Немногие мифы имеют столь же широкое распространение, как тот, что наиболее известен под названием «Трикстер» и является предметом нашего рассмотрения. Лишь о немногих мифах мы можем с такой же уверенностью сказать, что они представляют собой древнейшее выражение человеческой мысли. Считанные единицы сохранили первоначальное содержание неизменным. Миф о Трикстере проявляет себя в отчетливой форме в мифологии как простейших, так и более сложно организованных племен аборигенов. Мы сталкиваемся с ним у древних греков, у китайцев, японцев, а также у семитских народов. Многие черты, присущие Трикстеру, запечатлены в фигуре средневекового шута и сохранились вплоть до настоящего времени, обнаруживая себя в спектаклях о Панче и Джуди и в клоунаде. Несмотря на постоянные переплетения с другими мифами, зачастую радикальное преобразование и переинтерпретацию, основной сюжет никогда не дает спутать себя ни с чем иным.

Совершенно очевидно, что в данном случае мы являемся свидетелями персонажа и темы (или нескольких тем), обладающих особенной и непреходящей привлекательностью и необычайной популярностью у людей со времен зарождения цивилизации. В форме, которую можно считать наиболее ранней и архаичной, а именно в той, которая обнаруживается у индейцев Северной Америки, Трикстер одновременно предстает как творец и разрушитель, дающий и отвергающий, обманщик и жертва обмана. У него нет сознательных желаний. Его поведение всегда диктуется импульсами, над которыми сам он не властен. Он не знает ни добра, ни зла, хотя и несет ответственность и за то, и за другое. Для него не существует ни моральных, ни социальных ценностей; он руководствуется лишь собственными страстями и аппетитами, и, несмотря на это, только благодаря его деяниям все ценности обретают свое настоящее значение. Однако, как повествует миф, все это характерно не только для Трикстера. Подобными чертами обладают и другие связанные с ним персонажи: животные, различные сверхъестественные существа и чудовища, а также человек.

Сам Трикстер часто отождествляется с некоторыми животными, такими, к примеру, как ворон, койот, кролик, паук — образы которых, однако, лишь отдаленно напоминают конкретных представителей животного мира. В основе своей его образ не обладает четко определенной и постоянной формой. В том виде, в каком он выступает в публикуемой здесь версии мифа, Трикстер предстает перед нами как еще только зарождающееся нечто, лишенное всяких пропорций, как фигура, несущая на себе слабый отпечаток чего-то свойственного человеку. В данной версии он обладает внутренностями, которые обернуты вокруг его тела, и таким же длинным пенисом, увенчанным мошонкой и также обвивающим тело. Однако о том, каков его конкретный облик — и это весьма показательно — нам ничего не сообщается.

Смех, юмор и ирония пронизывают все поступки Трикстера. Реакция слушателей-аборигенов на него и его поступки — смех с тенью ужаса на лице. И нет никаких оснований считать, что эта реакция вторична или является результатом позднейшего развития. Хотя всегда трудно сказать, смеется ли аудитория над ним самим, над его проделками или над тем скрытым смыслом, которым обладают для нее его поведение и поступки.

Как нам интерпретировать этого удивительного персонажа? Имеем ли мы здесь дело с работой мифопоэтического воображения, общего для всех людей, которое в определенный период истории рисует перед нами картину мира и самого человека? Есть ли это speculum mentis, в котором отражается борьба человека с самим собой и с миром, куда он был выброшен помимо собственного желания и согласия? Ответ ли это, или же едва уловимый намек ответа на вопросы, которыми задается человек — сознательно или бессознательно — со времен своего появления на земле?