Мэри Фултон брела по вересковой пустоши, судорожно прижимая к груди соломенную шляпку, как будто именно это могло удержать внутри ее горе, не дать ему выплеснуться. Ветер растрепал ее волосы и теперь хлестал длинными белокурыми локонами по бледному лицу. Девушка не отбрасывала их с глаз, не замечала и того, что рискует наступить на длинные ленты шляпки и упасть. Она вообще ничего не замечала: ни изредка проглядывавшего сквозь облака солнца, ни ярких цветов — орхидей, златоцветника, смолевки, пробившихся сквозь щетинистую болотную траву.

За две недели, прошедшие после похорон, горе ее даже не начало утихать, чувство потери так и не притупилось. А ведь весь прошедший год, преданно ухаживая за отцом, Мэри понимала, что скоро все закончится.

Она заботилась об отце с пяти лет — с того момента, как умерла мать. Нельзя сказать, что Роберт Фултон совершенно забывал о своем единственном ребенке. Человек блестящего ума и необыкновенной эрудиции, он все свое свободное время отдавал образованию дочери, обучая ее тому, чем она интересовалась, однако не задумывался над такими простыми вещами, как еда или чистая одежда. Поцеловать же и обнять упавшую девочку вообще никогда не приходило ему в голову. Так что Мэри сама стряхивала грязь со своих разбитых коленок и с довольно юного возраста не только командовала часто сменяющимися экономками, но и помогала им.

Вскоре после того, как Роберт Фултон был назначен священником местной церкви, герцог Карлайл, потрясенный успехами Мэри, попросил столь способного учителя заняться образованием и своей дочери. Мэри до сих пор помнила первую встречу с Викторией Торн в отцовском кабинете. В любопытных серых глазах Виктории не было и намека на презрение к дочери простого священника. С того дня девочки стали самыми близкими подругами.

Собираясь выйти в сад, Мэри остановилась у столика в прихожей и нерешительно потянулась к широкополой соломенной шляпке. На днях Виктория, шутливо указав на две золотистые веснушки на носу Мэри, посоветовала ей ни в коем случае не забывать надевать шляпу.

Мэри вспомнила, что накануне шляпка была у нее в руках, а не на голове. Интересно, заметил ли Йэн Синклер ее веснушки? Будучи аристократом, Йэн Синклер наверняка считает, что хорошо воспитанная девушка должна заботиться о коже лица, правда, вчера подобные мысли вряд ли его беспокоили. И Мэри покраснела, припоминая его взгляды. Словно он… словно он хотел… Тут Мэри решительно сказала себе, что мнение беспутного лорда Грешника ее абсолютно не волнует, однако надежно завязала ленты шляпки под подбородком перед выходом из дома.

Последний раз Мэри работала в саду еще до похорон. Казалось странным ухаживать за никому не нужными теперь цветами — ведь скоро она покинет этот дом. Но сегодня Мэри почему-то проснулась с непреодолимым желанием привести их в порядок. Когда-то ее мама привезла сюда много семян и черенков, и в память о ней Мэри считала своим долгом ухаживать за садом, к тому же ей передалась материнская любовь к садоводству. Кроме того, работа в саду займет руки, не говоря уж о мыслях, в которых уже целые сутки слишком часто появляется некий Йэн Синклер.

Небольшой сад, окруженный изгородью высотой чуть больше метра, был расположен позади дома. Огромная плакучая ива раскинула свои ветви над большей его частью. Под деревом стояла садовая мебель, где Мэри частенько проводила теплые вечера с отцом, пока тот совсем не ослаб от болезни. Мэри заставила себя не смотреть на плетеное кресло, в котором отец отдыхал, читая книги, но даже от мимолетного взгляда на иву у нее защемило сердце, и она расправила плечи, борясь с вновь нахлынувшей волной скорби.