— Ты куда, Кубусь?

— У меня дела.

— Обед в холодильнике.

— Спасибо, мама.

— Смотри, чтоб не подгорели котлеты.

Солнце ласково пригревало, было светло, и вокруг царило радостное оживление. С ивы на соседние тополя вспорхнула стайка чирикающих воробьев, а над крышами домов кружились голуби.

Кубусь Детектив спокойно и уверенно шагал вдоль домов. Он шел, задумавшись, размышляя о Ленивце: «Как он может просидеть полдня на лавочке без всякого движения? Да у него на теле, наверно, рубцы от скамейки образовались». Кубусь был прирожденным мыслителем. Он мог найти свое объяснение любому явлению, но инертность Ленивца до сих пор оставалась для него загадкой.

Возле универсама Кубусь задержался, заметив стоявшую в окружении детей седую дородную женщину в темном шелковом платье и белой соломенной шляпке. Он узнал ее еще издали. Это была пани Шротова, жена доктора, бабушка Зыся Шрота. В кольце взъерошенных детских головок она выглядела могучей скалой, возвышавшейся над светлыми камешками. Женщина что-то взволнованно говорила, оживленно при этом жестикулируя.

Кубусь подошел ближе.

— Милые мои ребятки, — обращалась к юным слушателям пани Шротова, заламывая руки. — Если кто-то из вас найдет мою маленькую Крецю, пусть приведет ее ко мне. Я живу на втором этаже в третьем корпусе. Ну что за несчастье, что за беда! Мой бедный любимый песик!

У четвертого корпуса Кубусь завернул за угол и посмотрел вверх на третий этаж, где на одном из балконов бушевало пламя красных пеларгоний. Он заметил торчавшую между прутьями балкона старую поломанную выбивалку для ковров. Это означало, что Гипця дома.

Кубусь обрадовался, ему хотелось как можно скорее поделиться свежей новостью со своей помощницей. Вложив два пальца в рот, он свистнул — дважды коротко и один раз протяжно. Сигнал прозвучал, и на балконе показалось маленькое лукавое личико Гипци.

— Чао! — приветствовала она Кубуся.

— Чао! — откликнулся тот.

— Что нового?

— О деньгах не беспокойся, — сказал Кубусь, когда они подходили к бару «У Белой Розы».

Ребята давно миновали новые дома, поблескивающие издали на солнце зеркальной гладью окон и цветной штукатуркой, и углубились в лабиринт узких немощеных улочек. Теперь они шли вдоль низких покосившихся загородных домиков, окруженных небольшими садиками. Из садиков доносился аромат цветущей черемухи, а из открытых окон — запахи готовящихся блюд. Друзья проходили мимо черных, покрытых толем голубятен, повалившихся заборов, мусорных куч, длинных жилых бараков. Они вступили в совершенно иной мир. Гипця с любопытством присматривалась к своему шефу.

— Эти два злотых — пустяк, — весело проговорила она. — Мама дала их на мороженое.

— Я тебе верну, как только уладим дело.

— Глупости, касса ведь общая.

— Озерная, номер четырнадцать. Это, наверно, здесь, — произнесла Гипця. Дети остановились у маленького деревянного домика. Таких домиков-пенсионеров немного уж оставалось в Варшаве. В небольшом садике за проволочной оградой цвели желтые ноготки и крупные пурпурные пионы. За ними, у самого дома, густо разросшиеся сирень и акация заслоняли окна, доставая почти до самого края крыши. Казалось, что крыша поднимается прямо из этих зарослей. А над кустами виднелся выступавший из мезонина крохотный балкончик с разваливающимися перилами. Оттуда сквозь раскрытую дверь доносилось веселое собачье тявканье.

— Это, наверно, здесь, — повторил Кубусь, задирая голову. — Говорил тебе, что дед Куфель знает обо всем. Если у него кости что-то чувствуют, то уж наверняка.

— Интересно, мы найдем здесь Крецю?

— Этого дед Куфель не может знать. Он не ясновидец, у него лишь всегда хорошая информация.

— Ну, ладно… — Гипця задумалась. — А что мы скажем Толусю Поэту?

С той злополучной среды минуло два дня. Погода совершенно переменилась. Небо затянули тяжелые свинцовые тучи, и с полуночи в среду начался продолжавшийся двое суток нескончаемый проливной дождь. Казалось, само небо оплакивает неудачу юных детективов. Опустели дворы и улицы, лужайки и спортплощадки. Не слышно стало веселого гвалта, сопровождавшего шумные игры варшавских сорванцов. Дождевые капли вызванивали на крышах печальную мелодию, и вместе с мрачной и угрюмой атмосферой воцарилась скука.

Неудачи, преследовавшие Кубуся, настолько огорчили его, что он решил навсегда прекратить расследование преступлений. В момент наивысшего разочарования он вознамерился даже сжечь свой драгоценный красный блокнот и тем самым довести до конца принятое решение. Однако он вовремя одумался и вместо того, чтобы сжечь, спрятал в шкаф бесценные записки детектива, засунув их между прошлогодними учебниками. В нем еще тлела слабая надежда обрести в конце концов славу и известность, не уступающие популярности Шерлока Холмса, самого благородного из величайших на свете сыщиков.

А пока все свое внимание он уделил спорту. Вдвоем с Гипцей они устроили большие автомобильные гонки вокруг стола. Этой забавы хватило ровно на два часа, после чего она им наскучила. В самом деле, ведь это совсем не то, что слежка за владельцем "Крайслера" или общение с Толусем Поэтом!

А черный зонт? Кто может знать, где находится сейчас черный зонт, это пригрезившееся им волшебное творение. Иногда он мелькал в мыслях беспокойным намеком или вплетался вдруг в тревожный сон юного детектива. Но неизменно оставался при этом по-прежнему таинственным и, как раньше, недосягаемым.

И кто бы мог подумать, что выяснению загадки поможет скромная муха в сливках. А дело было так.

Куда он направляется с этим планом?" — спрашивала себя Гипця, следуя по пятам за Спортсменом.

Моросил надоедливый мелкий дождичек. Улицу застилала белесая мгла, а из водосточных труб капала вода. В лужах отражались смутные контуры стен и деревьев. Улица была почти безлюдна. Лишь несколько цветных зонтов, словно плывущие грибы, скользили вдоль домов.

Молодой человек шел быстро, широко шагая и втянув голову в поднятый воротник. Он был настолько поглощен своими мыслями, что не видел ничего вокруг. Видимо, он очень торопился.

На углу Гипця задержалась. Ей не хотелось, чтобы Спортсмен заметил за собой слежку. Немного выждав, она перебежала улицу, перепрыгивая через разлившиеся лужи. Они уже подходили к дому пани Баумановой, но молодой человек, даже не взглянув в ту сторону, миновал его, как любой обычный дом. Лишь проходя мимо живой изгороди, он неожиданно свернул в узкую аллейку, тянувшуюся вдоль стен к свалке старых автомашин.

Выпотрошенные "Стары" и "Люблины", лишенные колес и двигателей, словно железные скелеты, мокли под дождем. Их жалкий вид навевал тоску. Миновав свалку, Спортсмен перескочил через полуразрушенную стенку и вскоре оказался среди старых бараков.

— Это фантастика! — воодушевился Кубусь, когда Гипця рассказала ему о своих последних открытиях. На город опускались сумерки. Дождь уже перестал, только в трубах еще тоненько позвякивала вода. В песочнице под плакучей ивой возились пятилетние карапузы, а на перекладине для выбивания ковров и половиков выделывал акробатические номера юный любитель гимнастики. Зацепившись за металлический прут согнутыми в коленях ногами, он висел вниз головой и орал что было мочи:

— Я Бэтмен! Ура!

— Заткнись! Не мешай разговаривать старшим! — крикнул ему Кубусь, но акробат и ухом не повел.

— Я Бэтмен! — взвыл он таким устрашающим голосом, что юные детективы, признав свое поражение, перешли в соседний двор.

— Это фантастика! — повторил Кубусь. — Кажется, мы открыли такое, что даже и не снилось самому Толусю Поэту.

Сумерки сгущались, на улице загорались первые фонари. Неоновая вывеска над магазином самообслуживания, шипя, отбрасывала синие блики на умытый дождем тротуар. Кубусь, однако, не пошел домой. Его тянуло сходить на разведку в кооператив "Клен".

По дороге он еще раз все тщательно обдумал. Если эта рыжая красотка забрала зонт из бюро находок, то, значит, свернутый трубочкой листок, переданный ею Спортсмену в "Августинке", был тем самым таинственным планом. Теперь человек в замшевой курточке держит в своих руках ключ к разгадке тайны черного зонта. Значит, чтобы не упустить его, надо не спускать с него глаз.

Размышляя подобным образом, Кубусь добрался до самых ворот. Вокруг было темно. Легкий туман опустился на землю, затопив низкие строения, и вся территория выглядела как дно таинственного озера. Только в одном окне, как раз против ворот, горел свет. Пробивавшаяся сквозь грязную оконную занавеску полоска света протянулась по заваленному стружкой и щепками двору до сложенных в штабеля досок. Ворота были закрыты. Кубусь двинулся вдоль сетчатой ограды в надежде найти в ней брешь. И он не ошибся. В одном месте, где сетка неплотно прилегала к основанию, он обнаружил в ней небольшую прореху. Не раздумывая, Кубусь бросился на землю и ползком перебрался на другую сторону.

Скрываясь за штабелями досок, он подбирался к освещенному окошку, как вдруг издалека донеслось ворчание автомобильного двигателя. Тщательно укрывшись за штабелем, Кубусь внимательно прислушался.

Со стороны бараков к воротам медленно приближался автомобиль, то и дело кренившийся на выбоинах дороги. Фары машины вспарывали окружающий мрак двумя снопами света, скользнувшими наконец по воротам и штабелям. Чуть позже раздался звуковой сигнал, и на его призыв из кирпичного барака выскочил человек. Подбежав к воротам и недолго там повозившись, он распахнул одну их створку.

На другой день утром Кубусь встретился с Гипцей у песочницы под плакучей ивой. Утро было ясное и безоблачное. Над прогреваемой солнцем влажной землей висела сизо-голубая дымка. На газонах зеленела сочная трава. В воздухе пахло свежестью. Черный дрозд весело насвистывал в кустах сирени, воробьи шаловливо резвились в листве плакучей ивы.

Радостное настроение передалось и юным детективам. Новый день обещал удачу.

— Нам столько нужно сделать, что придется привлечь к работе нового помощника, — сказал Кубусь, акцентируя слова "привлечь к работе", словно давая понять этим, что намерен основать частное сыскное бюро.

— Зачем далеко ходить? — весело бросила Гипця. — У нас же есть Ленивец!

— Его я и имел в виду. Хотел только узнать, согласна ли ты.