Нори в сотый раз перечитывала договор и ни черта не понимала. Слова были ей знакомы, но они никак не хотели сливаться в предложение и обретать смысл. Она принципиально не желала просить помощи у Артура. А Эрик был занят ребенком. Да и не особенно он разбирался в нюансах международного права.

Однако тянуть дольше Нори не могла. Просто не имела права. Ей нужно было разобраться с этим договором до конца недели, а она даже половины осилить не сумела. Вздохнув, девушка поднялась и направилась на расстрел — в кабинет Артура. Она намеренно медленно собирала бумаги, задержалась у зеркала, чтобы поправить волосы, прокрутила несколько раз в голове нарочито небрежные фразы. Но все равно жутко нервничала.

Ей и с Эриком часто приходилось несладко. Бывало, он взрывался по малейшему поводу, выплескивая раздражение на свою помощницу, доводя ее чуть ли не до слез. Но старший Савицкий так же быстро и затухал, раскаивался, не брезговал извиниться. Он всегда знал, где перегнул. Врожденное, а может, и приобретенное, чувство справедливости, никогда не позволяло Эрику пользоваться своим служебным положением сверх меры.

Чего никак нельзя было сказать об Артуре. Если дома или на Севере они с Нори прекрасно ладили, постоянно подкалывали друг друга и забавно ругались, то на работе Артур превращался в злобного деспота. Он всегда был деловит и собран. Ни разу не давал Нори поблажек, игнорируя тот факт, что новые обязанности были для девушки совершенно неисследованной территорией. Да и не только для нее. Даже Эрик с трудом разбирался во всех тонкостях международного законодательства.

А для Артура это было, конечно, привычным и любимым делом. Он прекрасно владел как английским, так и норвежским языком. Ну и русским, само собой.

Нори сидела в машине, пытаясь убедить себя, что нужно ехать. Она несколько раз пыталась найти ногой педали, но конечности не отзывались на приказы здравого смысла. У нее не было сил уехать от Артура, оставить его. Девушка понимала, что лучше не играть в опасные игры с тем, кто был в них мастером. Она знала, что должна бежать, уезжать от своих тайных желаний и старой страсти, которую Артур разбудил неистовыми поцелуями и томным шёпотом.

Но Нори просто не могла. Она заглушила мотор и вышла из машины, возвращаясь обратно в офис. Дверь его кабинета была распахнута настежь. И даже в коридоре она почувствовала запах дыма. Артур курил в открытое окно, запуская в помещение прохладный влажный воздух. Он стоял к Нори спиной, не замечая, что она вернулась.

Девушка подошла к нему и молча стояла позади, наблюдая, как он подносит сигарету к губам. Артур чувствовал ее присутствие, слышал дыхание, но не знал, что сказать. Правильно было бы сейчас взять Нори за руку, выволочь на улицу, затолкать в машину и велеть ехать домой к мужу и дочери. Но он не мог. У него не было сил даже извиниться. Он знал, что не имел права целовать ее, но целовал. Он знал, что не имел права желать ее, но желал. Он знал, что не имел права наслаждаться ее присутствием сейчас, но наслаждался. Он знал, что не имел права быть таким слабым, но он был.

Затушив одну сигарету, Артур сразу прикурил вторую, затянулся глубоко, уже не чувствуя удовольствия, а лишь жжение в горле. Сначала Савицкий почувствовал, как Нори уткнулась лбом ему между лопаток, а потом ее ладони заскользили по его спине вниз, и руки сцепились кольцом у него на поясе.

Артур затушил сигарету и накрыл своей ладонью ее тонкие пальцы.