В будущее люди пытались заглянуть всегда. Пророки, философы, учёные и писатели — все они пытались победить время и представить, что будет дальше. С той или иной долей фантазии, они составляли образ грядущего, который, отражаясь в людских делах, изменял и настоящее.

Так было со времён библейских, однако ничто не длится вечно. С конца 60-х годов прошлого века в просвещённых умах Европы и Америки окрепло новое направление футурологии — отказ от будущего и принципиального развития в целом. Достигнув выдающегося могущества и богатства, Европа объявила новый Золотой Век, назвав его «концом истории».

Схожий процесс происходил и в нашей стране. На фоне ежегодного строительства тысяч индустриальных объектов, на фоне впечатляющего освоения Сибири, за счёт которого мы держимся на плаву до сих пор — на фоне всего этого благолепия общество погружалось в апатию, граничащую с летаргией. Постепенно забыв обо всяком светлом будущем, ради которого и была нужна сверхмощная машина социалистической экономики.

Альтернативной мысли, как системы, не сложилось ни у нас, ни у них. Мечта мало-помалу отступила перед повседневностью, а суточные колебания индекса Доу-Джонса стали важнее, чем любые захватывающие и перспективные, но слишком трудные, дорогие и нерентабельные прожекты.

Этот процесс повлиял и на литературу, а в особенности — на футуризм в ней. Фантастика шаг за шагом забрела в идейный тупик, а современный фантаст, отказавшись от задач социальных или этических, играет в бисер, живописуя очередные бои Чингисхана с Наполеоном. Обычно — не понимая толком ни того, ни другого. Современная «фантастика завтрашнего дня», за редким исключением, есть упрощённая калька старых мастеров — неважно, американских или советских. Кроме неё есть фэнтези, есть феноменальный расцвет «попаданцев» в прошлое, есть антиутопии, редлагающие любой апокалипсис в ассортименте. Есть всё, кроме будущего.