П Р Е Д И С Л О В И Е
Я родился в 1929 году — в год Великого перелома (позвоночника Советскому народу). И ледяной ветер свирепых перемен продувал мою колыбель и продолжался непрерывно во времена моего детства, отрочества, юности, зрелости — и по сей день он дует уже на старости моих лет. Одним словом, кожа задубела, но боль не притупилась.
В 2004 году, когда я гостил в Израиле у моих детей, Правительством страны была сделана первая попытка изгнания поселенцев из Газы с целью передачи палестинцам евреями взлелеянных мест. Тогда я звонил по телефону прямо на квартиры членам центра правящей партии ЛИКУД с настоятельной просьбой не делать этого. Один абонент спросил:
— А почему ты на этом настаиваешь?
— Потому что в 33-м году во время голодомора меня украли на холодец, едва в кастрюлю не угодил.
Не знаю — дошло до абонента или нет, и причем тут одно к другому? Я то знаю причем, вернее чувствую нутром. Но как же это объяснить словами, как передать? Каким членораздельным криком? И не только это. Почему, например, мой папа — ребенок из ортодоксальной еврейской семьи — сделался русским революционером? Почему устраивал маевки, кидал бомбы, назвал меня Эмилем в честь своего товарища-боевика, который кого-то подорвал из высокого начальства. Почему он и его товарищи яростно спорили с Владимиром — Зеевом Жаботинским? Почему Жаботинский предсказал моему отцу его и мою судьбу? Почему предсказание сбылось? Почему отца расстреляли в 1938 году?
В В Е Д Е Н И Е
Прежде чем приступить к традиционному чтению очередной главы Торы я хочу сказать несколько слов о самой Торе.
Как раз незадолго до конца советской власти канадские евреи прислали в подарок советским евреям великолепно изданную Тору на русском языке. На меня большое впечатление произвел отрывок текста, помещенный на обложке. Этот текст выглядит примерно следующим образом:
А теперь поверим библейскую истину документом.
Известный писатель, родной брат Стефана Цвейга, Арнольд Цвейг в романе «Де-Фрид возвращается домой» рассказывает о судьбе голландского еврея, который в начале двадцатого века переехал из Голландии в Палестину. Арнольд Цвейг одним из первых романистов широко включил в ткань этого художественного произведения копии различных документов и в их числе стенографическую запись выступления британского военного губернатора Палестины перед лицом свежего пополнения офицеров колониальной службы.