Тем, кто удостоился чести быть приглашенным на бракосочетание Дженни Лэсситер и Томаса Стила, явилось поистине необыкновенное зрелище. Прием был устроен в старинном частном отеле Стилов в Эспене, штат Колорадо. Огромный богато декорированный холл вмещал друзей, родственников и соседей, дружно поднимавших бокалы за здоровье и счастье молодых. Яркие люстры и многочисленные бра распространяли ослепительный, не уступающий дневному свет, на фоне бледно-сиреневых стен резкими пятнами выделялся желтый шелк мебели и тяжелых портьер.

Сентябрь стоял довольно прохладный, поэтому в танцевальном зале уже разожгли камины. Гости отеля и туристы с любопытством глазели на прибывших кинозвезд, промышленных магнатов, известных спортсменов и видных политиков, легко пробиравшихся сквозь толпу. Поражало обилие чайных и пурпурных роз, белых лилий, а также различных трав — майорана, плюща, шалфея, — наполнявших воздух пряным, волнующим ароматом.

Алберта Хармония Лэсситер, сестра невесты, бродила по залу с бокалом шампанского в руке и мило улыбалась гостям, с трудом подавляя в себе желание поскорее покинуть это собрание.

— Элли, неужели ты еще не готова? — раздался звонкий мальчишеский голос. — Дженни, то есть мама, сказала, что мы можем не оставаться до конца.

Девушка обернулась и ласково улыбнулась мальчику. Дэйви Стил, племянник Томаса, был младенцем, когда его родители погибли в автокатастрофе, и Дженни сказала ему, что если он захочет, то может называть ее мамой. Дэйви эта идея очень понравилась. Нежно проведя рукой по волосам мальчика, Элли улыбнулась и заговорщически прошептала:

Сказать, что Элли чувствовала себя последней дурой, направляясь на следующий день на ранчо Зейна Питерса, — это значит не сказать ничего. Стоял великолепный сентябрьский день. Недалеко от шоссе поблескивал ручей, два оленя неподвижно стояли на скошенном поле, наблюдая за взмывшей в небо стаей сорок. Черно-белые трещотки весело, словно играя, кружились над землей. Солнце пронизывало лучами густую листву деревьев, растущих на склонах, рассеивая теплый золотистый свет. На изгибах дороги открывался вид на Элк-горы. Обычно взгляд на эти суровые вершины наполнял душу Элли спокойствием и умиротворением, но только не сегодня. Девушка не переставала удивляться, почему все-таки Зейн позвонил ей. Ее не тронула его просьба. Она согласилась взглянуть на лошадь из чувства жалости к животному, а вовсе не для того, чтобы возродить отношения с Зейном. Элли и оделась соответственно — в затертые до белизны джинсы, вытащенные из корзины с грязным бельем, и старую рубашку, когда-то принадлежавшую Уорту и на которой сейчас спал Муни.

Медленно въехав во двор ранчо, девушка остановилась возле конюшен. Ей совсем не хотелось проходить мимо дома. При ее приближении лошадка бросилась к дальней стене загона, недоверчиво и испуганно глядя оттуда на Элли. Что и говорить — кобылка вызывала восхищение: большие белые пятна на черных боках и белая звездочка на лбу. Великолепное мускулистое туловище при сравнительно небольших размерах свидетельствовало о породистости лошади. Морда кобылки была необыкновенно красива и изящна. Для Элли такие лошади всегда символизировали легендарный и романтический Старый Запад. Но во всем ее облике чувствовались страх и напряжение плотно сжатая пасть, раздувающиеся ноздри и широко открытые глаза. Было ясно, что животное отчаянно хочет убежать и скрыться с глаз.

Элли сразу поняла, что Зейн находится где-то поблизости. Она просто кожей чувствовала его присутствие. И то, что он внимательно наблюдает за ней. Она не позволила ему заговорить первым.

— Изумительная лошадь, — сказала она. — По-моему, у тебя не должно возникнуть проблем с ее продажей.

— Ты права, — ответил Зейн, появляясь из конюшни. — Продать эту кобылку на самом деле очень легко. Только это не выход из положения.