О том, как в наши дни, в России, в городе Москве, выброшенный из привычной деловой и социальной среды человек, мужчина 45–50 лет, с хорошим образованием, проходит через ряд необычных для себя обстоятельств: приобретает друзей, поддержку олигарха, становится «опекуном» (по роману – телохранителем мальчугана, у которого «папа сидит на нефтяной задвижке»). «Поднимает» богом и людьми забытую свою родную деревню… Избавляет её от пьянства, разрухи в головах…
В романе и язык общения соответствующий, и песни, смех, и слёзы, и юмор, и… бандиты, и танцы у костра… и поездка с детьми в Москву в педагогическую академию, и налёт МЧС, и…Не только человек нашёл себя, но и деревня, люди.
Часть первая
Так всё же, есть ли она жизнь, после… жизни?!
Ну, всё, конец! Я – БЖР. Да, именно, безработный житель России. С сегодняшнего дня. Без работы, без будущего, без… Совсем свободный. А хлопнул дверью на работе потому, что… Точнее, меня выгнали. Ну, не выгнали, а предложили. Потому что мне пятьдесят пять уже. В общем, какая теперь разница, выгнали-предложили!
– Понимаешь, дядь Жень, – доверительным, успокаивающим тоном, каким родители обычно разговаривают с ребёнком, когда хотят его уложить раньше времени спать или когда зря наказали. – Наш шеф – только между нами! – конечно, козёл, но с ним спорить, как против ветра, сам понимаешь! Я честно тебе скажу, он давно на тебя зуб точил… – заглядывая в глаза, ей двадцать шесть, мне в два раза больше, говорила секретарша, водя сверху вниз наманикюренным пальчиком по моему галстуку. Она по совместительству ещё и кадровика, и, в общем, всё то, что нужно бывает шефу – мужику, то есть. Все это видели, все это знали, оправдывали её. Ну, что вы хотите, молодая ещё, да и фигурка ничего… Главное, разведена, на руках второклассница дочь, значит, вынуждена за работу держаться. Вот начальник и пользуется… Житейское дело. – Его злило, я знаю, – успокаивая меня, продолжала она мурлыкать. – Что ты такой… эээ… ну, мудрый что ли, опытный… эээ…в делах… Старше. Часто против его решений. Ну, вот он и злился, дурак. Да-да, дурак он, конечно, дурак! Но спорить с ним… Понимаешь? Приказ ведь уже подписан. Ты извини меня, ладно?.. По мне, так уж лучше бы он ушёл. Но, сам понимаешь… Ты не сердишься на меня, а дядь Жень? Евгений Палыч? Слышишь меня? – Татьяна кокетливо дёрнула за галстук. Это и вывело меня из оцепенения, ступора, скорее всего.
– Да, слышу… – копаясь в обидах, выдохнул я. – Нет, Таня, какие обиды?..
Часть вторая
Министр в общем-то нам и не потребовался. Нас радушно приняли в Московской педагогической академии. Государственный пединститут в прошлом.
Ректор, когда я созванивался, узнав кто я и откуда, сразу же пообещал организовать встречу с группой своих выпускников-дипломников, но перед этим лично захотел переговорить со мной. Как с явлением чрезвычайной важности по нынешним временам. Так прямо и сказал: «И для меня, и для академии это очень важно. Буду чрезвычайно рад познакомиться с вами. Чрезвычайно! Это для нас событие. Такую просьбу я жду уже лет пятнадцать. Ещё с восемьдесят восьмого… Да! И вот… Буду очень рад. Очень! Ждём вас. Спасибо».
В назначенное время я приехал не один. Со мной целая делегация. Так получилось. Детская. Как только я заявил, что собираюсь за учителями в Москву ехать, такую бурю ребячьего восторга пережил, что отказать им в поездке просто не смог. Да и взрослые поддержали: «Ну пусть, Палыч, съездят. Если что, в скверике посидят, мешать не будут. Главное, Москву посмотрят, да и тебе не скучно… Делегаты ж как-никак с тобой, не один». Ребятня и выдвинула достойных. После не долгих, как я слышал, но очень бурных дебатов – по последней кандидатуре в основном – ими оказались: Мишель, что естественно, Вера, рассудительная и спокойная девочка, безальтернативно, и… Тонька. Да, малец Гошка. Такую цепь неоспоримых доводов в свою пользу – торопясь и глотая окончания мальчишка привёл, откуда что взялось. Я не всё понял, но строгое собрание разобралось, и с перевесом в один голос кандидатура Тоньки в конце концов с радостным визгом счастливчика прошла. «Ур-ра! – несколько минут, сумасшедшим голосом, не останавливаясь, как заведённый орал Тонька. – Я еду! Еду! Я учительницу себе выбирать еду! Едуууу!» Тонька был счастлив. Таким я его ещё не видел. Ходил, делегат, маршируя на прямых ногах, вокруг моего стола, выпятив грудь, светясь улыбкой. Не мог остыть. Так был горд, так счастлив, что его выбрали, что ему доверили…
Главные его доводы, что дали ему проходной балл: «Очень мало места он, если хотите знать, займёт, хоть в машине, хоть в поезде; что неделю – на спор – может не спать, если нужно сторожить или что; меньше всех ест – легко может обойтись чаем с сухарями, не как некоторые, большие; и память у него лучшее всех… Лучшее. Всё запомнит, ничего не забудет, и слово в слово передаст ребятам. Вот». По этому поводу немедленно вспыхнул жаркий спор высокого собрания, но Тонька едва не плача, перекрикивая весь шум, с отчаяньем заявил: «А вот маленьким всегда нужно уступать… Сами же говорили… Говорили!» И первым поднял руку «за» себя. Так и победил мальчишка.
