На сцене муниципальной Оперы стоял человек, но пел он не увертюру из «Встречай меня в Сент-Луисе». На самом деле он вообще не пел, это было какое-то дикое представление «а капелла» под названием «Блюзы Нью-Мадрида».

Думаю, это был молодой бизнесмен среднего уровня. Может быть, адвокат. Может быть, и то, и другое: младший партнер престижной фирмы «Шмук, Шмук, Шмук и Поп», специализирующейся по корпоративному праву. Яппи самой высокой пробы, диплом вашингтонского университета, в середине строка стажировки по корпоративному праву: достаточно хорош, чтобы получить работу начинающего у Шмуков с Попом, но не дотягивает до места в Клейтоне или Ледью. Так что жил он в цементной коробке в южных кварталах и каждый день мотался на работу в отслужившем восемь лет «вольво», на котором ездил еще будучи второкурсником Вош-Уна. Пять дней в неделю проталкивался через столпотворение машин внутреннего кольца, мечтая о «ягуаре» в гараже собственного дома в Хентли и собственной фирме «Шмук, Шмук, Шмук, Поц и Моудак» и стискивая зубы перед очередным выматывающим днем телефонных воплей и тяжелого пути вверх по общественной лестнице.

А в мае вся эта малина накрылась белым ландышем. Квартира сложилась в лист бумаги вместе с карточным домиком из бетона, автомобиль завалило сотнями тонн шлакоблоков и не совсем кондиционной сухой штукатуркой, а еще через неделю он нашел приют в Сквоттер-тауне, где ему пришлось жить в одной палатке с какими-то странными представителями национальных меньшинств, никогда в жизни не принадлежавшими к университетскому братству, и поддерживать свое существование разбавленным куриным бульоном и сандвичами с сыром; а тут еще стало известно, что братья Шмук решили сократить число младших сотрудников. С сожалением извещаем вас… как только откроется вакансия…

И у него чуть-чуть поехала крыша.

Теперь он стоит на сцене Муни, размахивая над головой бейсбольной битой и ревя голосом наркомана, уже десять дней не видавшего приличной дозы.

Когда я добрался до заднего выхода, там еще тусовался народ. Согласно сообщению Джокера, я на свое свидание, точнее, на свидание Джона, опоздал на десять минут. Пару минут я послонялся вокруг, приваливаясь к загородке и глядя на прохожих, и собрался уже наплевать на сообщение, сочтя его глюком нейронной сети, как вдруг ко мне приблизилась фигура в дождевике с поднятым капюшоном.

— Вы — Тьернан? — спросила она негромко.

Я позволил себе секунду помедлить, стараясь ее рассмотреть: средних лет чернокожая женщина, лицо наполовину скрыто мокрым пластиковым капюшоном, руки в карманах жакета. Точно такая же, как любая другая из толпы вокруг, вот только дождевик получше и поновее, чем из правительственной помощи. Кем бы она ни была, но сквоттером она не была.

— Нет, — ответил я.

Она пробормотала какое-то извинение и отвернулась, чтобы уйти.

Насчет свободы? Валяйте, а я послушаю. Я, черт меня побери, готов слушать каждого, только вы уж извините, если я посреди лекции малость засну.

Мокрый, промерзший, грязный и злой на себя, я побрел к выходу из парка на бульвар Форест-парк. Пара «Пираний» и «Хаммеров» меня обогнала, но они были слишком заняты и не стали останавливаться ради одинокого пешехода. На всякий случай я пошел через поле для гольфа у подножия Арт-Хилла, обходя блокпост при выходе на бульвар Линделл. Там стояли два «Хаммера», и мне не захотелось объясняться с солдатами на баррикаде. Конечно, я мог показать удостоверение репортера и начать объяснять, что был здесь по заданию редакции, но так я почти наверняка попал бы на стадион Буша, и уж не для игры в бейсбол. Как бы там ни было, пехтура ВЧР меня не засекла, и я вышел из парка беспрепятственно.

Следующая проблема — попасть на Метролинк. До главных ворот входа с бульвара Форест-парк я дотащился. Станция Метролинка была отсюда в одном квартале, и на дне ее глубокой траншеи народу почти не было, но наверху у входа на лестницу стоял солдат ВЧР с резиновой дубинкой.

Я глянул на часы. Четверть десятого. Делать нечего — не в том я был состоянии, чтобы идти пешком весь обратный путь. Стараясь придать себе вид, не наводивший на мысль о рукопашной схватке с гориллой по колено в болоте, я твердым шагом подошел к турникету, выуживая из кармана брюк проездную карту.

Когда я вышел под свет фонаря, солдат посмотрел на меня изучающе, я ему небрежно кивнул и начал засовывать карту в сканер, как вдруг он шагнул вперед и загородил мне дорогу дубинкой.

Несмотря на поздний час, мой обычный рейс домой ждал меня на станции. Трехколесник сидел верхом в седле своей трехколесной велорикши на стоянке такси под платформой и читал последний выпуск «Биг мадди инкуайрер». Он едва взглянул, когда я забрался на заднее сиденье.

— Ты эту видел? — спросил он.

— Которую? — Я не спрашивал, что он имеет в виду: каждую среду, когда выходил очередной номер «Биг мадди инкуайрер», вопрос бывал один и тот же. Его интересовал только один раздел газеты.

— Блондинка, — прочитал он громко, — голубоглазая, около двадцати пяти лет, пять футов восемь дюймов, с хорошим характером, ищет компаньона для танцев, чтения стихов, путешествий по ВР

[4]

и уик-эндов в Озарке. Некурящий, возраст безразличен. Наркоманов, краснорожих и госчиновников просят не беспокоиться. — Он пожал плечами. Кажется, я подошел бы, коль скоро не проговорюсь о Секретной Службе.

Трехколесник был тот еще тип: хиппи пятидесяти пяти лет от роду, огромная рыжая бородища, вегетарианская диета и налепленная на задник велорикши переводная картинка «Благодарность мертвых». Казалось, его интересует только спать каждую неделю с новой бабой и сплетать о себе неимоверные небылицы. В разные времена он оказывался то агентом Секретной Службы, то отставным астронавтом из НАСА, то бронзовым призером Олимпийских игр, а то наследником Чарльза А.Линдберга. Я так и не знал его настоящего имени, хотя ездил на его самодельной рикше с тех пор, как восемь месяцев назад переехал в деловую часть города. И никто не знал. В Суларде каждый называл его просто Трехколесник или Трайк.