Автор любой биографической книги всегда стоит перед проблемой отбора, тем более автор книги об Эйнштейне. Абсолютно полных биографий не существует; не претендует на это и наш труд. Мы попытались в рамках небольшой работы дать представление об этом человеке так, чтобы его образ проступил, насколько это возможно, через все то, что он сам написал; при этом большое место мы отвели его научной деятельности. Ибо наука была такой существенной частью натуры этого человека, таким стержнем всего его существа, что любая биография была бы не более чем собранием анекдотов и весьма поверхностным сочинением, если бы с легкостью прошла мимо этого. О его научной деятельности сказано достаточно, чтобы показать во всей глубине те отличительные черты, которые придают ей величие.
Мы стремились построить свой рассказ таким образом, чтобы он носил сугубо повествовательный характер и чтобы читатель мог уловить сущность этого человека и его научной работы, а также окунуться в научную и политическую атмосферу той эпохи, в которой жил и творил Альберт Эйнштейн.
Автор
Об Эйнштейне — мыслителе и бунтаре
Внимание к этой книге привлекает уже само ее название. Меня всегда манила тайна соединения мысли, логического ряда дедукций — того, что выражается термином «мыслитель», — с эмоциональным отказом от привычного, то есть с тем, что характерно для «бунтаря». Автор — американский математик — написал эту книгу в сотрудничестве с Элен Дюкас — секретарем Эйнштейна с 1928 г. до дня его смерти. Когда-то, если не ошибаюсь, в 1962 г., мы с Элен Дюкас побывали в кабинете Эйнштейна в доме на Мерсер-стрит, 112, а затем долго бродили по садам и рощам Принстона, и она рассказывала о личности Эйнштейна. Элен Дюкас умерла совсем недавно. Это печальное известие пробудило давние воспоминания и желание посвятить ее памяти хоть несколько строк.
Но пока — немного о значении творчества и личности Эйнштейна за пределами физики. Прошло уже несколько десятилетий со дня смерти великого мыслителя, и тем не менее чувство утраты не исчезает. В 1955 г., когда умер Эйнштейн, многие, даже далекие от физики люди, испытали ощущение, сходное с тем, какое Леонид Андреев выразил в связи со смертью Льва Толстого в небольшой заметке «Смерть Гулливера», написанной в 1910 г. Когда Гулливер был жив, лилипуты слышали стук его гигантского сердца, который успокаивал их. И вот это сердце замолкло. Но стук сердца Эйнштейна не успокаивал, а вдохновлял людей, наделенных всепобеждающим разумом. И этот стук не замолк. Он стал громче: неклассическая физика стала неклассической наукой.
Во второй половине нашего столетия теория относительности сблизилась с квантовой механикой, выросли новые астрофизика, биофизика, изменились методы математики и — что самое главное — изменилось отношение между научной интуицией и логическим мышлением. Изменилась и сама логика.
Именно в этом отношении между научной интуицией и логикой — ключ к пониманию новой роли личности, психологии и эмоций человека в научном творчестве. «Автобиографические наброски» Эйнштейна, опубликованные как раз в хронологической середине века, в 1949 г.
[1]
,— редчайший образец мировой автобиографической литературы, в котором столь ярко проступает поглощенность наукой. Но и в научной литературе трудно найти работу, в такой мере пронизанную свойствами личности.
В «Набросках» Эйнштейн говорит об интуиции как о необходимом переходе от эмпирических впечатлений к логическим умозаключениям. Та же мысль в какой-то мере повторена в письме Морису Соловину от 1952 г.: «Квинтэссенцией всего этого является извечная проблема соотношения между миром идей и ощущений (чувственных восприятий)»
1.
ВЗРОСЛЫЙ И РЕБЕНОК
В этой книге мы расскажем историю очень простого человека.
Суть личности Эйнштейна — в его простоте; а суть его научного творчества — в его артистизме, феноменальном чувстве красоты. «Некогда это было парадоксом, но наш век это доказывает», — сказал Гамлет, правда, по другому поводу.
Вот парадокс, над которым предстоит поразмыслить. Но это не все. По мере того как будет разворачиваться рассказ об Эйнштейне, слова Гамлета, хотя и вырванные из контекста, приобретут новое и неожиданное содержание. Ибо Эйнштейн поведал немало парадоксального о Времени.
Конечно, больше всего известно о теории относительности Эйнштейна, принесшей ему мировую славу. Вслед за славой пришло нечто вроде идолопоклонства, претившего самой натуре Эйнштейна. К своему собственному удивлению, он стал живой легендой, истинно народным героем, оракулом, которого принимали члены королевских семей, государственные деятели и другие знаменитости и с которым публика и пресса обращались скорее как с кинозвездой, чем как с ученым. Когда в пору расцвета Голливуда Чаплин взял Эйнштейна на гала-просмотр своего фильма «Огни большого города», толпы людей окружили лимузин, чтобы поглазеть на них обоих. Обращаясь в крайнем смущении к Чаплину, Эйнштейн спросил: «Что все это значит?» — на что мудрый Чаплин с горечью ответил: «Ничего».
И хотя слава принесла с собой неизбежные проблемы, она была бессильна испортить Эйнштейна; тщеславие было ему чуждо. В нем не было ни самомнения, ни преувеличенного чувства собственной значимости. Журналисты докучали ему неуместными и нелепыми вопросами. Не иссякал поток художников, скульпторов и фотографов — как знаменитых, так и никому не известных, — жаждущих запечатлеть Эйнштейна. Но несмотря на все это, он сохранил присущие ему простоту и чувство юмора. Однажды в поезде некий пассажир, не узнав Эйнштейна, спросил о его профессии. Эйнштейн грустно ответил: «Я — модель для художников». Уставший от просьб дать автограф, он заметил своим друзьям, что погоня за автографами — новейший пережиток каннибализма: раньше люди поедали себе подобных, а теперь довольствуются заменяющими жертву символами. Как-то Эйнштейн печально поведал по поводу того, что с ним носились как со знаменитостью: «В молодости я мечтал тихо сидеть где-нибудь в уголке, занимаясь своим делом, и не привлекать к себе никакого внимания. И вот посмотрите, что из меня получилось».
