Приключения капитана Коркорана

Ассолан Альфред

Отправившись по заданию Лионской Академии наук в Индию на поиски священной книги индусов, капитан Коркоран знакомится там с индусским правителем Голькаром и его дочерью, красавицей Ситой, которой угрожает бывший первый министр Голькара, а теперь изменник, Рао. Очарованный красотой девушки капитан Коркоран обещает защитить ее от любой опасности и поручает охрану Ситы своей любимице, тигрице Луизон.

Альфред Ассолан (1827–1886) — популярный французский писатель, перу которого принадлежит несколько десятков приключенческих романов; роман «Приключения капитана Коркорана» во Франции выдержал более десяти переизданий.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I. Академия Наук (в Лионе) и капитан Коркоран

29 сентября 1856 года, около трех часов дня, Лионская Академия наук, заседая в полном составе, единодушно спала. Но в извинение господ академиков, говоря правду, надо упомянуть о том, что с двенадцати часов дня им читалось сжатое резюме о трудах знаменитого доктора Лорица Шварца из Шварцгаузена об отпечатке, оставляемом на пыли левой лапкой не позавтракавшего паука. Впрочем, надо отдать справедливость спавшим: все они не сдались сну без сопротивления. Один из них, прежде чем оперся локтями на стол и опустил голову на руки, пытался набросать пером фигуру римского сенатора, но сон одолел его как раз в ту минуту, когда он искусною рукою изображал складки тоги. Другой из листа белой бумаги соорудил целый линейный корабль, и легкое похрапывание господина академика, казалось, должно было играть роль ветра, раздувавшего паруса судна. Один только президент, откинувшись и опираясь спиною о спинку кресла, спал с полным сознанием своего достоинства и, держа руку на колокольчике, как солдат под ружьем, сохранял внушительный вид.

А в это самое время поток слов лился беспрерывно и господин доктор Лориц Шварц из Шварцгаузена излагал бесчисленные соображения о происхождении и возможных последствиях своих открытий. Вдруг стенные часы пробили три часа, и все почтенные члены Академии мгновенно проснулись. Президент заговорил звучным голосом:

— Господа! Так как первые пятнадцать глав этой прекрасной книги прочитаны и выслушаны нами, мы имели полную возможность убедиться в обилии новых и плодотворных выводов и соображений, ввиду чего Академия, приветствуя господина доктора Шварца, полагаю, не может иметь что-либо против назначения слушания остальных пятнадцати глав на будущей неделе. Таким образом, каждый из нас будет иметь более времени для обсуждения этих великолепных идей и, если окажется нужным, предъявить автору свои возражения.

Так как на это господин Шварц изъявил полное свое согласие, поспешили отложить чтение и перешли к другим докладам.

Тогда поднялся с кресла небольшого роста человек с седыми волосами на голове и с седой бородой; с живыми, проницательными глазами, заостренным подбородком и кожей, казавшейся приклеенной к костям, до такой степени он был худой и иссохший. Он знаком сообщил о том, что намерен говорить, и тотчас же воцарилась полная тишина, так как он был из числа тех, кого слушают и опасаются прерывать.

II. Как Академия наук (в Лионе) познакомилась с Луизон

Но как бы ни сильно было волнение Луизон, вызванное угрозою Коркорана не посещать вместе с ней общество, наверное, это волнение неизмеримо было незначительнее волнения, охватившего всех членов знаменитой Лионской Академии наук. Если принять в соображение, что их обычной профессией было быть учеными, но не жонглирование с бенгальскими тиграми, тогда, конечно, является вполне понятной их человеческая слабость.

Первой мелькнувшей у них мыслью было взглянуть в сторону двери и постараться проникнуть сквозь нее в соседний зал, откуда они рассчитывали добраться до передней, примыкающей к великолепной лестнице, выводящей на улицу.

Там им было бы уже нетрудно улепетнуть подальше, так как любой пехотинец, на спине которого нет ни амуниции, ни пищевого запаса, легко уйдет двенадцать километров в час. Так как самый отдаленно от Академии живущий академик должен был пробежать только один и никак не более двух километров до цели, то есть до домашнего очага, следовательно, он имел много шансов в течение нескольких минут избегнуть сообщества с Луизон.

Как ни много надо было времени, чтобы изобразить на бумаге эти соображения, но в действительности они были сделаны с такой великой быстротой и единодушием, что в мгновение ока все члены Академии повскакивали с кресел и очутились у двери, намереваясь улепетнуть.

Даже сам президент, несмотря на то что при всяких обстоятельствах он должен был подавать пример рвения, и, хотя в этом случае он действительно выказал наивозможнейшее рвение, все-таки только девятнадцатым достиг двери, взломанной натиском Луизон.

III. О тигре, о крокодиле и о капитане Коркоране

— Быть может, господа, вы слышали о знаменитом Роберте Сюркуфе из Сен-Мало. Его отец был племянником зятя моего прадеда. Весьма знаменитый и весьма ученый Ивес Кватерквем ныне член Парижского института, изобретший, как всем это известно, способ управления аэростатами, мой двоюродный брат. Мой дедушка Алан Коркоран, прозванный Барбаруссой, учился в школе одновременно с виконтом Франсуа де-Шатобриан и имел честь 23 июня 1782 года ударить сжатым кулаком по глазу виконта, что произошло во время рекреации, между четырьмя и пятью часами пополудни. Вы видите, господа, что я хорошего происхождения и что Коркораны могут высоко держать голову, глядя прямо на солнце.

О себе самом я не нахожу нужным много говорить. Скажу только, что я, кажется, родился с удочкой в руках. Я один плавал в баркасе моего отца в таком возрасте, когда другие дети только что начинают учиться азбуке. Когда мой отец погиб, спасая утопавшее рыбачье судно, я отплыл на корабле «Целомудренная Сюзанна» из Сен-Аало, отправившемся ловить китов в Беринговом проливе. После трехлетнего путешествия то к Северному, то к Южному полюсам, я перешел с «Целомудренной Сюзанны» на «Прекрасную Эмилию», а оттуда на «Фейер Нртабан», а с этого корабля на «Сына бури», замечательный бриг, делающий в течение часа восемнадцать узлов…

— Милостивый государь, — прервал капитана несменяемый секретарь, — вы нам обещали рассказать историю Луизон.

— Потерпите немного, я сейчас к этому приступлю…

Но он был прерван отдаленным грохотом барабана.

IV. Лорд Генри Браддок, генерал-губернатор Индостана, полковнику Барклаю, резиденту, пребывающему при особе Гольнара, государя Мараттов в Бхагавапуре на реке Нербуде

Итак, ровно шесть недель после обмена этими письмами, которые только что были нами приведены выше, Голькар сидел глубоко задумавшись на персидском ковре, на вершине самой высокой башни своего дворца на берегу Нербуды и грустно смотрел на высокие вершины гор Виндхиль, современных Браме. Около него сидела его единственная дочь, красавица Сита, пытавшаяся прочесть в глазах отца все обуревавшие его мысли.

V

Стол был накрыт во внутреннем дворе, около фонтана, освежившего воздух под сводом усеянного звездами неба. Голькар, его дочь с глазами лотоса и капитан Коркоран сидели у стола, сервированного по европейской моде. Двадцать служителей подавали и убирали со стола. Сидевшие за столом ели с безмолвием и торжественной важностью восточных государей.

Около них Луизон, лежавшая между своим господином и прелестной Ситой и получавшая пищу как от одного, так и от другой, ласкающим взором поглядывала то на одного, то на другую.

Сита, благодарная за оказанную услугу и гордившаяся повиновением ей тигрицы, обращалась с Луизон как с любимой борзой собакой, давала ей сахар и ласкала ее. Тигрица слишком была умна, чтобы не понимать добрые намерения Ситы, и выражала ей свою благодарность, тихо шевеля хвостом и с негой вытягивая шею каждый раз, когда молодая девушка клала руку на голову своей новой подруги.

Наконец Голькар подал знак, и все служители ушли, оставив его одного с дочерью и капитаном.

— Капитан! — сказал Голькар, подавая ему руку. — Вы только что спасли мне жизнь и престол. Чем могу я вам выразить свою благодарность?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I. Каким образом была разыскана знаменитая рукопись Гурукарамта

Через шесть месяцев после сражений, о которых рассказывалось в первой части книги, капитан Коркоран, сделавшийся магараджей страны мараттов, спокойно и мирно наслаждался плодами своей мудрости и еще большей отваги, доставившей ему блестящие победы. Впрочем, ничего не может дать такого полного понятия о его счастье, как письмо, написанное и посланное им несменяемому секретарю Лионской Академии наук с целью доставления ему отчета о путешествиях, совершенных в горах Гатес и в долинах Нербуды и Годавери в поисках за знаменитой рукописью Гурукарамта:

Это письмо было вручено господину Президенту во время заседания и прочитано им перед всем собранием, после чего Президент поспешно приказал пригласить Кая Кермадеука, командира парохода «Сын Бури».

Командир подошел, переваливаясь с ноги на ногу, точно на палубе корабля. Это был старый моряк, загорелый, засмоленный, три раза обогнувший мыс Горн и девять раз прошедший мимо мыса Доброй Надежды, чувствовавший отвращение к твердой земле такое же, как кошка к холодной воде.

Так как он вертел свою шляпу в руках со смущенным видом школьника, не знающего заданный урок, Президент счел нужным прийти ему на помощь.

II. Первая предосудительная выходка Луизон

Однажды утром Коркоран сидел в парке в тени пальмовых деревьев. Там он собирал совет и совещался, а также производил суд над мараттами подобно тому, как делал это святой Людовик в Венсене или Дейок в Экбатанах. Сидя около него, прекрасная Сита читала и разъясняла божественные предписания Гурукарамта.

Вдруг появился Сугрива. Конечно, читатели не забыли, что Сугрива был тем отважным брамином, так смело помогавшим Коркорану победить англичан. В вознаграждение за это он назначен был первым министром.

Сугрива преклонился пред своим государем и пред Ситой, поднимая при этом руки вверх в форме кубка к небу; вслед за тем, испросив дозволение Коркорана, он сел на персидском ковре и выжидал, пока ему предложат вопрос.

— Ну что же? Есть что-либо новое? — спросил Коркоран.

— Государь! — отвечал Сугрива. — В империи вашей все спокойно. Но вот газеты из Бомбея, они рассказывают о вас самые возмутительные нелепости.

III. Отчаянная битва

В шесть часов вечера Коркоран отправился в парк. Из предосторожности и опасения борьбы с товарищем Луизон он взял с собою револьвер.

Он был неправ. Никогда не следует вмешиваться в дела своего ближнего и даже самых близких друзей. Впрочем, Коркоран, как мы увидим далее, был строго наказан за свое любопытство.

Около седьмого часа, сидя на стене, в нескольких шагах от места, указанного ему Али, он услышал сильный шум мятой листвы. Это был незнакомец, явившийся на свой пост во рву у подошвы стены, и возвестил о своем присутствии тихим и глухим рычанием с очевидной целью быть услышанным только одной Луизон, которая не заставила себя долго поджидать. Одним прыжком она вскочила на стену, взглянула рассеянным взором на ров и, нисколько не стесняясь присутствия Коркорана, которого отлично видела, вслушивалась в то, что ей мурлыкал громадный тигр.

Долго было в моде полагать, будто животные обладают только смутным инстинктом и не умеют рассуждать и чувствовать. Утверждал это Декарт, а подтвердил Малебранш; как тот, так и другой опирались на авторитеты многих известных философов, что доказывало, что ученые весьма часто не обладают здравым смыслом.

Пусть, если это возможно, объяснит мне Малебранш, почему тигр каждый вечер посещал Луизон и какие поводы деликатности мешали последней последовать за ним в глубину лесов и возвратиться на свободу? Ясное дело, что причиною этого было ее дружеская привязанность к Коркорану, которая удерживала ее в Бхагавапуре. Они знакомы были друг с другом и любили друг друга так давно, что, по-видимому, ничто не могло их разлучить.

IV. Доктор Сципион Рускерт

Однажды утром Коркоран, выехав из Бхагавапура, тщательно осматривал границы своего государства и вместе с тем производил суд, проверял и улучшал администрацию, производил маневры армии, строил дороги и мосты и был занят по горло, так как приходилось чуть ли не самому все делать за отсутствием сведущих помощников.

Сита оставалась одна во дворце. У ног ее играл ее сын, маленький Рама, несмотря на свои два года выказывавший уже силу отца, а также грацию и красоту матери. Перед ними стоял слон Скиндиа, забавляя ребенка тем, что тихонько шевелил своим хоботом, что вызывало веселый смех мальчика, который брал конфеты из коробки, лежавшей на коленях у его матери и клал их в хобот слона, подносившего их ко рту и громко раскусывавшего конфеты зубами.

— Скиндиа, толстый друг мой, — сказала Сита, — охраняй хорошо моего маленького Рама, так же точно, как ты заботился обо мне, когда я была ребенком, таким же, как он.

Слон с торжественной важностью склонил хобот.

— Рама, — сказала мать сыну, — подай руку Скиндии.

V. Семья Луизон

Несколько дней после того немец сделался постоянным собеседником и спутником Коркорана. Они были прямо неразлучны. Очень веселый, отличного расположения духа, он превосходно ездил верхом, отлично охотился, мастерски толковал о богословии, теогонии, космогонии и естественной истории, оживленно и со знанием дела. Он противоречил противнику с большой умеренностью, как раз сколько нужно было для того, чтобы сделать разговор более оживленным. Наконец, по отношению к Раме он был бесконечно любезен; играл с ним во всякие игры, строил ему из дерева военные корабли, показывал ему волшебный фонарь и вообще забавлял мальчика всеми способами. Кончилось тем, что за ним перестали даже наблюдать.

Однако был один случай, снова возбудивший некоторые подозрения в Коркоране, но тогда же произошло такое приятное и счастливое для Коркорана событие, что рассеяло и заставило забыть всякие подозрения.

Это было однажды утром в январе 1860 года. Коркоран выехал верхом на коне поохотиться на носорога. Его сопровождали доктор Рускерт и двадцать служителей, предназначенных, чтобы выслеживать и загонять носорога.

Сита с высоты террасы наблюдала за отъездом охотников и с трудом удерживала маленького Раму, громко кричавшего, что сядет на Скиндию и отправится охотиться на носорога.

Наконец охотники на повороте дороги исчезли из вида, и тогда только глубоко огорченный Рама немного успокоился, взобравшись на плечи Скиндии, уверяя, что он теперь выше деревьев и, если захочет, может схватить луну.