— Мама, мне кажется, он сейчас будет на меня писать!

Резкий и достаточно сильный рывок отвернул меня в противоположную сторону от брата Давида, и я спокойно, не особо смущаясь, совершил свое «мокрое дело». Чего тут смущаться? Вполне природное явление. Единственная моя проблема была в том, что я хотел писать очень часто и всегда в не подходящий момент. Но я никогда особо не горевал по такому пустяку, ведь это было моим единственным недостатком.

Кстати, меня зовут Саймон. Я родился на берегу моря в небольшом солнечном городке Испании. Наш город — особенный, и не только потому, что в нем жил мальчик, который часто писал, просто все его жители отличались от других тем, что не любили работать. Причем коллективно. Не было ни одного человека, который бы захотел направить всех на праведный путь. Все были довольны поголовным лентяйством и наслаждались результатом собственной лени каждый день с двух часов дня до шести вечера.

После двух все лавочки, магазины, парикмахерские, кафешки и прочие заведения без лишней скромности закрывались и открывались лишь в десять утра следующего дня. Исключением были, конечно же, кафе, это было бы жестоко. В шесть часов вечера город снова оживал, но, конечно, никак не для того, чтобы вернуться к работе. Оживал, чтобы поговорить. О том, что случилось между десятью и шестью вечера сего дня.

— Мне кажется, Саймон много времени уделяет окну напротив!

Все были в шоке, я в особенности. Всегда думал, что Давид рассказывал мне обо всем. Что бы ни случилось, что бы ни произошло, я был в курсе всех дел брата, а он — моих. Вспомнить тот же «Playboy». Как оказалось, в жизни Давида были большие секреты, нежели журналы с голыми девочками. Теперь я стал понимать, о чем шепотом говорили друзья Давида на наших прогулках, что за секрет, который я никак не мог разгадать. Секрет открылся сам, и имя ему было Советский Союз.

Физическое расставание с братом было тяжелым. Я заболел. Температура держалась на столбике сорока градусов и предательски не хотела ползти вниз. Я никак не мог смириться с разлукой. Но организм вылечить легче, чем душу, поэтому вскоре я пошел на поправку, а боль в сердце, хоть и притупилась, но все же осталась.

В то время я уже поступил в университет на факультет экономики. Сказать, что я ничего не понимал в экономике, ничего не сказать. Мой преподаватель говорил: «Чтобы хоть как-то разобраться в предмете, советую вам читать газеты об экономике и смотреть ТВ программы на эту тему!» Я до сих пор не прочитал ни одного экономического обзора, а когда диктор по новостям касается темы экономики — сразу же переключаю. Не сложилось у меня с этой наукой, любви не вышло. Как у меня сегодня получается деньги зарабатывать, даже не знаю!

Месяц мы ничего не слышали о Давиде. Ни звонка, ни телеграмм, никаких других новостей. Неделями позже почтальон доставил в дом конверт со штампом советской почты. Это была открытка от Давида. На ней было изображено море, солнце, девушка загорает на пляже, а на горизонте белел одинокий парус с раздувающимися ветрилами. Черной шариковой ручкой было написано: «Я здесь» и стрелкой указано на парусник. Это был почерк Давида. Я тут же схватил словарь и стал искать слово, которое было написано на открытке. «Днепропетровск», — прочитал я по слогам, и родители, стоящие рядом, почему-то усмехнулись. Видимо, слово им показалось необычным.

После этого вся моя жизнь вертелась вокруг этой открытки. Ведь не зря же брат прислал ее, от него не было никаких новостей. Я все думал и думал об этом Петровске, и как лучше туда попасть. Мысли путались, а Петровск был таким же далеким, как и тот одинокий парус на открытке.