Сила тяжести – миллион и продолжает расти. Ларри О'Шонесси Чао торжествующе улыбнулся и развалился в кресле. Кольцо не закрыли, пока не закрыли. Может быть, это заставит кое-кого изменить свое мнение. Сила тяжести – миллион десять тысяч. Миллион двадцать. Миллион двадцать пять; Миллион тридцать тысяч. И – замерла. Ларри нахмурился, потянулся вперед и постучал пальцем по нониусу

[2]

.

В Первой диспетчерской Станции гравитационных исследований было темно и безлюдно, тут хозяйничала звенящая тишина. На Плутоне вообще царит покой. Ларри не обращал внимания на тишину, на сосание под ложечкой, на туман перед глазами. Еда и сон подождут.

Секунду цифры на индикаторе ползли вниз, потом снова полезли вверх. Миллион пятьдесят тысяч, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят, девяносто…

Сила тяжести – миллион сто тысяч. В миллион сто тысяч раз больше, чем на Земле. Ларри задумчиво смотрел на приборную панель, на ней светилось: 1100000.

Он поднял глаза и устремил взгляд вверх, как будто сквозь потолок диспетчерской, сквозь давящий купол Станции, сквозь холод пространства можно было увидеть висящее в небе огромное Кольцо. Именно там, а не здесь, все и свершилось. Ларри просто нажимал на кнопки и снимал показания, а в тысячах километров над ним, в Кольце, окружающем Харон, происходило невероятное.

Исчез. Яркий, сверкающий в темноте маяк исчез через мгновение. Наблюдатель напряженно ждал повторного сигнала, но его не было.

Как он мог пропасть, этот огонек? Чувство горечи и заброшенности охватило Наблюдателя. Снова один. Он постарался успокоиться и вернуть себя в тысячелетнюю спячку.

Но какая-то часть его существа по-прежнему не находила покоя. Он все еще продолжал наблюдать.

И надеяться.

Тысячелетней дреме Наблюдателя пришел конец. Теперь никому было не под силу загасить вспыхнувшую в нем надежду.

В глубинах космоса что-то происходило. После того как Наблюдатель ощутил слабый энергетический укол, чувствительность его обострилась. Он улавливал множество слабых движений и шорохов, исходящих из далекого уголка Солнечной системы – от источника, который медленно перемещался по тамошней орбите.

Наблюдателю нужно было сравнить новую информацию с чем-нибудь известным, попытаться понять ее по аналогии.

Он порылся в блоке памяти, обращаясь не только к своему собственному, хотя и долгому, но не богатому событиями опыту, но и к опыту всех своих предшественников. В жизни далекого предка он нашел случай, чем-то похожий на теперешний.

Но ничего, кроме разочарования, находка не принесла. В том давнем случае внезапный поток гравитационных сигналов оказался в конце концов лишь позывными, посылаемыми наугад одним из собратьев, в котором возникли неполадки.

Наблюдатель не понимал поведения странного кольца, обнаруженного на окраине Солнечной системы. Кольцо очень узнаваемое, и действия его должны были походить на действия Наблюдателя. Но кольцо нарушало все законы, словно не подчинялось системам управления, определявшим деятельность Наблюдателя и всех его двойников.

Почему оно ведет себя так странно? Почему вращается вокруг никчемной замерзшей планеты на самой границе этой системы? Почему не скрывается от чужих глаз? Почему, напротив, понапрасну расточает энергию, демаскируя свое присутствие. Каждый час эта незнакомая машина теряет больше энергии, чем Наблюдатель позволил себе потерять за последний миллион лет.

Кольцо бессмысленно испускает малые порции гравитационных волн. Почему оно делает это так грубо, так неумело? Настоящее кольцо не должно быть таким. Этот непонятный механизм напоминает Наблюдателя только формой, размером и использованием гравитационных полей.

Вывод напрашивался сам собой: это новая машина, и потому сведения о ней не занесены в блок памяти. Но вопрос о происхождении объекта Наблюдатель, по своей природе, задать себе не мог. Он знал лишь одну-единственную схему образования гравитационных колец и не допускал возможности иных. Именно поэтому он и решил, что загадочный объект есть более или менее точное подобие его самого. Но Наблюдатель был не в состоянии объяснить нелогичность поведения кольца.

Он принял чужеродную машину за родственную. Только почему загадочное кольцо столь необычно? Почему его повадки, его действия так непредсказуемы?

Странный сигнал, несомненно, шел от посланника, по очертаниям и конструкции отдаленно напоминающего Наблюдателя.

Несомненно.

Вывод, сделанный Наблюдателем, был предопределен заложенной в него программой. Ошибки не могло не быть. Но это едва ли имело какое-либо значение, потому что в любом случае Наблюдатель, независимо от происхождения раздражителя, не имел права не ответить на него. К какому бы заключению он ни пришел, он должен был ответить на мощное гравитационное воздействие.

А сейчас необычное кольцо испускало огромные потоки энергии в сторону других планет этой звездной системы. Хотя луч не достигал пока Наблюдателя, он четко отслеживал его движение, его самые неуловимые искажения в гравитационных полях планет. Траектория луча и цели, к которым он стремился, были абсолютно ясны Наблюдателю. Он проанализировал и характер деятельности посланника. Чужак обследует одну планету Внутренней системы за другой.

Чужое кольцо что-то ищет.

Джеральд Макдугал протянул руку и нажал на кнопку звонка. Два часа утра. Ванкувер в провинции Британская Колумбия – прекрасный город, но есть у него один крупный недостаток: город расположен в непривычном часовом поясе. ВИЗОР, как, в сущности, и все другие космические сооружения, работал по всемирному времени. Гринвичскому среднему времени, как его здесь называют.

Два часа утра. Без учета поправок на скорость света, на ВИЗОРе десять часов. В десять часов утра по вторникам и субботам Марсия всегда, если было возможно, отправляла послания домой. Вчера вечером сразу после 10:00 по универсальному времени она прислала письменное извещение в двадцать слов о том, что они принимают участие в каком-то гравитационном эксперименте, проводимом на Плутоне.

Джеральд потянулся и зевнул. Венера сейчас расположена так, что получается десятиминутная задержка сигнала плюс несколько долей секунды, пока орбитальный спутник связи поймает сообщение и передаст его на Землю. Достаточно, чтобы как следует проснуться, прежде чем придет еженедельное известие от Марсии. Конечно, он мот включить приемник на запись видеосообщения и прокрутить его позже, но хотелось увидеть послание сразу же по прибытии. Так Джеральд узнает, что Марсия делала и говорила десятью минутами раньше. Господи, как он по ней скучает!

Джеральд встал, подошел к окну и посмотрел на раскинувшийся перед ним замечательный город. Его родной город. Если не считать неудачного часового пояса, не было лучшего уголка на Земле. Хотя специальность у Джеральда такая, что ему вообще нет места на Земле. Джеральд был высок, мускулист, с кудрявыми каштановыми волосами и тяжелым подбородком. Ожидание всегда вызывало в нем беспокойство, и ему не раз приходилось убеждать себя в том, что терпение – это добродетель.

«Скоро снова в космос, – не слишком уверенно пообещал себе Джеральд. Надежда все еще жила в нем. – Снова на Венеру, на ВИЗОР, к жене и работе».

Люсьен Дрейфус, как и некоторые другие жители Луны, своими глазами видел исчезновение Земли. Свидетелями были и туристы. В любое время на поверхности Луны находились тысячи туристов, которые осматривали достопримечательности, гуляли в скафандрах или глазели по сторонам в куполах обсерваторий. Местные же жители редко выбирались наверх.

Люсьен работал космическим диспетчером (это было его основное занятие), но когда денег не хватало – а у него их обычно не хватало, – подрабатывал гидом. В тот день у него была назначена экскурсия в смотровой купол. Общаться здесь с шумной толпой туристов, с ахами и охами разглядывающих серый лунный пейзаж, было куда интереснее, чем возиться с ними снаружи, где они весело прыгали или от нечего делать отыскивали изъяны в скафандрах, беззаботно пытаясь совершить случайное самоубийство.

Солнце не мешало посетителям. Снаружи большой затемняющий диск на специально построенном рычаге, поворачиваясь вслед за светилом, неизменно занимал положение между ним и куполом и закрывал солнечный круг. Лунный пейзаж за пределами купола был ярко освещен, сам же купол всегда оставался в тени. В куполе вдоль плинтуса горели лампочки; света хватало как раз, чтобы туристы не сшибались лбами.

Но утренние экскурсии, как в купол, так и на поверхность, давались Люсьену нелегко. Он был совой, привык к ночным сменам в Орбитальной транспортной службе и к ночной жизни в казино. Люсьен взглянул на часы. Около 10:00 по универсальному времени. Конечно, вся эта компания только что сошла с корабля и жила по своему времени. Бог знает, какое для них сейчас время суток.

Люсьен был невысоким, гибким, атлетически сложенным молодым человеком. Он проводил много времени в гимнастическом зале, твердо намереваясь преодолеть свойственную жителям Луны склонность к полноте. Лицо у него было узкое и бледное, рыжевато-каштановые волосы подстрижены под «ежик». Взгляд синевато-серых глаз был проницателен и серьезен, вспыхивая иногда огнем.

Хирам раз за разом прогонял повтор записи, и, послушная его воле, раз за разом исчезала Земля. Подождите-ка. Под таким углом и при таком разрешении трудно что-нибудь сказать наверняка, но это облако как будто не похоже на объемный предмет, оно скорее напоминает диск, находящийся за планетой, между Землей и Луной. Хирам следил за монитором: облако скользило вперед, в направлении камеры, отделяясь от Луны и унося с собой Землю, а потом пропадало. Пропадало вместе с Землей.

Черт, что же это за облако?

Хирам сидел один в Главной диспетчерской, склонившись над компьютерами, довольный тем, что вокруг тишина и покой и ничто не мешает его работе. Он не очень-то знал и не хотел знать, куда делись Остальные сотрудники. Талантливый физик Хирам Макджилликатти многого не замечал и не понимал.

В какой-то степени это была фамильная черта. Он был потомственным ученым, он родился в знаменитой семье исследователей Марса, и его прадед был одним из пионеров внеземных поселений.

Хирам не унаследовал ни политических талантов своего предка, ни его умения ладить с людьми, но зато старик наградил правнука своим прямодушием. Правда, Хираму в полной мере досталась еще одна, несчастливая, семейная черта – почти полная неспособность прислушаться к точке зрения другого человека.

Наблюдателю было хорошо.

После бесчисленных лет ожидания он исполнил свое предназначение. И теперь поднялся на ступеньку выше, получив более благородное имя, чем Наблюдатель. Теперь, когда работа началась, он стал настоящим Дирижером.

Дирижер.

Новое имя лучше прежнего.

Волна гордости захлестнула его громадное тело. Гордости вполне обоснованной, ибо Дирижирование и Слияние были полны опасностей и требовали напряжения сил. Хотя новоиспеченный Дирижер прокачивал через Связку огромные количества энергии, для самого Слияния ее было мало. Он израсходовал все силы на создание необходимого безмассового источника гравитации и остался всего с несколькими процентами отмеренной ему энергии. Безмассовым гравитационным полям присуща неустойчивость. Толчки, вызванные этой неустойчивостью, оказались очень неприятными, даже болезненными. Их можно было прекратить, только восстановив прежний гравитационный баланс. Кроме того, Дирижер нуждался в якоре, чтобы не потерять свой конец Связки.

«Обсуждение не удалось», – решила Сондра.

Ларри упрямо отказывался признать, что Земля уничтожена, Уэблинг, казалось, была в состоянии лишь отвергать чужие теории за неимением собственных, а Сондра беспомощно переходила от одной дурацкой идеи к другой. «Если мы крупнейшие специалисты по гравитации и от нас зависит спасение человечества, то человечество в большой опасности», – подумала Сондра.

Ларри все еще пребывал в унынии, а Уэблинг как раз собиралась выдвинуть очередное возражение, когда дверь распахнулась. В комнату, держа в руках карманный компьютер и толстую пачку распечаток, влетел доктор Рафаэль.

– Меня разбудила дежурная связистка, – без предисловия сообщил он. – Только что пришло с ВИЗОРа. – Он говорил слабым, задыхающимся голосом. – Связистка разбудила меня, чтобы передать это, и правильно сделала.

Сондра удивилась. Рафаэль не выносил, когда кто-то или что-то тревожили его сон. Она посмотрела на смертельно бледное лицо директора. Он испуган, и испуган всерьез. Но что может напугать больше, чем исчезновение Земли?

Койот Уэстлейк проснулась на полу в углу каюты космического дома, голова у нее раскалывалась. Что же она пила вчера вечером, черт побери? Она лежала не шевелясь и напряженно вспоминала прошлую ночь. «Ах, да, – дошло до нее, – мне нечего выпить. Я уже несколько недель не пила спиртного». И по вполне понятной причине: ни в космическом доме, ни на корабле его не осталось ни капли.

Что-то определенно не так. Рефлексы опытного пьяницы научили ее всякий раз, когда она просыпалась на полу, оценивать положение, не двигаясь и не открывая глаз. В противном случае начнется ужасное головокружение, особенно если ты в невесомости. Она лежала неподвижно, с закрытыми глазами, и старалась вспомнить вчерашнее.

Если вечером она не пила, значит, это не похмелье. Она легла спать рано, трезвая как стеклышко и даже в хорошем настроении. Тогда что, черт возьми, произошло? Нет, с закрытыми глазами не разберешься.

Койот осторожно приоткрыла один глаз, потом другой, и взгляд ее с изумлением уперся в переднюю переборку – далеко от койки, в противоположном конце каюты. Койот лежала у стены лицом вниз. Она почувствовала, что нос у нее болит и лоб тоже. Наверное, она ударилась лицом о стену. Это, по крайней мере, объясняло бы ушибы, но почему ее забросило так далеко? Может, ей приснился кошмар, она резко дернулась и вылетела из постели? Но движение должно было быть слишком уж резким, чтобы она ухитрилась отлететь так далеко. Даже в невесомости.

Поворачиваясь осторожно, чтобы избежать тошноты, которой она все еще опасалась, Койот обеими руками оттолкнулась от переборки. Отдалившись от стены, она на мгновение застыла, а в следующую секунду с ужасом поняла, что падает обратно. Она успела перекувырнуться в воздухе, чтобы приземлиться, хоть и неуклюже, на собственный зад, а не шмякнуться лицом о пол. Падение в невесомости? Невесомости больше не было. Койот прикинула в уме силу тяжести, та была приблизительно в 1/20 земной нормы.

Сфера должна быть умнее, чем Дирижеры, Якори, Пожиратели миров и все прочие представители иерархии. На Сфере лежала огромная ответственность, и потому ей приходилось соблюдать осторожность тщательнее, чем остальным. От нее зависело слишком многое: Сфера должна была осуществлять гравитационное управление Мультизвездной системой, вести учет множества Наблюдателей и Сторожей, укрытых в разных концах Вселенной, строить и воспитывать новые поколения семяносных кораблей. И еще тысяча, миллион других мелочей. Для того чтобы вершить все эти дела, нужны были специальные методы работы с необъятным количеством информации, замечательная гибкость и приспособляемость.

Но Сфера не была застрахована от потрясений, не была защищена от неожиданностей, и в таких случаях ничего от нее самой не зависело, все ее действия были рефлекторны, жестко запрограммированы – так же, как у Дирижера. Когда до мозга Сферы дошли послания Дирижера с просьбой о Связке, Сфере ничего не оставалось, как исполнить эту несвоевременную просьбу.

При обычном ходе событий Сфера сама должна была подать знак, что готова к приему новой планеты, и ждать ответа. Дирижеры редко просили о Связке, и имелось много способов помешать таким обращениям, но иногда они поступали – как следствие неисправности приборов или ложного сигнала. В редчайших случаях обращение посылалось, когда обитаемой планете угрожала опасность, например, столкновение с астероидом.

Неудача с установлением Связки могла уничтожить планету в пути, и более того, энергетический удар из-за неудачной Связки мог разрушить саму Сферу вместе с ее звездной системой.

Планета, застрявшая на полпути, будет вынуждена преобразовать всю свою массу в энергию, мощную неуправляемую энергию, сравнимую с энергией рождения сверхновой звезды, и перелить эту энергию в Сферу. Такой энергетический удар смертельно опасен для Сферы. А если Сфера будет разрушена, погибнет и ее звездная система, ведь движение звезд и планет станет неуправляемым. Сфера должна завершить Связку и принять новую планету либо погибнуть.

Дирижер был в восторге. Он, конечно, надеялся на помощь в форме Якоря. Но не смел и мечтать о сложном Портальном, не говоря уже о недавно выращенных Пожирателях миров. Он не смел мечтать и о том, что помощь придет так скоро.

Бывало, что Якори приходили быстро, но только не Портальные. Еще большей редкостью была доставка вспомогательных средств одновременно с Якорем. Обычно между этими событиями проходили годы, десятилетия и даже столетия.

Конечно, и обыкновенный, не Портальный Якорь неплохо служит выполнению главной цели. Обыкновенный Якорь тоже позволяет получить отверстие в пространстве, хотя и меньшее, чем Портальный. Но через такое отверстие может проникнуть все, что преодолевает обычное пространство. Например, радиосигналы. Дирижер снова и снова отправлял сообщения и получал ответные послания, содержавшие сведения, необходимые для возобновления сложной связи со Сферой после стольких тысячелетий молчания. В сущности, Дирижер и Сфера заново учились разговаривать друг с другом.

Но сейчас Дирижер получил сигнал, который заставил его забыть о языковых уроках. Как полагалось, он зеркально отразил сигнал в сторону его источника, показывая, что сообщение принято.

Это не требовало усилия мысли. Но содержание сигнала – требовало. Дирижер проанализировал послание.

Возможно, конца света и не было, но Джеральд Макдугал наконец попал в рай. Или, по крайней мере, в Калифорнию.

Но и Калифорния, и Ванкувер, и вся Земля вдруг превратились в рай для экзобиолога. Переброшенная на новое место Земля не стала обителью мертвых, хотя люди и попали в царствие небесное, в королевство звезд, в Империю солнц.

Здесь было царство жизни. В этом Джеральд был убежден, а мир, полный жизни, для экзобиолога немногим уступает раю. Большинство планет находилось слишком далеко, чтобы получить их четкое изображение в наземные телескопы, но данные спектроскопии были хороши. Джеральд снова взглянул на документ, который держал в руке, и чуть не подпрыгнул от радости. Это был краткий обзор первых показаний земных спектрографов, установленных в обсерваториях по всему миру.

Обзор просто кричал о том, что на других планетах есть жизнь. Каждая, казалось, источала свободный кислород, водяной пар и азот.

Более того, все планеты располагались как раз на необходимом удалении от своих звезд. Вокруг каждой звезды существует особая зона, называемая биосферой; если планета находится в биосфере, то на ней создаются условия (температура на поверхности, уровень радиации), благоприятные для появления и существования форм жизни, подобных земным. Только некоторые типы звезд способны обеспечивать жизнь. Но вокруг Сферы все звезды были требуемого размера, температуры и цвета, то есть каждая имела свою биосферу, и все планеты в Мультисистеме вращались по надежной орбите, с точностью укладывающейся в пределы биосферы своих звезд.

– Меня есть кем заменить. Он незаменим. Первое путешествие вниз слишком опасно, зачем рисковать жизнью сразу двух специалистов? Я пойду. А он нет. – Люсьен едва не поддался желанию дотянуться через стол до президента Долтри и кулаком вдолбить в него немного здравого смысла. – Что может быть проще?

– Он изображает меня важной персоной, а я вовсе не такой, – стараясь говорить ровным голосом, произнес Ларри. – Ремонт «Неньи» затягивается, так что я все равно уеду не раньше, чем через неделю. Я рассказал здешним ученым все, что знаю сам, да и они сами не лыком шиты. И если я действительно такой большой знаток гравитационных генераторов, как вы утверждаете, значит, при непосредственном исследовании Колеса без меня не обойтись.

Президент Долтри ничего не ответил и перевел взгляд с одного молодого человека на другого. Довольно долго стояла тишина.

– Может быть, вы позволите мне высказать свое мнение? – нарушил наконец молчание Долтри. – В вашей перепалке, к сожалению, я не вижу ни логики, ни ответственности, а лишь уязвленное самолюбие, раздражение, гнев и чувство вины. И, откровенно говоря, если бы я не считал вас обоих незаменимыми в нашей борьбе против общего врага, я бы не терял времени, слушая вашу мелкую грызню. В конце концов у меня есть и другие важные дела. Каким-то чудом марсиане согласились сесть с вами за один стол в конференц-зале. Они разговаривали со мной только потому, что я не представляю правительство, а значит, не имею отношения к мнимому нападению. Они хотели бы, чтобы вас, мистер Чао, заковали в кандалы и судили за преступление против человечества. Я затратил немало сил, доказывая им, что они ошибаются.

– Может, они были правы, – еле слышно пробормотал Люсьен.

«Стоило так далеко лететь, чтобы полюбоваться обыкновенным астероидом», – думала Сондра. За передним иллюминатором лежал холодный Марс, огромный оранжево-красно-коричневый шар. Захватывающее зрелище, но пассажиров корабля оно не занимало, их интересовал сейчас лишь стремительно приближающийся астероид.

Словно для того, чтобы подтвердить мысль Сондры, Хирам Макджилликатти резко отстранил обеих женщин и прошел вперед: ему не терпелось получше разглядеть скалу.

– Сейчас наверняка уже должны быть видны подробности, – недовольно произнес он.

– Сейчас еще нет, доктор. В конце концов астероид не так уж велик, – вежливо возразила Сондра, не поддаваясь искушению отшвырнуть этого коротышку с дороги.

Сондра взглянула на Марсию, которая старательно сдерживала смех. Во время скоростного полета с Луны на Марс Сондра кое-что поняла. Во-первых, что терпению Марсии Макдугал нет предела. Во-вторых, что Макджилликатти – это все-таки предел. И в-третьих, что она, Сондра, по горло сыта космическими полетами. Даже если бы на борту не было несносного Макджилликатти, постоянная тряска и теснота в жилых помещениях делали путешествие невыносимым.

Макджилликатти не доверял «стрекозам». Марсианские вертолеты казались слишком хрупкими, слишком изящными и слишком ненадежными. Задыхаясь, Макджилликатти уцепился за поручень и смотрел в открытый боковой люк на раскинувшуюся внизу необъятную равнину. Наконец какой-то предмет нарушил однообразие этой картины, и пилот бросил машину вниз, прямо на огромные валуны, грудами лежавшие на поверхности астероида. Посадочные лыжи коснулись грунта, один раз подпрыгнули, и вертолет замер. Пора выходить. Макджилликатти не решался.

Геолог Йенсен Альтер беззастенчиво подтолкнула его ногой под зад, и Макджилликатти ступил на безобразную поверхность. Альтер и Марсия Макдугал последовали за ним.

Вертолет постоял некоторое время, пока на борт взбирались члены санитарной бригады со своим неудобным грузом. Им было явно тяжело. Грузом была женщина в бронированном скафандре горняка, в состоянии полнейшего ступора.

Наконец винты закрутились.

Пассажиры обратного рейса расселись по местам, и вертолет поднялся в воздух.

– Я еще раз попробую вас убедить. Это просто кусок скалы, – невесело проговорила Мерсер Санчес. – Хирам Макджилликатти погиб, а вы рисковали жизнью ради куска скалы, и на то, чтобы в этом удостовериться, у нас ушло полтора дня.

Йенсен Альтер хмурилась, напряженно рассматривая яйцевидный предмет, установленный посередине операционного стола. Они находились в том же полевом госпитале, где лечилась Койот Уэстлейк. Пострадавших больше не было, и большую часть госпиталя переоборудовали в лабораторию.

– Ты уверена? – спросила Йенсен.

Конечно, на вид это было именно так. Простой коричневый обломок яйцевидной формы длиной в локоть Йенсен и вдвое меньше шириной.

Мерсер разочарованно покачала головой.

Двигатели включены. Это уже не пробный пуск, впереди настоящий полет. «Терра Нова» дождалась звездного часа. Корабль вздрогнул, чуть накренился и рванулся к свободе. «Терра Нова», так долго бывшая пленницей земной орбиты, разорвала оковы и помчалась в открытый космос.

Диана Стайгер («капитан Диана Стайгер», – напомнила она себе) наслаждалась долгожданной минутой. Ускорение уже достигло 4 «g», и это был не предел. Корабль переполняла невероятная мощь, которая, выплеснувшись, превратится в скорость корабля и пройденное расстояние.

Разумеется, такое огромное начальное ускорение требуется лишь для кратковременного испытания двигателей, слишком долго находившихся в законсервированном состоянии. План полета предусматривал постоянное ускорение в один «g».

Планеты Мультисистемы пока еще не были наименованы. Здесь нужна продуманная система названий, чтобы избежать путаницы.

Штурманы, не мудрствуя лукаво, говорили о ближайшей планете как о цели № 1, их это устраивало. Путешествие к цели № 1 едва способно разогреть двигатели обычного межпланетного корабля. Для корабля, рассчитанного на преодоление триллионов километров, эта маленькая прогулка в несколько миллионов километров просто пустяк. Они долетят за два дня.