Индия, Морапур Суббота, 9 мая 1857 года

Полковник Реджинальд Милз быстро прошагал через сад, раздвигая поникшие ветви джакаранды, и поднялся на веранду бунгало. Он позвал слугу, который сидел на корточках в тени двери.

Полковник, тучный мужчина в возрасте, изнемогал от полуденной жары. Он был не в духе.

– Слуга! Где ты, черт побери? Эй!

Слуга подскочил и низко поклонился.

Воскресенье, 10мая 1857 года

Полковник Милз от нетерпения постукивал кнутовищем по ноге. Было еще темно, рассвет едва угадывался за горизонтом, однако жара уже подступала. У него было скверное настроение – давно пора было ехать, но слуги замешкались.

– Вы готовы? – крикнул он капитану Бойду. Капитан кивнул. Не обращая внимания на мальчишку-конюха, полковник послал коня вперед, устраиваясь в седле поудобнее.

Крупный жеребец нервничал, не стоял на месте, так что мальчику приходилось жаться к стене.

– Едем до форта Лохагар, а оттуда прямо по равнине до самого Мерута. Через пару часов привал, спрячемся от солнца в какой-нибудь пещере!

Уже стемнело, когда полковник Милз вернулся к Морапур. С ним были десять солдат и три офицера из Шестого драгунского гвардейского полка – и это было все. Они проделали длинный, утомительный путь. Полковник был измучен увиденным в Меруте и с тревогой думал о судьбе своего лагеря. Он чувствовал себя униженным из-за безответственности и неорганизованности, проявленной офицерами в Меруте. Было похоже на то, что, несмотря на регулярные предупреждения, они оказались полностью неподготовленными к случившемуся и не знали, что следует предпринять. Всю дорогу в Морапур полковник приходил в отчаяние, постоянно сталкиваясь со следами свершившейся бойни. Повсюду виднелись разрушения, разбросанные тут и там сожженные повозки, забитые ослы, в смердящих останках которых копошились мухи.

Наконец они въехали в Морапур. Город замер. Перед лагерем отряд замедлил движение. Все подавленью молчали. Морапур не избежал злой участи.

Полковник спешился, за ним последовали другие. Милз стиснул повод коня и сглотнул комок в горле. Наклонившись к окровавленной женской туфельке, он заметил ногу, обрубленную в лодыжке. Солдата позади него вырвало. В тишине этот звук прозвучал оглушительно. Полковник закрыл глаза.

– Боже мой… – пробормотал он. Собрав силы, он стал вглядываться в картину свершившейся резни. По главной дороге лагеря полковник приблизился к своему дому, его сердце замерло. На первый взгляд дом был не тронут. Он бросил повод и побежал, выкрикивая имя Элис. На бегу, ноги зацепились за что-то, и он едва не упал. И тогда на земле полковник разглядел… Он упал на колени и спрятал лицо в ладони, не проронив ни звука. Реджинальд узнал руку Элис – на ней было кольцо, подаренное им ко дню ее рождения.

Трудно сказать, сколько прошло времени, пока удалось собрать останки и вырыть могилы, но эту кошмарную работу нужно было закончить. Внезапно земля задрожала, а небо озарилось оранжевым светом. Это в Дели англичане взорвали арсенал, чтобы боеприпасы не достались мятежникам. Взрыв ощущался на много миль кругом. Немногие слуги, оставшиеся в лагере, бросили все дела, сбились в кучу, причитая и молясь. Некоторые солдаты от испуга уронили лопаты, а один споткнулся и упал.

Полковник Милз в одиночестве сидел в офицерском собрании.

Несмотря на страшную жару, он был застегнут на все пуговицы. Пот ручьями стекал по лицу, но он не обращал на это внимания. В недолгие минуты уединения он был глух ко всему и его голова полностью отключалась.

За прошедшие две недели полковник восстановил в Морапуре британское управление. С небольшим отрядом из Мерута он развил бурную деятельность: изолировал всех подозреваемых, заключил под стражу многих влиятельных индийцев. Он не очень заботился о правильности действий, подобно крестоносцам, им двигали горе и гнев.

Взглянув на часы, он увидел, что приближается время общего сбора. Полковник сел прямо и оправил сюртук. Несмотря на хаос, он всегда выглядел безупречно. После расчистки последствий бойни для него это стало правилом. Он вытер лицо свежим носовым платком, вторым за утро, и сложил бумаги аккуратной стопкой. Секундой позже в дверь постучались три офицера, входивших вместе с полковником в следственную комиссию.

– Доброе утро, джентльмены. – Он не улыбнулся, он никогда больше не улыбался.

Как Нанда и предполагал, лагерь вымер под полуденным солнцем. Когда они приблизились к его границам, повозка остановилась. Нанда и возница рассматривали птиц в небе, а в это время люди выбрались из повозки и проникли в лагерь. За пару минут первая часть плана была выполнена. Затем повозка подъехала к входу, и Нанда сказал патрульным, что ему нужно видеть полковника.

Через четверть часа разрешение на визит было получено, и Нанда, отводя взгляд от маленьких деревянных крестов, отмечавших могилы, разбросанные по всему лагерю, двинулся по главному проезду к офицерской столовой. Ему было стыдно за бунтовщиков, но он их понимал, и, кроме того, он знал, что полковник в своем возмездии за бойню зашел слишком далеко.

Возница доставил Нанду к столовой и получил указание ждать. Нанда знал, что встреча с полковником не займет много времени, так что действовать нужно быстро. Оправляя рукава, он кивнул часовому у двери и вошел внутрь.

Тюремный блок, на счастье, был рядом. Возница спрыгнул с повозки и подошел к солдату, на которого ему прежде указал Нанда.

– Эй, солдат, – прошептал он, – у меня есть кое-что для тебя. – Он улыбнулся и достал пакет. Это была пачка открыток, которые привлекли внимание солдата. – Вон там, – кивнул он на задок повозки, – прекрасные снимки… – он опять хитро улыбнулся, – фотографии девушек, белых девушек…

Лондон, март 1965 года

Длинный черный «бентли» Мишеля Харви подъехал к сектору вылетов аэропорта Хитроу. Водитель вышел, позвал носильщика и открыл багажник. Багаж был погружен на тележку, носильщик повез его на регистрацию, а водитель сел обратно. Взглянув в зеркало, он обнаружил, что стеклянная перегородка в машине поднята, и стал ждать дальнейших указаний, глядя прямо перед собой.

На заднем сиденье Мишель Харви прощался с женой. Он взял ее левую руку и взглянул на кольцо с бриллиантом в три карата. Ее рука свободно лежала на ладони мужа.

– Сюзанна!

Она повернулась к нему с бесстрастным и холодным выражением лица.

Филипп спрыгнул с автобуса на углу Ритц и Грин-парк, не обращая внимания на крик кондуктора, и сунул руки в карманы плаща. Он был в скверном настроении. Сюзи утром отправится в Малагу, и поэтому он остался без машины. Настала жизнь без «Мерседеса». Филипп пошел к Сент-Джеймскому дворцу. Он повернул влево и двинулся по Сент-Джеймс-Стрит, глядя на недоступные витрины «Локка и компании». Без финансовой помощи Сюзи вино, дорогая одежда, вся эта роскошь были не для него. Он перестал смотреть по сторонам и шел, глядя прямо перед собой, пока не завернул на Мальборо-Роуд.

– Добрый вечер, сэр.

Он вытащил руки из карманов и кивнул полицейскому на посту:

– Майор Филипп Милз.

– Милз… Милз… – Палец полицейского двигался по списку. – Ага, вот. – Он поднял взгляд и улыбнулся: – Пожалуйста, майор, проходите.

Филипп потянулся и включил лампу в изголовье. Свет за окном только начинал брезжить.

– Проснулась? – Он присел в кровати.

– Нет. – Сюзанна перекатилась на свою половину и протерла глаза. – Пока нет.

Филипп улыбнулся.

– Полседьмого, пора вставать. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

Как всегда в субботу после полудня, торговля в секции женской одежды на втором этаже «Сэлфриджа» шла оживленно. Поднимаясь за Клэр вверх по лестнице в толпе покупателей, Джейн чувствовала угрызения совести и раскаивалась в том, что позволила сестре втянуть себя во все это. Был день ее рождения, и меньше всего ей хотелось продираться сквозь толпу в поисках подходящего, сточки зрения Клэр, к такому случаю платья. Она только грустно вздохнула, когда сестра, обернувшись, нетерпеливо бросила ей:

– Вперед, Дженни! Можно подумать, тебе на все это наплевать!

Платье должно было быть подарком от Клэр и Тэдди, поэтому Джейн улыбнулась и ответила:

– Извини, я не настолько молода!

– Ха-ха! – Клэр покачала головой. – Ты не должна все время напирать на свой возраст! И конечно, не упоминай о нем Филиппу вечером!

Весь март и начало апреля стояла теплая погода, но затем пошли дожди. Дождь шел, не переставая уже неделю.

Джейн сидела в столовой, полированное дерево отражало мерцающий свет свечей. Она наблюдала, как дождевые струи стекают по оконным стеклам, образуя сложные узоры, сливающиеся, переплетающиеся и распадающиеся в тот же миг, как только образовались. Она восхищалась этим зрелищем, но, взглянув через стол на отца и обнаружив, что он наблюдает за ней, она обернулась и присоединилась к общему разговору. Справа от нее вокруг Филиппа собрались Клэр, ее мать и Тэдди. Они были захвачены рассказом Филиппа, и это обрадовало. Она отпила вина и прислушалась.

– Что же случилось потом? – спросила Клэр, лицо которой выражало ужас и любопытство.

– Ну, птичка, которую нашел полковник Милз, была, очевидно, одной из двух, а у индийца была вторая. Он поклялся отомстить англичанам и полковнику за убийство отца и свое изгнание. – Филипп прервался, чтобы отпить вина перед тем, как закончить рассказ. – И насколько известно, клятва действует до сих пор.

– О! – Клэр вздрогнула. – Невероятно! И вы не побоялись поехать в Индию, Филипп? Я бы не решилась.