В небольшой книге Л.Г.Андреева (1968), первой книге о Прусте на русском языке, творчество писателя было жестко поставлено в рамки последующего развития французской литературы, было как бы оценено по «результатам» и «следствиям». Вот почему в работе так много места было уделено восприятию Пруста представителями французского «нового романа» (М.Бютор, Н.Саррот и др.). Основное произведение писателя — «Поиски утраченного времени» — проанализировано в книге довольно сжато. И как дань старым оценкам, все время идет речь о слабости и ограниченности Пруста, что не мешает автору книги писать о продуманности и взвешенности структуры «Поисков», о том, что поток воспоминаний у Пруста лишь внешне хаотичен и непредсказуем, о верности психологического и социального анализа. (А.Д.Михайлов. Русская судьба Марселя Пруста в кн. Марсель Пруст в русской литературе. М.: 2000.)
Трудно сказать точно, в какой степени Марсель Пруст — ныне читаемый писатель, писатель «для читателя» и во Франции, и за ее пределами. Значительно яснее то, что он давно стал, так сказать, принципом, «аргументом», непременно поминаемым и используемым во всех спорах о реализме и модернизме. Сейчас больше, чем когда-либо. «Сейчас» — это примерно последние 10–15 лет, в течение которых во Франции литература, как кажется, стала наиболее «прустианской» за все годы, прошедшие со времени публикации знаменитого романа Пруста «В поисках утраченного времени». То бури Народного фронта, то бури Сопротивления отодвигали в сторону роман, занятый поисками утраченного времени. Не следует, конечно, думать, что сегодняшняя литература — некое царство Марселя Пруста и его эстетических принципов. Далеко не так. Однако, если представить себе место, занятое во Франции с середины 50-х годов «новым романом», а ныне тем, что можно назвать «еще более новым романом», и если иметь в виду, что в это время созревала концепция «реализма без берегов», то получается определенная картина, побуждающая к объективной оценке творчества Марселя Пруста как одной из самых актуальных теоретических и историко-литературных задач.
Роман, оспаривающий роман
Один из нынешних французских «антироманистов», Клод Мориак, писал: «Если, читая Пруста, мы испытываем постоянное впечатление совпадения, при всех различиях, между его опытом и нашим опытом, то это потому, что более чем объект поисков, значение имеет в данном случае его метод. Пруст вручил нам ключ, при виде которого мы пришли к удивлению, почему он так мало и так плохо использовался после него. Ведь это факт — у Пруста нет учеников… и даже не было рабских подражателей…».
[1]
«Мы» — это, конечно, современный французский «новый роман». Точнее говоря, «антироман», если пользоваться наименованием, которое было дано Ж.-П. Сартром в 1947 году роману Натали Саррот «Портрет неизвестного». Сартр написал к нему предисловие, в котором определил «антироман» как «роман, оспаривающий роман», «роман о романе, который не делается».
Итак, Мориака поражает, что «ключ», предложенный Прустом, «мало и плохо» использовался до появления современных «антироманистов». Это не совсем точно, если учесть влияние Пруста на французскую и мировую литературу и в 20-е, и в 30-е, и в 40-е годы. Тотчас же начали писать историю романа, начиная «с Пруста»,
[2]
обозначали его именем поворотный момент в этой истории.
[3]
«Влияние Пруста было немедленным, широким и глубоким… Во всей литературе заметны волны, которые исходили из него». Но «никто не осмеливался подражать ему или его повторять»,
[4]
— читаем мы в работе Симона.
«Пруст оказал огромное и глубокое влияние, хотя и не имел учеников в прямом смысле слова»,
[5]
— пишет Клуар.
И действительно, хотя Пруст уже с 20-х годов воспринимался как очень большой и оригинальный писатель, в буквальном смысле учеников и подражателей до нынешних «антироманистов» у него недоставало. На первый взгляд, такое обстоятельство и на самом деле кажется странным.
