и указание на ошибки, которые в противном случае ускользнули бы от меня. И главным образом я хочу выразить свою признательность моим приемным детям, Ади и Иона-тану Леви, за то, что все эти годы они были со мной. Эту книгу я с любовью посвящаю им.

Существует множество определений понятия «государство». В данной работе я не претендую на единственно верное понимание этого термина, просто такое определение является наиболее удобным для наших целей. Итак, государство

(state)

― это

абстрактная

сущность, которую нельзя увидеть, услышать или потрогать. Эта сущность не идентична правителям или подданным: ни президент Клинтон, ни гражданин Смит, ни даже собрание всех граждан, действующих сообща, не могут претендовать на то, что они

являются

государством. С другой стороны, государство включает в себя их всех и претендует на то, чтобы стоять над всеми ними.

Иными словами, государство, будучи отделено и от его членов, и от его правителей, является корпорацией, так же как

inter alia

[1]

ими являются университеты, профсоюзы и церкви. Как и любая корпорация, оно имеет своих директоров, служащих и пайщиков. Самое главное ― государство является корпорацией в том смысле, что оно выступает юридическим лицом

(persona),

из чего следует, что оно имеет права и обязанности, а также может заниматься различными видами деятельности,

как если бы

оно являлось живым существом из плоти и крови. Государство отличается от других корпораций тем, что оно, во-первых, санкционирует все корпорации, но само получает санкцию (признание) исключительно со стороны других образований той же природы, что и оно само; во-вторых, определенные функции (известные в обществе как атрибуты суверенитета) могут выполняться только им самим; и в-третьих, оно осуществляет эти функции на определенной территории, где его полномочия эксклюзивны и всеобъемлющи.

Государство, понимаемое таким образом, как и корпорация, частным случаем которой оно является, ― это сравнительно недавнее изобретение. На протяжении большей части истории, и особенно доисторического периода, существовали правительства, но не государства; на самом деле идея государства как корпорации (в противоположность просто группе, собранию или сообществу людей, объединившихся и живущих по общим законам) в то время не была известна. Эти догосударственные политические сообщества, возникавшие в столь разных цивилизациях, как Европа, Ближний Восток, Центральная и Южная Америка, Африка и Восточная Азия, отличались большим многообразием, тем большим, что они нередко вырастали друг из друга, завоевывали друг друга и сливались друг с другом, производя бесконечное множество форм, по большей части гибридных. Тем не менее, упрощая и опуская множество промежуточных типов, эти образования можно разделить на следующие классы: 1) племена без правителей, 2) племена с правителями (вождества

Западноевропейская феодальная система, возникшая после крушения империи Каролингов (представлявшей собой недолговечную попытку навести порядок в том хаосе, который воцарился с разрушившим Рим нашествием варваров), была децентрализованной даже в сравнении с подобными режимами в других регионах. При феодализме правительство не было ни «публичным», ни сконцентрированным в руках одного монарха или императора; вместо этого оно было распределено между многочисленными неравноправными правителями, связанными друг с другом узами вассальной верности и относившимися к правительственным функциям так же, как к своим личным имениям. Однако ситуация в Западной Европе еще более усложнялась исключительным положением, которое там занимала церковь.

В то время как в большинстве империй положение императора усиливалось тем, что он вел свое происхождение от бога или его пророка, в западном христианском мире правитель не был ни тем, ни другим. То же касалось Византии, но там положение спасало то, что за границами империи не было политически независимых греко-православных общин. На Западе же примерно с 1000 г. всегда существовали значимые страны и регионы, как Ирландия, Англия, Северная Испания, Скандинавия и Польша, которые хотя и были христианскими и, следовательно, подчинялись власти папы, не приносили вассальной присяги императору.

Еще больше усложняло положение то, что светская и религиозная столицы находились в разных местах. У Византии и Османской империи был Константинополь, у инков ― Куско со всеми его дворцами и храмами, но европейские императоры постоянно перемещались с одного места на другое. Большую часть времени они находились либо в понимаемой широко Германии, которая в то время включала современные Нидерланды, Бельгию, Люксембург, Лотарингию, Эльзас, Швейцарию и Богемию, либо в Северной или Южной Италии. Это означало, что в Средние века папа Римский был недосягаем не только для императора, но и для любого светского правителя. В отличие от аналогичных религиозных должностных лиц прочих империй папа имел собственные владения ― хотя они никогда не были в безопасности, и он вынужден был делить в них свою власть с влиятельными аристократическими семьями, такими как Колонна и Орсини. Он имел собственные вооруженные силы в форме военных орденов, для которых являлся верховным сюзереном, хотя эти силы были невелики и рассредоточены малыми группами почти по всей христианской Западной Европе, Средиземноморью и Ближнему Востоку

Наконец, империя Каролингов была уникальна тем, что государственная религия была старше самой империи и в целом ряде отношений находилась значительно выше ее по развитию. Церковь унаследовала язык западной Римской империи, а также многие ее юридические и политические традиции. На протяжении нескольких веков церковь обладала фактической монополией на грамотность, в результате чего без ее услуг не мог обойтись ни один светский правитель, владения которого были сколько-нибудь обширными и который мог реально надеяться превратить их в нечто большее, чем просто вождество или феодальное поместье. Попытка Карла Великого разрешить эту проблему, введя школы и образование, была недолговечной. Во времена мадьярского и норманнского завоеваний в IX―X вв. церковь и в особенности монастыри остались практически единственными центрами, где могло выжить что-то, хотя бы отдаленно напоминающее упорядоченную цивилизацию. Имущество церкви не было сконцентрировано в каком-то одном месте, а состояло из множества зданий и поместий, разбросанных по всей Европе. Поэтому она вынуждена была создать сложный финансовый, юридический и административный аппарат, способный преодолеть время и расстояние. Еще в 1300 г. этот аппарат значительно превосходил любую подобную структуру, имевшуюся у светских правителей.

Эти факторы объясняют, почему после смерти Карла Великого его статус религиозного главы был утерян. Все его преемники ссорились друг с другом и часто призывали церковь выступить посредником. В благодарность за это они предоставляли ей (или она оказывалась в состоянии взять себе) привилегии гораздо большие, чем имела религия в любой другой цивилизации. Примерно с 1100 г. церковь обладала, помимо власти формулировать и толковать Божественный Закон, правом назначать и продвигать по службе собственных должностных лиц; неподсудностью духовенства светскому суду; правом судить и наказывать свое духовенство, а также мирян в тех случаях, когда дело касалось заботы о душе; правом предоставлять убежище беглецам, спасающимся от светского правосудия; правом освобождать подданных от присяги, данной своим правителям; и, вдобавок во всему, огромными земельными владениями, отдельной системой налогообложения и кое-где ― правом чеканить монету. Не только высшие прелаты почти всегда принадлежали к знати, но, как и другие феодалы, церковь могла раздавать и получать бенефиции. Почти по всей Европе церковные домены и даже княжества существовали бок о бок с их светскими эквивалентами; главным различием было то, что церковный принцип наследования был не от отца к сыну (в данном случае ― всегда незаконному), но часто от дяди к племяннику. Так церковь интегрировалась в феодальную систему, поддерживаемая этой системой и, в свою очередь, поддерживая ее.

Зародившаяся в недрах феодализма и восходящая к временам Римской империи система правления, которая появилась в Европе в 1331 ― 1648 гг., в основном все еще носила личностный характер. Государства как абстрактной организации, обладающей собственным юридическим лицом, отличным от личности правителя, еще не существовало. Так, в Италии на рубеже XV―XVI вв. термин «государство» означал «правительственный аппарат»; например, Гвиччардини писал о «государстве Медичи» и «людях во Флоренции, стремившихся изменить государство»

[281]

. Поэтому неверно говорить, как это делали многие историки, что государство победило церковь, империю, знать и города. В действительности это было достижение автократически мыслящих королей или, как в Германии, правителей, имевших менее высокие титулы, но чье положение в их собственных обществах и по отношению к себе подобным носило монархический характер. Земли Лодовико Сфорца, Франциска I, Карла V и других были для современников маркизатами, графствами, герцогствами, королевствами и, конечно, империей. В каждом таком территориальном образовании могли существовать «сословия» (англ.

estates,

франц.

etats

): аристократия, духовенство и простолюдины. С другой стороны, то же самое слово в смысле «состояние» означало положение и ресурсы (особенно финансовые) каждого такого образования, которые могли составлять такую-то величину. Однако сами они стали называться государствами

(states)

только в первой половине ХVII в.

[282]

Те же самые современники продолжали средневековую традицию, представленную как церковными хрониками, так и

chansons de geste

[283]

, в которых история политических сообществ любого рода и размера представлялась почти исключительно в виде жизнеописания лиц, которые ими управляли. Для них не существовало развивающихся институтов, безличных сил и разнообразных факторов, которые в сочетании приводили к тому или иному результату. Самое большее, у них присутствовала средневековая идея колеса фортуны, вращение которого приводило к взлету или падению отдельных личностей, и которое теперь зачастую олицетворялось, как у Макиавелли, античной богиней судьбы Фортуной

Согласно весьма популярной работе Юста Липсия

Иными словами, централизация власти сама по себе еще не равносильна созданию государства. Как показано в первой главе, со времен Древнего Египта во многих политических системах, известных как империи, власть была предельно централизована, по крайней мере, теоретически и в той степени, насколько позволяли технические средства. Неудивительно, что монархи в XVII в. целенаправленно стремились подражать Римской империи, нередко вплоть до деталей ― в частности путем латинизации имен (например, Луи стал Людовиком), заимствования символики цезарей и пропаганды идеологии смирения и служения, известной как неостоицизм

Этот процесс, который представляет собой почти исключительно западноевропейское явление и который распространился на другие континенты гораздо позже, будет описан нами в четыре этапа. Во-первых, мы проследим появление бюрократической структуры и то, каким образом она освободилась одновременно и от королевского контроля, и от гражданского общества. Во-вторых, мы покажем, как эта структура укрепляла свою власть над обществом, определяя его территориальные границы, собирая всевозможную информацию о нем и облагая его налогами. В-третьих, мы должны разобраться с тем, каким образом при помощи бюрократии и налогов государству удалось создать вооруженные силы для использования вовне и внутри своей территории и таким образом установить монополию на применение насилия. В-чет-иертых, необходимо проследить то, как именно развитие политической теории одновременно сопровождало все эти изменения и оправдывало их.