Машинально переставляя уставшие ноги, пони медленно спускался по косогору и вдруг встал, испуганно дрожа.

Кэлюмет Марстон, покачнувшись в седле, очнулся от неприятных размышлений и, сжав зубы, схватился за тяжелый пистолет. Он быстро огляделся вокруг и, когда увидел предмет, испугавший его пони, совсем не удивился. За последние два дня с ним бывали подобные случаи, и еще ни разу Марстон не позволял своему пони понести или свернуть с дороги. Он и сейчас крепко его держал, со злостью дергая за повод.

В десяти шагах перед пони посреди тропинки извивалась гигантская блестящая змея, ее круглые глаза горели ненавистью. Кэлюмет вонзил шпору в левый бок пони и дернул повод влево. Пони покачнулся и повернулся правым боком к змее, его туловище дрожало от страха.

Пистолет в руке Кэлюмета с грохотом выстрелил, и огромная змея свернулась в судорожно извивающуюся массу. Секунду Кэлюмет следил за ней и, увидев, что рана, которую он нанес, не смертельна, заставил пони еще продвинуться вперед. Двумя точными выстрелами он отсек змее голову. «По величине она будет с человека»,— подумал Кэлюмет. Он уселся поудобнее и скомандовал пони:

— Вперед, проклятое животное!

Чувство, которое не тревожило его все эти годы, заставило Кэлюмета направить пони к дальнему углу загона для скота, где он в последний раз видел мать. Пока он ехал сюда, у него не было никаких переживаний, но, подойдя к могиле, он испытал жестокое удовлетворение и грустное пренебрежение. Здесь не было ни камня, ни даже могильного холмика, а только небольшой клочок земли, поросший сорной травой. Кэлюмет не удивился. Все было так, как он и представлял в те краткие мгновенья, когда разрешал себе вспомнить прошлое. Он почувствовал удовлетворение не потому, что побывал на могиле матери, а потому, что его суждение об отце подтвердилось. И хотя он не любил и мать, сейчас вся его ненависть сосредоточилась на отце. Жуткий гнев и презрение закипали в нем, когда он направил пони к дому. Он не торопился и, остановив Черную Ногу, небрежно сидел в седле, осматриваясь. Вокруг все полуразрушилось, почти руины. Строения не были похожи на те, которые он помнил. Они осели на одну сторону, крыши как будто с издевкой кланялись ему. Забор во многих местах сломался, за ним стояли два тощих пони, казалось, не в силах сдвинуться с места. Кэлюмет испытывал странное ликование. Его душа наполнилась мстительным и радостным удовлетворением. Судя по виду этих строений, его отца преследовали неудачи. Кэлюмет даже улыбнулся, увидев, что сарай, где ютились работники отца, которых тот ненавидел, готов вот-вот рухнуть. Привела его в восторг и бездействующая ветряная мельница. Закончив осмотр, он не направился прямо к дому, он решил поехать в объезд через лесок. Он хотел внезапно увидеть отца и удивить его.

Пони не стоило оставлять в загоне, где находились эти два жалких животных. Поэтому Кэлюмет, добравшись до края леса, совсем близко от дома, спешился и привязал пони к дереву. Через мгновение он уже стоял перед дверью а искал засов. Медленно отодвинув его, он вошел и остановился на пороге, держась правой рукой за косяк. Эту комнату отец всегда использовал как контору. В серых сумерках Кэлюмет пытался разглядеть хорошо знакомые предметы: письменный стол-конторка, несколько стульев, диван, дешевые гравюры на стенах. Его охватило чувство, которому трудно дать название. Он даже побледнел немного и сжал зубы и кулаки. Воспоминания снова нахлынули на него.

Долго он стоял так в дверях. Затем подошел к конторке и нерешительно положил руку на крышку. Отец, очевидно, ужинал в другом конце дома. Он решил не мешать ему и сел на стул перед конторкой. Так прошло довольно много времени. Отец, наверное, будет неприятно .удивлен, встретясь здесь с ним через пять минут.

Сидя на стуле, Кэлюмет почувствовал, как устал, и устроился поудобнее, вытянув ноги. Пять минут уже превратились в десять, а он все еще сидел неподвижно, глядя в окно на темнеющее небо. Становилось совсем темно, и Кэлюмет слышал протяжный заунывный вой' волков, кваканье лягушек на реке и крик совы неподалеку. Он задумался. Ничего не скажешь — хорошее возвращение домой. Сердце его наполнилось горечью. Руины, темноту, запустенье нашел он здесь. Это все, чем встретил его отец. Смертельная ярость охватила его, страстное желание все разрушить. Мускулы его были напряжены, кровь стучала в висках, голова кружилась. Если бы отец появился сейчас, ему пришлось бы плохо. Страшным напряжением воли Кэлюмет поборол в себе это настроение. Мышцы его расслабились, он снова развалился на стуле, вытянув ноги. Свертывая самокрутку, Кэлюмет заметил, что руки его действовали по-прежнему уверенно. Как-то он слышал, как один человек говорил кому-то, что у Кэлюмета Марстона нет нервов. Он это знал и сам. Сознавал он и то, что твердый самоконтроль делал его страсти еще более опасными.

Ночная темнота заволакивала комнату. Из другой части дома не доносилось ни звука. Кэлюмет наконец решил поискать отца. Он встал, прикурил и, отбрасывая спичку, ударился рукой о спинку стула, на котором сидел. Выругавшись сквозь зубы, он поддал стул ногой, и тот, отлетев в угол комнаты, с грохотом упал. Кэлюмет даже хотел еще раз пнуть его — такое жуткое было настроение, но, поняв, что бесполезно нападать на неодушевленные предметы, только выругался еще раз. Он постоял еще мгновение, надеясь, что отец, возможно, услышит шум и придет разузнать, что тут происходит. И действительно, скоро он услышал приближающиеся шаги. Отец услыхал, идет сюда! Кэлюмет стоял посреди комнаты, не зная, то ли ему оставаться здесь, то ли спрятаться, чтобы отец искал его. Он окончательно решил остаться, затянулся в темноте, и самокрутка вспыхнула, как светлячок. Шаги приближались, и Кэлюмет услышал слабый скрип двери: дверь из столовой всегда скрипела. Отец, очевидно, был без лампы, лишь вдали, наверное в кухне, которая находилась за столовой, брезжил тусклый свет. Полоска света становилась все шире, дверь распахнулась настежь, на пороге встал прямой, костлявый человек.

Наступило тяжелое молчание. Кэлюмет поднял упавший пистолет и положил на стол позади себя. .Девушка следила за каждым его движением, очевидно, подавленная тем, что он только что сказал. Это уже становилось странным. Кэлюмет решил положить конец этой комичной сцене. Он поставил стул ближе к девушке, уселся на него и сказал, указывая на другой стул:

— Садитесь.

Она колебалась и все еще казалась испуганной. Наконец она села. Кэлюмет поднял свечу и поставил ее на стол рядом с пистолетом. Сделав это, он начал свертывать самокрутку, поглядывая на девушку и ее деда, который уселся в кресло и с удивлением уставился на Кэлюмета. Усмехаясь, Кэлюмет, сказал:

— Думаю, я не очень помял вас. Бывает, что люди ошибаются.— Он перевел взгляд на девушку.— Что вы делаете здесь, в «Лэйзи Уай»?

— Мы здесь живем.

В комнате повисло молчание, и продолжалось это так долго, что обстановка становилась гнетущей. Ночные шумы проникали через закрытую дверь, лунный свет сквозь ветви деревьев лился в окно и падал на искаженное вечной усмешкой лицо Кэлюмета. Глаза Бетти казались неподвижными при мигающем пламени свечи, как будто она пыталась разгадать тайну сидящего перед ней человека. Она видела, что сорвала с него обычную маску, и холодная улыбка тронула ее губы.

— Вы мне надоели,— медленно сказал он.— Если вы находите хоть какой-нибудь смысл в. том, что сказал старый дурак, то катитесь к черту. Это вы собираетесь меня исправлять?! Вы будете моим судьей?! Вы, вы!.. Бедное, наивное существо, какое вам до всего этого дело? Какое вы имеете право сидеть здесь и говорить мне, что собираетесь стать моим судьей? Зачем вы суете нос в мои дела?.. Где деньги? — угрожающе закончил он.

— Деньги спрятаны,— спокойно ответила она.

— Где?

— Это мое дело,— в ее голосе прозвучал вызов.— Никто, кроме меня, не знает этого. А я не скажу, пока не наступит время. И не вздумайте пугать меня,— уверенно сказала она.— Если вы не хотите выполнять волю вашего отца,— вы свободны, можете ехать, куда вам угодно.

На рассвете следующего утра Кэлюмет повернулся на спину, лениво потянулся и открыл глаза. На него нахлынули воспоминания о событиях минувшей ночи. Он нахмурился и сел, вслушиваясь в звуки дома. Клэйтоны уже встали: до него донесся звон тарелок. Аппетитный запах жаркого щекотал ноздри.

Он поднялся и хмуро уставился на седло. Собираясь ехать домой, он запасся сухарями и вяленым мясом, но все это кончилось еще день назад. Запах жаркого напомнил ему, что он страшно голоден. Однако ситуация, в которой он очутился, не обещала плотного завтрака. Но Кэлюмет все-таки решил остаться — не уходить же голодным, когда рядом была еда.

Взвалив седло на плечи, он пошел на конюшню, где оставил своего пони. Он накормил пони зерном, которое нашел в ящике и, хлопнув дверью конюшни, очень оживленный, пошел в дом. На скамейке у двери в кухню стоял небольшой таз. Кэлюмет наполовину наполнил его водой из ведра, которое стояло на крыльце, вымыл лицо и руки и взял с гвоздя чистое полотенце. Когда он вытирался, из дома послышались взволнованные приглушенные голоса. Он открыл дверь и встал на пороге.

Посреди кухни на столе, накрытом белой скатертью, стояли тарелки с ароматной пищей. От противоположной стены кухни на Кэлюмета смотрел Мэлколм Клэйтон. Бетти, очевидно, переживая столкновение минувшей ночи, тоже повернулась лицом к Кэлюмету. В ее позе не было и тени страха. Гордо выпрямившись, с опущенными руками, она чуть насмешливо улыбнулась, когда Кэлюмет нерешительно перешагнул порог. Подчиняясь тому сатанинскому настроению, которое овладело им с той минуты, как он решил остаться в «Лэйзи Уай», он ответил Бетти поддразнивающей улыбкой, подошел к столу, отодвинул стул и сел.

Это было обдуманное, преднамеренное нарушение приличий, и Кэлюмет предвкушал бурю протеста со стороны Бетти. Но когда он нагло обернулся к ней, то встретил устремленный на него твердый и пренебрежительный взгляд. Он понял: удивленная его действиями, возможно, шокированная его невозмутимой самоуверенностью, она не собиралась выходить из себя.

В понедельник утром я проспал и позднее обычного оказался в центре Аркенты. Проходя через дверь «Топер Билдинга», я взглянул на часы в холле. Десять часов! К этому времени я должен был уже добрых шестьдесят минут находиться в своей конторе. И все-таки прежде чем подняться туда, я запасся стаканчиком кофе в закусочной, помещающейся в подвале этого же дома. С картонным стаканом в руке я вошел в кабину лифта и нажал на кнопку первого этажа.

Доехав туда, я вошел в дверь с медной табличкой:

Было два часа пополудни, когда я вышел от Уата. Я сел в машину и поехал не по Броун Парк авеню, а по автостраде и ехал так прямо до Национального банка. Там, разменяв чек моего нового клиента и взяв тридцать долларов, я открыл свой собственный счет. Теперь можно было отправляться на поиски Молли Уат.

Доехав до квартала, где располагался гараж, первым делом я решил проверить, там ли еще ее машина.

Гараж Мур не располагал стоянкой, но мне все же удалось припарковать свою машину между «понтиаком» и «бьюиком». Внутри гаража механики работали над «шевроле», и один из них заметил меня.

— Что вы желаете? — спросил он, приближаясь ко мне.

—: Я пришел по поводу машины миссис Уат Д. А. Она готова? — спросил я.

«Дом для меня» — это три маленьких квартирки для холостяков в старом здании, известном под названием «Митчелл Билдинг».

Едва войдя, я освободился от пиджака и ботинок и в носках двинулся на кухню приготовить себе выпивку. Телефон выбрал как раз это время и зазвонил, когда я вынимал кубики льда из холодильника.

Звонил Рик Левис. Это был молодой человек, студент, замещающий по ночам управляющего доходным домом.

— Я не видел, как вы вернулись, мистер Келл,— сказал он.— Я не знал, тут ли вы. У меня в холле визитер к вам. Можно ему подняться?

— Но ведь у этого визитера есть имя, Рик?

Как только Холли повесила трубку, я позвонил Рику и попросил принести мне газету. Я как раз сварил себе кофе, когда он принес ее.

Заметка о смерти Молли Уат была помещена не на первой странице, а на последней, как будто жизнь молодой женщины не представляла собой ничего важного. Кроме' того, эта новость занимала очень мало места, может быть, оттого, что появилась в редакции к концу верстки номера.

Заметка гласила, что в понедельник, около девяти часов утра, ночной портье отеля «Блантон» после анонимного телефонного звонка пошел постучать в дверь комнаты 212. Не получив ответа, он открыл дверь своим ключом и обнаружил в номере труп... Молодая женщина сняла комнату на месяц и записалась под именем Молли Голден. Он знал ее только по внешнему виду и утверждал, что ему ничего не известно о ее приходах и уходах и о людях, которые ее посещали.

Полиция установила, что настоящее имя жертвы— Молли Уат, и полицейский врач определил, что смерть ее наступила более сорока восьми часов назад. Она была убита пулей из пистолета калибра тридцать восемь. Заметка кончалась фразой: «Полиция ведет расследование». ,

Несмотря на краткость заметка говорила о многом.

Выйдя от Феликса Каванога, я сел в машину и отправился в Центральное полицейское бюро. В подвале за ларьком с кока-колой и кофе я обнаружил телефонную будку и позвонил Холли.

Сообщив ей, что мы по-прежнему занимаемся делом Уата, я попросил позвонить в фирму «Электроник По-увер», чтобы договориться о моей встрече с Вирлом Томасом.

После этого я поднялся в комнату детективов. Здороваясь с людьми, сидящими за первыми тремя столами, я прошел в глубину зала к столу Билла Бархарда.

— Привет, Билл,— сказал я.— Ханк у себя в кабинете?

Билл провел лет пять своей жизни на ринге. Апперкоты и выпады правой оставили на его губах шрамы, которые создавали впечатление постоянной беспокойной улыбки.