Джентльмен и леди, совершающие путешествие от Танбриджа к той части Сассекса, которая лежит между Гастингсом и Истбурном, и вынужденные по деловым причинам оставить проторенную дорогу и двинуться по непроезжей колее, имели несчастье перевернуться в повозке во время подъема по каменистой тропке, где песок перемежался с камнями. Несчастье случилось поблизости от дома единственного здесь джентльмена — возница счел этот дом местом назначения, и его с великим трудом удалось убедить проехать мимо.

Он так ворчал и ругался, так пожимал плечами, так безжалостно подстегивал лошадей, что можно было заподозрить, будто он перевернул своих пассажиров специально (особенно если принять во внимание, что повозка не принадлежала его хозяину). Правда, нельзя было не заметить, что дорога несомненно ухудшилась, едва они миновали вышеупомянутый дом, и возница выражал свое возмущение всеми доступными ему способами, утверждая, что по этой дороге можно проехать только на телеге, да и то с трудом.

Впрочем, последствия несчастного случая оказались не столь тяжелыми, поскольку повозка катилась очень медленно, так что джентльмен только кряхтел себе под нос, выбираясь из перевернутого средства передвижения, и весь его ущерб ограничился несколькими синяками, шишками и испорченным настроением. Но, к несчастью, выходя из повозки, джентльмен растянул себе лодыжку; и, как только это обнаружилось, он не преминул обратиться с резкими словами к вознице и к собственной супруге, после чего уселся на дорогу, будучи не в состоянии стоять на ногах.

— Здесь явно что-то не так, — заявил он, растирая лодыжку рукой. — Но ты не волнуйся, дорогая, — успокоил он жену, с улыбкой взглянув на нее, — лучшего места и найти было нельзя. Как говорится, нет худа без добра. Наверное, этого можно было бы ожидать. Совсем скоро наши мучения окончатся.

Вон там, полагаю, меня излечат,

 — напыщенно произнес джентльмен, указывая на премиленький коттедж, который так романтично приютился среди деревьев на вершине холма, на некотором расстоянии от них.

— А разве это

Знакомство, начавшееся столь странно, не оказалось ни кратким, ни незначительным. В течение целых двух недель путешественники вынуждены были оставаться в Уиллингдене, поскольку растяжение у мистера Паркера оказалось настолько серьезным, что он просто не мог выздороветь раньше. Больной попал в очень хорошие руки. Хейвуды были уважаемым семейством, и самому мистеру Паркеру и его супруге оказывались всевозможные знаки внимания, причем делалось это исключительно доброжелательно и ненавязчиво. За ним ухаживали и его обслуживали, а миссис Паркер развлекали и утешали с неослабной и бесконечной добротой. И поскольку у одной стороны было столько же благодарности, сколько у другой — сочувствия и доброй воли, а в хороших манерах и вовсе не было недостатка, то за эти две недели оба семейства весьма привязались друг к другу.

Прошлое мистера Паркера стало вскоре всеобщим достоянием. Будучи от природы человеком общительным и открытым, он без утайки поведал о себе все, что знал; а там, где он сам пребывал в неведении, Хейвуды догадывались, во всяком случае те из них, кто любил и умел слушать.

Так, например, в том, что касалось Сандитона, его сочли энтузиастом — горячим энтузиастом. Создавалось впечатление, что Сандитон — тот Сандитон, который вырос из маленькой деревушки, — был тем, ради чего он жил. Всего несколько лет назад это было тихое маленькое местечко безо всяких претензий; но тут преимущества его расположения и некоторые другие обстоятельства обратили на себя внимание мистера Паркера, и, придя к заключению, что это может стать выгодным предприятием, он вместе с другим землевладельцем взялся за дело. Они планировали и строили, молились и трудились, в результате чего местечко обрело популярность и славу, а мистер Паркер теперь больше ни о чем другом не мог думать.

Факты, которые он бесхитростно изложил Хейвудам в беседе, свидетельствовали, что ему сравнялось тридцать пять, что он женат, причем очень счастливо, вот уже семь лет и что дома его ждут четверо очаровательных детишек; родом он из уважаемого семейства, обладающего небольшим, но достаточным состоянием; определенного рода занятий не имеет, поскольку как старший сын является наследником семейной собственности, которой владели и которую приумножали несколько поколений его предков; у него есть два брата и две сестры, все они люди свободные и независимые, а старший из его двух братьев по праву побочного родства также достаточно хорошо обеспечен.

Цель, ради которой он отправился на поиски врача, давшего рекламное объявление в газету, мистер Паркер также изложил просто и ясно. Вызвана она была вовсе не его намерением растянуть себе лодыжку или причинить себе еще какой-либо вред, дабы потешить вышеупомянутого врача, и вовсе не желанием (как с готовностью предположил было мистер Хейвуд) заключить с ним партнерское соглашение. Она явилась всего лишь следствием его желания привезти в Сандитон кого-либо, обладающего медицинскими познаниями, и, прочитав злополучное объявление в газете, он рассчитывал выполнить свою миссию в Уиллингдене. Мистер Паркер был убежден, что сам факт присутствия в Сандитоне человека, обладающего медицинскими знаниями, будет способствовать дальнейшему успеху его дела и процветанию местечка, а может и вызвать постоянный приток отдыхающих — ничего больше ему не требовалось. У него имелись

В каждом месте должна быть своя знаменитость. Такой знаменитостью в Сандитоне была леди Денхэм, и во время их путешествия от Уиллингдена к побережью мистер Паркер более подробно рассказал о ней Шарлотте.

Ее часто поминали в Уиллингдене, поскольку она была его партнером в этом спекулятивном предприятии. Любой мало-мальски длительный рассказ о Сандитоне был невозможен без упоминания о леди Денхэм. Она была очень богатой пожилой дамой, схоронившей двух мужей, которая знала цену деньгам, к которой все относились с большим почтением и с которой жила бедная кузина. Все это были общеизвестные факты, но некоторые дополнительные подробности ее прошлого помогли скрасить скуку долгого подъема на холм или особенно неровного участка дороги, а также дать направляющейся в гости молодой леди необходимые знания о персоне, с которой ей, быть может, придется общаться ежедневно.

Леди Денхэм в девичестве была богатой мисс Бреретон, наследницей большого состояния, но не получившей образования. Ее первым мужем был некто мистер Холлис, человек, владеющий значительной собственностью в провинции, куда входила и большая часть Сандитона с огромным роскошным особняком. Мистер Холлис был уже в годах, когда она вышла за него замуж, ей же к тому времени сравнялось тридцать. С расстояния в сорок лет трудно понять, что подвигло ее на такой брак, но она так хорошо ухаживала за мистером Холлисом, так умела угождать ему, что после смерти он оставил жене все свои поместья в ее полное и единоличное владение.

Пробыв несколько лет вдовой, она вновь решилась выйти замуж. Покойный сэр Гарри Денхэм, происходивший из округа Денхэм-парк неподалеку от Сандитона, сумел убедить ее переселиться вместе с ее значительными доходами в его владения, но ему не удалось таким образом обогатить свое семейство, которое он содержал. Она была слишком осторожна, чтобы выпустить из рук принадлежавшее ей, и, когда после смерти сэра Гарри леди Денхэм вернулась в свой дом, то говорили, что однажды она похвасталась подруге:

— Хотя я и не получила от его семьи ничего, кроме титула, но зато и ничего не отдала за него.

— А кому принадлежит это укромное уютное местечко? — поинтересовалась Шарлотта, когда они проезжали мимо небольшого дома, спрятавшегося в закрытой от ветра впадине милях примерно в двух от моря. Дом был обнесен красивым забором и окружен живописной растительностью, с роскошным фруктовым садом и лужайками. — Похоже, в нем столько же удобств, что и в Уиллингдене.

— А, — откликнулся мистер Паркер, — это мой старый дом, дом моих предков, в котором я родился и вырос, а также появились на свет трое моих старших детей. Здесь мы с миссис Паркер прожили последние два года, пока не был закончен новый дом. Я очень рад, что он вам понравился. Это доброе старое местечко, и Хиллиер содержит его в полном порядке. Понимаете, я отдал его человеку, который занимает пост управляющего моей землей.

Ему

достался хороший дом, а

мне

— отличный повод улучшить свою репутацию! За следующим холмом начинается Сандитон, — продолжил он. — Современный Сандитон, очень красивое место. Видите ли, наши предки всегда строились в какой-нибудь норе, в захолустье. Вот мы и оказались в этой дыре, всего в какой-нибудь миле с четвертью от роскошнейшего океанского побережья между южным мысом и краем земли, и это не приносило нам ни малейшей выгоды. Вы поймете, что я не прогадал, совершив такой обмен, когда увидите мой Трафальгар-хаус; между прочим, я уже почти жалею, что назвал его Трафальгаром — наверное, теперь стоило бы наречь его Ватерлоо. Впрочем, Ватерлоо остается про запас, и если в этом году у нас хватит смелости пристроить к нему два крыла, чтобы получился полумесяц (а у нас ее хватит, как мне кажется), то мы сможем назвать его Ватерлоо-крещент

[1]

. А поскольку название дома будет совпадать с его формой, что всегда выглядит привлекательно, мы сумеем пустить к себе жильцов. Я рассчитываю, что в хороший сезон у нас будет больше желающих, чем мы сможем принять.

— Он всегда был очень комфортабельным жилищем, — сказала миссис Паркер, глядя на дом через заднее окно со смешанным выражением любви и сожаления. — И какой милый сад, просто великолепный.

— Да, любовь моя, но вот

— О да, мой дорогой. У нас, как и обычно, достаточно овощей и фруктов, но если что-либо и забудут нам доставить, мы всегда можем купить все необходимое в Сандитон-хаусе. Тамошний садовник с радостью пойдет нам навстречу. Но детям здесь было так хорошо. А какая там тень летом!

Когда они встретились перед ужином, мистер Паркер просматривал письма.

— Ни строчки от Сидни! — воскликнул он. — Каков лентяй! Из Уиллингдена я отправил ему письмо о том, что со мной случилось, и рассчитывал, что он удостоит меня ответом. Впрочем, быть может, это означает, что он сам едет сюда. Вполне может быть. Но вот письмо от одной из моих сестер.

Они

всегда поддерживают меня. Женщины — единственные, с кем можно вести переписку и на кого можно полагаться. Ну вот, Мэри, — обратился он с улыбкой к супруге, — прежде чем я вскрою письмо, может быть, попробуем угадать состояние здоровья тех, от кого оно пришло, или, скорее, что сказал бы Сидни, будь он здесь? Сидни — дерзкий и наглый тип, мисс Хейвуд. Вы должны знать, что он считает, будто мои сестры своими жалобами демонстрируют чересчур живое воображение, но это не совсем так, или даже совсем не так. У обеих слабое здоровье, как вы неоднократно слышали от нас, и они страдают различными серьезными болезнями. В самом деле, мне кажется, что не было ни одного дня, когда они не сетовали бы на здоровье. В то же время они очень способные и практичные женщины, обладающие большой энергией и силой воли, особенно в тех случаях, когда нужно сделать доброе дело. У них столь неуемная жажда действий, что многие, кто знает их недостаточно хорошо, считают такое поведение шокирующим. Но на самом деле мои сестры совершенно лишены всяческой аффектации. Они лишь обладают более здравым рассудком, чем остальные. А наш младший брат, который живет с ними и которому едва перевалило за двадцать, с сожалением должен признать, почти такой же инвалид, как и они. Он настолько хрупок, что не может работать. Сидни потешается над ним, но тут уж не до шуток, хотя Сидни часто заставляет и меня невольно смеяться над ними. Вот если бы он сейчас был здесь, я знаю, он предложил бы пари, что из этого письма следует, будто Сюзанна, или Диана, или Артур находились в течение последнего месяца на грани смерти.

Пробежав глазами письмо, он покачал головой.

— К своему великому сожалению, должен сказать, что мы не увидим их в Сандитоне. Да, вполне справедливое суждение. Вполне справедливое. Мэри, ты будешь очень расстроена, узнав, как серьезно они были и остаются больны. Мисс Хейвуд, если позволите, я прочел бы письмо Дианы вслух. Я люблю знакомить своих друзей друг с другом, и, боюсь, это единственный способ познакомить вас с ними. Письмо Дианы ясно показывает, какова она на самом деле, — очень активная, дружелюбная и добросердечная, поэтому оно должно произвести на вас хорошее впечатление.

Он начал читать:

Как-то вскоре после приезда в Сандитон, поднявшись с песчаного берега на Террасу, Шарлотта имела удовольствие лицезреть дорожную коляску, запряженную почтовыми лошадьми, стоявшую у дверей гостиницы. Она появилась очень поздно и, судя по количеству выгружаемого багажа, можно было надеяться, что какое-то респектабельное семейство прибыло к ним на долгий срок.

Придя в восторг, оттого что у нее появились такие хорошие новости для мистера и миссис Паркер, Шарлотта поспешила в Трафальгар-хаус так быстро, как только могла, проведя последние два часа в обществе мягкого бриза, дующего с моря на берег.

Но не успела она добраться до небольшой лужайки, как увидела, что перед ней быстро шагает некая леди. Будучи убеждена, что это не одна из ее знакомых, Шарлотта вознамерилась поспешить и попасть в дом раньше этой леди.

Но незнакомка двигалась так быстро, что этим планам не суждено было сбыться. Шарлотта поднялась по ступенькам и позвонила, но дверь открылась не раньше чем незнакомка пересекла лужайку, и, когда появился слуга, они обе были готовы войти в дом.

Непринужденные манеры леди, ее обращение: «Как поживаете, Морган?» — и выражение лица Моргана при виде ее повергли Шарлотту в некоторое изумление. Но в следующее мгновение в коридоре появился мистер Паркер, чтобы поприветствовать сестру, которую он увидел из гостиной, и вскоре Шарлотту представили мисс Диане Паркер.

Не прошло и недели с той поры, как мисс Диана Паркер заявила, что в ее нынешнем состоянии морской воздух будет для нее смерти подобен, и вот теперь она оказалась в Сандитоне, намереваясь пробыть здесь какое-то время, и даже не вспоминала о том, что говорила или чувствовала ранее.

Шарлотта не могла не заподозрить изрядной доли фантазии и притворства в таком необычном состоянии здоровья. Столь странные заболевания и столь же необъяснимые выздоровления представлялись ей, скорее, игрой нетерпеливого ума, не знающего, чем себя занять.

Семейство Паркеров, вне всякого сомнения, отличалось богатым воображением и эмоциональной неуравновешенностью и, если избыток эмоций у старшего брата находил выход в его стремлении играть роль проектировщика (если не сказать прожектера), то сестрам, по-видимому, не оставалось ничего другого, как изобретать все новые странные жалобы. Очевидно, их живой от природы ум не находил себе достаточного применения, и лишь одна его часть искала возможность приносить пользу окружающим. Казалось, что они должны быть или очень заняты тем, чтобы служить другим людям, или же придумывать для себя смертельные заболевания.

В действительности некоторая природная хрупкость телосложения в сочетании с прискорбным увлечением медициной, в особенности знахарством, выработали у них раннюю склонность к различным заболеваниям, однако все их страдания в основном объяснялись фантазией, стремлением выделиться, а также любовью к чудесным излечениям. У них были щедрые сердца и множество других привлекательных черт, но немаловажную роль в их благотворительности играли неугомонный дух деятельности и чувство торжества, оттого что они делали больше, чем любой другой в их состоянии. Ну и, разумеется, во всем, что они делали и во всем, что им приходилось выносить, присутствовала немалая толика тщеславия.

Мистер и миссис Паркер провели большую часть вечера в гостинице; но Шарлотта всего два или три раза видела мисс Диану: та занималась тем, что обклеивала объявлениями весь холм с намерением снять дом для леди, которую никогда не видела и которая даже не подозревала о ее существовании. У Шарлотты не было возможности познакомиться с остальными до следующего дня, когда они переехали на квартиру, причем вся компания чувствовала себя на удивление хорошо, и хозяевам удалось упросить брата и сестру принять приглашение на чай.

Все оказалось совсем не так. Ничто из того, о чем говорили между собой Паркеры, не могло привести к более счастливому исходу, чем тот факт, что семейство из Суррея и семейство из Камберуэлла оказалось одним и тем же.

Богатые западные индийцы и молодые леди из школы-интерната — все они прибыли в Сандитон в тех двух почтовых экипажах. Миссис Гриффитс, которая, если судить по описанию ее подруги миссис Дарлинг, колебалась, не зная ехать ли ей сюда и сомневаясь насчет того, как она перенесет путешествие, была той же самой миссис Гриффитс, чьи планы на этот же период времени (в другом изложении) являлись вполне определенными и которая не испытывала никаких страхов или трудностей.

Столь явное несоответствие двух отчетов можно было целиком и полностью отнести на счет тщеславия, невежества или грубых ошибок тех многочисленных персонажей, которые были вовлечены в это дело благодаря бдительности и осторожности мисс Дианы Паркер. Ее друзья, должно быть, оказались столь же услужливыми и назойливыми, как и она сама, в результате чего на свет и появились те самые письма и сообщения, из которых явствовало то, чего на самом деле не было.

Мисс Диана, вероятно, испытывала некоторую неловкость, оттого что ей первой пришлось принести свои извинения. Наверняка ее одолевали не самые приятные мысли о том, что долгое путешествие из Гемпшира получилось напрасным, что ее брат был разочарован и что на руках у нее оказался дорогостоящий дом, оплаченный на неделю вперед.

Но гораздо неприятнее было сознавать, что она вовсе не такая прозорливая и непогрешимая, какой мисс Диана себя полагала. Впрочем, подобные мысли занимали ее недолго. Ее вину и поражение вполне можно было разделить между миссис Дарлинг, мисс Каппер, Фанни Нойс, миссис Шарль Депюи, а также соседкой миссис Шарль Депюи, так что на ее долю оставались сущие пустяки, и ей не в чем было особенно упрекнуть себя. Во всяком случае, на следующее утро ее видели в компании миссис Гриффитс, они ходили по деревне и выбирали подходящее жилье.

Шарлотта пробыла в Сандитоне уже десять дней, но так и не побывала в Сандитон-хаусе, поскольку они всегда где-то встречались. Но сейчас следовало вести себя решительнее, чтобы ничто не могло помешать ей проявить уважение к леди Денхэм и доставить удовольствие себе.

— Если не будешь знать, с чего начать, любовь моя, — напутствовал мистер Паркер свою жену и Шарлотту, так как сам не собирался идти с ними, — упомяни о бедственном положении Муллинов и постарайся убедить леди сделать для них пожертвование. Мне не очень-то по душе подобные благотворительные пожертвования в таком месте, как наше, — это своего рода налог для приезжающих. Но, поскольку Муллины в отчаянном положении и вчера я почти пообещал бедной женщине сделать для нее что-нибудь, полагаю, будет правильным начать собирать пожертвования, и чем скорее, тем лучше, поэтому имя леди Денхэм в начале списка будет очень кстати. Тебе ведь не будет неловко поговорить с ней об этом, Мэри?

— Я сделаю так, как ты хочешь, — ответила его супруга, — но у тебя это получилось бы намного лучше. Я не буду знать, что сказать.

— Моя дорогая Мэри! — вскричал он. — Невозможно, чтобы ты растерялась. Нет ничего проще! Тебе нужно всего лишь обрисовать бедственное положение семейства Муллинов, рассказать об их искреннем обращении ко мне за помощью, и о том, что я согласился начать для них сбор небольших пожертвований, при условии что она одобрит эту затею.

— Да это легче легкого! — воскликнула мисс Диана Паркер, которая оказалась у них в тот момент в гостях. — Все сказано и сделано, причем быстрее, чем вы об этом сейчас толковали. И раз уж мы заговорили о сборе пожертвований, Мэри, я буду очень тебе благодарна, если ты расскажешь леди Денхэм об одном прискорбном случае, о котором мне поведали в самых трогательных выражениях. В Уорчестершире живет одна женщина, которой очень интересуются некоторые из моих друзей, и я вызвалась собрать для нее все, что смогу. Если бы только ты намекнула об этих обстоятельствах леди Денхэм! Она вполне может дать денег, нужно только к ней правильно подойти. Я считаю, что если ее удастся уговорить открыть свой кошелек, она способна пожертвовать десятью гинеями с такой же легкостью, как и пятью. Поэтому, если ты застанешь ее в благоприятном расположении духа, то можешь поговорить с ней и еще об одном благотворительном деле, которое я с несколькими друзьями приняла близко к сердцу, а именно об организации благотворительного приюта в Бертоне-на-Тренте. Потом, есть еще семья бедного мужчины, которого повесили в Йорке после последней выездной сессии суда присяжных, хотя мы собрали сумму, как нам казалось, достаточную, чтобы его выпустили. И если тебе удастся получить от нее для них хотя бы гинею, это будет просто замечательно!