Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.
ГЕОРГ БОРН И ЕГО РОМАНЫ
Творческая судьба Георга Борна поистине удивительна. На рубеже XIX—XX веков, когда вышло в свет большинство его романов, Борн был одним из популярнейших авторов своего времени. Его романы выходили огромными по тем временам тиражами, выдерживали множество переизданий, немедленно переводились во многих странах. Круг его читателей был необычайно широк. Ведь Георг Борн был выдающимся мастером развлекательного авантюрного романа, жанра самого демократичного, доступного, понятного и белошвейке, и чиновнику, и студенту, и вельможе. Этим жанром никогда не пренебрегала интеллектуальная элита, — ведь и в наше время доктор философии с удовольствием читает Агату Кристи или Джеймса Чейза.
Признание и слава пришли к Георгу Борну еще при жизни. Он был из тех немногих литераторов, кто мог позволить себе жить только за счет своего литературного труда. Однако высокие гонорары и широкая популярность не смогли обеспечить творчеству Борна ни почетного места в истории литературы — горький удел всех авторов развлекательных жанров, — ни долгой памяти потомков. Уже к тридцатым годам нашего века Георг Борн, как и многие его немецкие соратники по жанру, был забыт. Потрясения начала века, две мировые войны, социальные революции, взлет авангарда в 20-х годах, раздел Германии на два государства, — как вихрь, смели утонченную тепличную культуру рубежа веков: болезненно-хрупкие цветы декаданса, нежные матовые полутона символистской поэзии, изящество и пикантность авантюрного романа.
Сейчас имя Георга Борна неизвестно даже специалистам-филологам. Оно не упоминается ни в монографиях, ни в справочниках, ни в учебниках литературы. Причем следует заметить, что этому способствовали не столько особенности его творческого наследия, сколько исторические обстоятельства, которые далеко не всегда бывают справедливы.
Часть 1
I. ТЮИЛЬРИ
Дворец Тюильри в Париже в былое время служил только временным местопребыванием королей. Постоянной резиденцией французского двора он был избран в 1800 году Наполеоном I, когда последний навсегда поселился в нем. Затем он был официальной резиденцией Людовика XVIII, Карла X и Людовика Филиппа. Из него исходило несчастное правление императора Наполеона III, которое, как мы увидим, должно было постыдно пасть.
Господствовавшее в придворной партии высокомерие, исходившее от императрицы Евгении, возобладало в высшем обществе, и желание заглушить ропот народа кровопролитной войной, беспримерной в истории, привело виновников оной к ужасной каре. Мы покажем сейчас те неблаговидные деяния и возмездие за них.
Весной 1870 года праздник за праздником происходил в императорском дворце, который состоял из трех частей. Северная, включающая многочисленные залы, гостиные и кабинеты, называлась павильоном «Marsan», затем павильон «de l'Horloge» и, наконец, южное крыло, известное под названием павильона «de Fleurs». Между двумя последними расположены покои императорской фамилии, придворные же празднества проходили в павильоне «de l'Horloge».
В маршальском двухэтажном зале, который занимал в глубину все здание, увешанном портретами знаменитых маршалов и генералов, собирались обычно роскошно одетые гости императорской четы. Высокие двери, украшенные орлами и позолоченными коронами, вели в роскошный тронный зал и в изящно отделанную галерею Дианы.
Стоящая над бездной империя только что пережила последний министерский кризис. Сейчас мы видим в зале герцога Грамона с министрами Оливье и Лебефом в дружеском разговоре. Эти господа не подозревают, что они через несколько месяцев, оставленные своими приверженцами, проклинаемые народом и осужденные историей, только с накопленными богатствами в руках, должны будут искать спасения в бегстве. Они были опорой империи, исполнителями планов честолюбивой испанки Евгении Монтихо, графини Теба, сделавшейся императрицей.
II. ГРАФИНЯ И ЕЕ ДОЧЕРИ
Наступил 1843 год. Прадо, это восхитительное место для прогулок знатного мира в Мадриде, которое своими роскошными группами деревьев, отдаленными дачами и бесчисленными аллеями напоминало Булонский лес в Париже, был наполнен наездниками и дорогими экипажами.
В эти часы забывалось тяжелое, печальное бремя, несколько лет уже тяготевшее над Испанией. Война за престолонаследие опустошала некоторые провинции все больше и больше, и нельзя было надеяться на скорый конец. Но в Прадо невозможно было заметить ни нужды, ни печали — куда глаза ни устремлялись, везде встречали блеск и роскошь!
Между многочисленными экипажами с гордыми и быстрыми лошадьми, ехавшими по широкой дороге, особенно один выделялся своим великолепием и прекрасным сложением четырех андалузских рысаков, которые грациозно бежали перед роскошным экипажем. По сбруе, оправленной в серебро, по богато вышитой ливрее, можно было заключить о большом богатстве тех, кто сидел на белых шелковых мягких подушках и наслаждался свежеющим воздухом начинающегося вечера. По большим гербам можно было узнать экипаж чрезвычайно богатого лорда Кларендона, который временно жил в Мадриде — его самого, однако, не было в карете, там сидели три дамы, которые своей красотой делали экипаж еще более достойным восхищения.
К тому же он был еще окружен богатыми и знатными всадниками, которые усердно старались удостоиться взгляда или ответа на свои низкие поклоны. Иная донна смотрела украдкой и с нарастающей завистью, как кавалеры двора соревновались в том, чтобы быть замеченными тремя дамами.
Затем приблизился к ним экипаж старого инфанта Генригуэца, и весьма любезный двоюродный брат королевы-матери Марии-Христины позволил себе бросить для этого приготовленный букет цветов, достойный зависти.
III. В АРАНХУЭССКОМ ПАРКЕ
Прошло несколько недель после описанного разговора. Наступило военное, кровавое время для Испании!
Войска дона Карлоса, брата умершего короля Фердинанда VII, который все еще не отказался от своей претензии на испанский трон, дошли уже до Мадрида. И Мария-Христина, которая в сообществе с активно действующим Эспартеро управляла за молодую королеву Изабеллу, за несколько дней уже бежала с ней и со всем двором в Аранхуэс, ибо бомбы карлистов, несмотря на все отчаянные нападения христиносов, долетали до высоко расположенного мадридского королевского замка.
Аранхуэс был в любое время любимым пристанищем испанских государей и государынь, даже летом они искали здесь отдохновения, а потому и на сей раз местопребывание это играло роль не только убежища, но и приюта для наслаждений.
Королева-мать не упустила случая взять с собой в Аранхуэс страстно любимого ею после смерти своего мужа и заметно предпочитаемого лейб-гвардейца Мунноца, красивого и прекрасно сложенного мужчину. Она сделала его, несмотря на то, что он был сыном мелочного торговца в Тарануне, герцогом Риансаресским и не пустила его в армию, к которой он, без сомнения, принадлежал, в такое опасное время под предлогом, что она должна была иметь в непосредственной близости смелого и отважного защитника.
Мария-Христина, мать молодой королевы Изабеллы, отлично умела придать своим наклонностям блеск правды, и оттого она была очень опасным и безнравственным примером для своей дочери и для придворных дам.
IV. ЧЕРНАЯ ЗВЕЗДА
В то самое время, когда все описанное происходило в парке Аранхуэса, на опушке небольшой темной каштановой рощи, перед которой тянется равнина Новой Кастилии, около камней и кустарников лежали два каких-то странных человека. Их можно было сначала принять за воров, которыми изобиловала Испания во время господствовавших тогда беспорядков, но мундир их свидетельствовал, что они принадлежат к партии дона Карлоса.
На них были одеты короткие полуплащи, золотые нашивки на которых говорили, что это не простые солдаты; синие брюки, опоясанные красной фагой, и небольшие саки; золотые украшения, которые блестели при заходящем солнце, завершали экипировку воинов. Около них лежали шпаги и карабины, а за фагой виднелись блестящие рукоятки кинжалов. Их лошади были привязаны в чаще в двадцати шагах отсюда.
Один из них, человек лет тридцати пяти, подперев свою голову рукой, пристально смотрел вперед. Его лицо, окаймленное темной, тщательно ухоженной бородой, имело тонкие черты и показывало, что это был человек знатного рода. Даже усталость от долгих и беспокойных походов не могла истребить этих признаков. Хотя жгучее солнце Испании и сделало смуглым его лицо, но не изменило благородные черты.
— До сих пор еще нет и следа Филиппо, — тихо сказал другой, темные большие глаза которого блуждали по равнине. Он, казалось, был еще выше и еще более широкоплеч, чем лежащий около него товарищ, несмотря на то, что, по-видимому, на много лет был моложе его. Резко очерченные черты, смуглый цвет лица и небольшой золотой образок, висевший на шее, доказывали, что он испанец.
— Клянусь именем Пресвятой Девы, он что-то долго не едет. Как далеко отсюда до Аранхуэса, Олимпио? — спросил первый, приподнимаясь.
V. ПОХИЩЕНИЕ МОЛОДОЙ КОРОЛЕВЫ
Прежде чем вернуться в парк, на темных аллеях которого мы оставили гуляющих Изабеллу и Евгению, да будет нам позволено сказать несколько слов о прошлом этой молодой поверенной королевы, а также и об ее родных. Мать обеих прелестных сестер Евгении и Марии, гордая и умная графиня Теба, одаренная многими достоинствами, была дочерью честного купца Кирпатрика, жившего на острове Малага. Такое превращение покажется, может быть, странным, так как в госпоже Монтихо не было ничего такого, что бы могло выдать ее происхождение из лавки торговца, но это так удавшееся превращение, конечно, послужит доказательством того, что дочь купца Кирпатрика не была лишена известных талантов.
Она сумела привязать к себе жившего тогда на Малаге артиллерийского экс-офицера Монтихо, графа Теба. Девица была хороша, мила и умна. Эти качества уже покинули графа, бывшего гораздо старше ее, а потому едва ли можно назвать чудом, что граф был побежден и попросил ее руки, а прекрасная Кирпатрик согласилась вступить в брак с лишенным средств стариком потому только, что он сделал ее графиней Теба. К тому же осколок ядра лишил Монтихо правого глаза, вследствие чего он носил большую черную повязку, закрывавшую эту ужасную впадину, но все-таки можно сказать, что для графини он был сущим кладом и чуть ли не красавцем.
Новобрачные, несмотря на все это, казалось, жили чрезвычайно счастливо. Сначала они отправились в Мадрид, а потом в Париж. Благодаря своему уму и красоте графиня Теба Монтихо скоро составила около себя значительный блестящий кружок из знатных людей, которые считали за честь оказывать постоянное внимание и услуги молодой донне.
Брак графа был вскоре благословлен рождением дочери, которой дали имя Мария. Говорят, что счастливый отец нежно любил этого хорошенького ребенка и носил его на руках, из чего видно, что Монтихо был чрезвычайно добрым, верным мужем и отцом, но вскоре опасная болезнь сразила его, и он умер на руках своей жены, которой в эти тяжелые минуты служил опорой и советником лорд Кларендон, умный и обладающий большим богатством англичанин.
У графини Теба вскоре после смерти графа родилась вторая дочь, Евгения. С этого времени салон прекрасной вдовушки стал сборным пунктом знати. В Мадриде или Париже, где бы ни появилась прекрасная графиня Теба, дом ее был полон комфорта и открыт для многих. Наибольшее же предпочтение она оказывала богатому лорду Кларендону, который проявлял почти отеческие заботы по отношению к дочерям графини, в особенности к Евгении.
