В повести рассказывается о старой дореволюционной гимназии, о педагогах и учениках, небольшой процент которых составляли «кухаркины дети», жители городских рабочих окраин и подавляющее большинство отпрыски «благополучных» семей, принадлежавших чиновничьему люду, а то и «хозяевами жизни», кого величают «вашими благородиями». Не блеща особыми достоинствами и знаниями, все эти прокурорские и иные сынки становились «первыми учениками» за партами, а затем, на государственной или военной службе, где им были уготовлены, соответственно их предназначению и отведенному месту в жизни, места.
П. Н. Яковлев и его книги
В середине двадцатых годов я работала фельетонисткой в ростовской газете «Советский Юг». Редакция «Советского Юга» помещалась на 2-м этаже большого дома на Дмитриевской улице, а на 3-м этаже того же дома, как бы упрятанная за многими дверями и проходными комнатами, находилась маленькая редакция краевой крестьянской газеты «Советский пахарь». Иногда из тех проходных комнат выходили сотрудники, здоровались, я отвечала на приветствия, но мы ничего друг о друге, в сущности, не знали и связаны ничем не были.
И вот стал выходить оттуда и приветливейшим образом здороваться сухонький пожилой человек небольшого роста, чуточку прихрамывавший на ходу, обросший чистенькой седой щетиной, с таким добрым и приветливым взглядом, что радость была на него глядеть.
Встречались мы этак несколько раз, здоровались, и однажды он себя назвал:
— Яковлев, Полиен Николаевич, бывший сельский учитель, а ныне работник «Советского пахаря».
А потом вдруг задал вопрос:
ПОЛИЕН ЯКОВЛЕВ
ПЕРВЫЙ УЧЕНИК
САМОХА
— Самоха! — обрадовался Корягин. — Ты ли?
За Корягиным — Медведев. Вылез из-за парты и зашумел:
— Ге! Наше вам!
Самохина окружили, по очереди жали руку, расспрашивали:
— Отстал, небось?
ДЕЛА НАЧИНАЮТСЯ
Прошло два дня. Самохин остыл, успокоился. Сидел на уроке и слушал, как математик Адриан Адрианович объяснял теорему.
Забрав в кулак большую пушистую бороду, математик спросил:
— Нифонтов, поняли?
— Понял…
— Повторите.
ПРО АМОСОВА, ВДОВУ И ПЕТУХА
— Будили?
— Уже два раза. Не встают, — отвечает горничная.
— Ах, боже мой, боже мой! — волнуется Колина мама. — Каждый день одно и то же.
И она спешит в спальню:
— Коля! Коля! Что ж ты не встаешь? Опоздаешь… Вставай, мальчик.
У МАТЕМАТИКА
— Мне хотя бы по математике не отставать, — помечтал Самохин.
— А ты сходил бы к Адриану Адриановичу, — посоветовал Корягин. — Адриан Адрианович хоть и сердитый, а справедливый. Он же сам тебя звал. Иди, чего боишься?
— Схожу, — угрюмо ответил Самоха. — Математику я люблю. В начале прошлого года я по геометрии лучше всех шел. Адриан Адрианович пятерки ставил. Да что, когда по математике пятерки, а по остальным двойки? Все равно на второй год оставили.
Часов в шесть вечера Самохин пришел к Адриану Адриановичу:
— Можно войти?
КОЛЯ ДОМА
Подошла зима.
Каждый день после обеда Варя приносила в кабинет большую пуховую подушку, и Колин папа ложился отдыхать на диване. Спал до глубоких сумерек.
Мама обычно сидела в эти часы у окна в гостиной. Немножко читала, немножко смотрела на прохожих, хандрила и жаловалась на головную боль.
Коля бегал около дома на новеньких никелированных коньках.
Кухарка Даниловна мыла посуду, а горничная Варя вытирала ее полотенцем.
