Шел дождь со снегом, ветер проносил его порывистыми вихрями над Мраморным морем, рвался в ставни окон Священного дворца. Хотя все жаровни были раскалены докрасна и под полами в трубах водяного отопления бурлил кипяток, в нежилых помещениях и внутренних переходах царил холод. Конечно, Аспасии оставалось только завидовать тем придворным дамам, которые остались в покоях императрицы и теперь держали в руках чаши с подогретым вином.

Ей бы сейчас согреть мерзнущие руки, обхватив пальцами горячую чашу. Ей и вообще-то следовало быть там, среди дам императрицы. Но она незаметно ускользнула и теперь торопливо шла холодными коридорами. Они не предназначались для посторонних глаз: тут не было ни колонн, ни статуй, не было даже занавесей. В своей темной накидке, наброшенной поверх роскошного, но такого легкого придворного платья, она была единственным живым существом в этих пустынных переходах.

Шел праздник начала зимы, Брумалия, и даже после шести веков христианства в нем оставалось много языческого. Придворные дамы и знатные горожанки, невзирая на промозглую погоду, спешили во дворец, чтобы получить по обычаю отрез царского шелка из собственных рук императрицы и потом принять участие в праздничном пиршестве. К счастью, ее величество обычно не замечает, если какой-то из придворных дам недостает… Аспасия еще успеет вернуться туда позже, и никто не заметит ее отсутствия.

Но что это? Она услышала за собой быстрые легкие шаги. Кто-то догонял ее. Аспасия даже съежилась под своей простой накидкой, надеясь остаться незамеченной. В этом городе, какой представлял собой императорский дворец, всегда были люди, но они не бегали так стремительно, особенно на половине императрицы. Тот, кто бежал за ней, как и Аспасия, был закутан в темное и казался в сумерках просто тенью, но голос был вполне живой, чуть задыхавшийся от смеха и волнения:

— Аспасия, Аспасия! Подожди!

Аспасия была беременна. За девять лет брака это случилось не впервые. Но Боже! Пусть помогут ей небеса хоть на этот раз родить живого ребенка!

— Непременно, — говорила она Феофано, — я должна, понимаешь, должна!

Феофано крепко держала ее за руку и старалась улыбаться:

— Я уверена, что так и будет. Мы будем молиться, и к тебе придут самые лучшие врачи…

— И они привяжут меня к кровати! — Аспасия выкарабкалась из множества подушек, остановив гневным взглядом служанку, бросившуюся было к ней. Она возилась в постели, устраиваясь поудобнее, как вдруг ребенок зашевелился… Она замерла, потрясенная.

Ломбардец вернулся.

Прошедшие со страшной ночи два года немного затянули кровоточившие раны и приглушили боль. Иоанн Цимисхсий так уверенно сидел на троне, будто и не был убийцей и узурпатором. Дочь содержателя таверны за предательство получила плату своей же фальшивой монетой: ее сообщник, которым она надеялась управлять, заточил ее в монастырь, обвинив в цареубийстве, и она знала, что ее неверный возлюбленный разделил трон с новой императрицей.

Сестра Аспасии Феодора, которую освободили из монастыря, чтобы Иоанн, женившись на ней, получил законные права на престол, была, как это часто свойственно царственным женщинам, великодушна. Она была самой красивой из сестер — высокая, с пшеничными волосами, с голубыми, как у их отца, глазами. Рядом с ней Аспасия казалась себе еще меньше, смуглее и невзрачнее.

Глядя на прекрасную Феодору, вполне довольную своим красивым и жестоким мужем и малюткой-дочерью в колыбельке, Аспасия скрывала точившую ее зависть. Она с горечью видела, как опять полнеет стан под одеждами императрицы.

Аспасия потеряла своего ребенка через неделю после той страшной ночи. Это был бы сын. Теперь она никогда не сможет родить ребенка.

Должным образом воспитанная благородная женщина должна всегда быть скромной и осмотрительной. Феофано знала это очень хорошо. Аспасия научила ее. Но Феофано была к тому же царевной и училась царственному поведению в суровой школе своей матери.

Она должна была бы выжидать, посещать царицу, намекнуть там и здесь, постепенно дать понять, что она хотела бы того, о чем все вокруг шепчутся. Другие начали действовать именно так. Некоторые евнухи и особенно азартные вельможи заключали пари на ту или другую из сестер царицы. Ставили даже, правда немного, и на Аспасию.

Феофано не стала ждать, интриговать или делать намеки. На следующий же вечер после прибытия послов, когда император удалился в свои покои, она явилась к его дверям.

Аспасия была с ней. Феофано отнеслась к этому как к должному и испытала некоторое облегчение. Она была дерзкой, как хороший стратег, но не безрассудной; а управляющий императора был старым приятелем Аспасии.

Несмотря на это, он мог бы отправить их с глаз долой, но прежде он был солдатом и умел ценить решительность удара. Он не улыбнулся, это было невежливо, но Аспасия уловила блеск в его глазах. Он слегка поклонился и выразил готовность передать их просьбу самодержцу.

По-видимому, западные послы были вполне довольны заключенной сделкой. Едва ли они могли оспаривать красоту или происхождение Феофано, хотя Аспасия и слышала, как один пробормотал что-то насчет содержателя таверны. Аспасия решила, что германцы слишком уж волнуются за чистоту происхождения. Однако епископ, возглавлявший посольство, был итальянцем, и у него было достаточно здравого смысла, чтобы понять, как им повезло заполучить внучку содержателя таверны. В конце концов, с другой стороны она была дочерью императора.

Лиутпранда не было среди послов, когда император представил им Феофано. Аспасия, совсем не заметная в блеске Феофано, искала его, но его не было. Не могла она и поговорить ни с кем из послов. Как и Феофано, она находилась далеко от них, за рядом женщин и евнухов: можно было смотреть, восхищаться, но не прикасаться и не разговаривать. Это случится потом, когда переговоры завершатся и Феофано будет предоставлена заботам послов. Аспасия успокаивала себя, что отсутствие Лиутпранда ничего не значит. Он мог быть занят чем-то другим. Он мог, наконец, не выходить на улицу в такую погоду, отвратительную византийскую погоду, когда порывистый ветер из Скифии приносил сырость и дождь. Некоторые западные послы уже страдали жестоким насморком, а один, как заметила Аспасия, все время тер нос, чтобы не расчихаться. Наверное, старый умница предпочел остаться в тепле.

Но раньше он не пропускал аудиенций. Может быть, поссорился с епископом, главой посольства?

Аспасия решила отправить ему письмо. В конце концов, и он не прислал ей ни слова приветствия; а может быть, и послал, по-прежнему считая ее женой знатного горожанина, а письмо затерялось. Конечно, он хотел бы узнать, говорила она себе, что с ней и где она.

Но время, которое еще недавно тянулось бесконечно долго, вдруг оказалось невероятно быстрым. За несколько дней нужно было успеть сделать так много. Посольство, закончив переговоры, хотело отплыть сразу же, как только позволит погода. Сначала Аспасии было некогда написать письмо, потом некого с ним послать. Она была занята во дворце, готовясь к отъезду будущей королевы. Феофано собиралась взять с собой разную прислугу, горничных, охранников, правда, охранники будут только сопровождать ее, пока не передадут мужу, а потом вернутся в Город. И еще она хотела взять с собой Аспасию.