На краю сознания медленно двигалось что-то смутно узнаваемое, но он никак не мог вспомнить слово, которым этот предмет можно назвать. Сознание отказывалось связывать предметы с их именами. Постепенно сумрак заполнили плоскостные фракталы, которые сменились невообразимо сложными кристаллическими решётками, но в тот момент он не мог понять, что это такое. Своё присутствие в этом меняющемся мире он сознавал с трудом, под вопросом находилось даже собственное «я» — настолько сильно оно сливалось с окружающим пространством.

Мир потемнел, закрутился левосторонней спиралью, схлопнулся, погребая решётки и фракталы, но белый угловатый объект проскочил между витками спирали и канул в окружающую тьму.

Вокруг стали загораться и набирать яркость тысячи маленьких огней, в первые секунды (минуты? часы?) они напоминали звёздное небо — если бы не исходящий от них иссушающий жар. Нечто, которым он сейчас был, скорчилось от боли, но уйти не сумело. Пламенный жар становился сильнее, и вскоре он понял, что сознание выгорает, сходит на нет, рассыпается… если б он мог закричать, он бы, наверное, кричал.

Но он уже не помнил, что есть «я», что есть «боль», откуда приходят темнота и обжигающий свет. Нечто непостижимое наконец сжалилось, и «я» исчезло в вихре белого пламени.

Небо двигалось, облака сплетались друг с другом, несомые весенним ветром, ещё не тёплым, но уже явственно отличимым от прошлого, зимнего, пронизанного холодом. Ветер обретал цвет, поднимаясь туда, в бесконечную синеву, и срывался вниз, к земным юдолям — уже окрашенный небесными красками, видными лишь посвящённым. Сейчас этот цвет был виден с трудом, слишком много неслось в небе туч, и слишком мало в нём было голубых прогалин, которые, как известно, обещают лето.

Между домами ветра тоже было предостаточно, но тут он уже терял силу, хотя тепло отъедал за милую душу. Сыро и серо во дворах, серо и неприглядно. Но уже не бездвижно, воздух уже пропитан внутренним томлением и ожиданием.

Каин Герка стоял за углом дома, где ветер был потише. Стоял, вжавшись спиной в шершавую серую стену, не смея пошевелиться. Они всё ещё были там и уходить не собирались. Они ждали Оглу, а пока она накрасится, пока выйдет… Каин тяжело вздохнул, поглубже засунул руки в карманы потасканной и потерявшей всякий цвет короткой куртки. Незамеченным мимо них не пройдёшь. И с другой стороны дом обойти не удастся, там глухой забор, бетонный, высокий.

Выходи, выходи же, Огла, выходи, рыжая крашеная крыса, забери тебя нечистый! Выходи, и уходите вы все подальше, я же околею тут стоять, забери тебя тараканиха свинячья, свинка морская ощипанная… хотя нет. Свинка — это вкусно. Свинка — блюдо праздничное, особо годовалая; жареная вкусная свинка, с репой, с капустой и мягким чёрным хлебом, сладковатым, душистым. Каин проглотил слюну, зажмурился. Последний раз этот деликатес он пробовал пару лет назад, тогда ему досталась целая половинка свинки, да ещё щедрая повариха дала ему сверх порции мяса две печёные репы и хороший кусок хлеба…

Есть досыта Каин Герка не привык. Он был «государственным», хотя жил у тётки. Впрочем, Рура Герка о племяннике не особенно заботилась. Одевала и кормила Каина вовсе не тётка, а администрация кварты Лесонух. У тётки он квартировал.

Домой. Собственно, не домой, а к Ренни, но это не имеет принципиального значения. По сути разобраться — это дом и есть, потому что оставшийся от учителей дом для житья давно непригоден. Когда-нибудь его можно будет восстановить, но сейчас незачем. Некогда там бывать, разве что изредка.

Пятый сидел в кресле рядом с Ренни и думал только об одном — ему страшно хотелось переодеться. После сброса посещали всякие желания, и в данный момент ему требовалось вылезти из формы и надеть что-то настоящее, из простой ткани, ощутить прикосновение честной материи к коже, понять, что жив, что ещё не разучился чувствовать. В нише под кроватью в его комнате лежала пара джинсов, несколько рубашек, тёплая зимняя куртка с шарфом и несколько комплектов обычных оринских костюмов — свободные широкие штаны, четыре джемпера разного цвета, жилеты. Подумав, он решил пока не влезать в джинсы, вполне можно ограничиться местной одеждой.

— Пятый, вы с гостями сегодня встретитесь? — спросил Ренни.

— Не знаю, — рассеянно ответил Пятый, с трудом оторвавшись от мыслей о рубашках. — Надо?

— На ваше с Рыжим усмотрение, — рассудительно ответил Ренни. — Как сам решишь. Они очень хорошие люди, кстати.

— Хе-э-э-э-эй! Тяни, тяни!

Солнце ещё не обжигало, но утренняя роса уже сошла на нет под его лучами. В ботинок забился камушек, ногу натирало, но останавливаться было никак нельзя, потому что если остановишься — расплескаешь воду. Хатра не рассердится, она не умеет сердиться, но расстроится.

— Хе-э-э-э-эй!..

Тяжело. Но хотя тебе всего-то десять лет, ты мужчина. И ты должен идти первым, налегая изо всех силёнок на ремённую постромку, и тянуть, тянуть, тянуть неподъёмную бочку в гору. Десять раз за день. Привыкай, малыш, жизнь не сахарная лепёшка, так у всех.

Сестра, привычно упираясь ладонями в отполированный тысячами прикосновений бок бочки, в этот раз толкает и страхует. Если что, сумеет удержать. Радал, было дело, споткнулся, но тут же потянул с удвоенной силой. Вот и подъём стал не таким крутым, и камушек сам из ботинка выскочил, почти пришли.

Нарелин нервничал.

Мысли его витали вдали от Радала, вдали от города Вирбира, где когда-то жила убитая Сэфес женщина, вдали от Ир-нома-тер.

На Эвене его возвращения ждала Санни. Он до сих пор не сказал, что они с Клео не вернутся, и, значит, вся их работа ложится на её плечи, хочет она того или нет. Девчонка хороший специалист, но у неё маловато опыта. Между тем только на неё можно положиться в полной мере… Сейчас все верхи Федерации наверняка гудят как растревоженный улей, а он вынужден в такой момент ловить сбежавшего мальчишку, по чьей милости всё произошло. А время идёт. Синхронизация не совершается. Каждый день, прошедший здесь, — день на Эвене, и с каждым часом всё меньше становятся шансы вернуть всё в прежнее русло.

— Нарелин, — позвал его Клео, он уже был готов, — очнись. Нам скоро пора идти, переоденься.

Нарелин вздрогнул и вернулся к действительности. Вокруг были стены катера. Орбита Ир-нома-тер. В огромном провале перед ними плыла планета — сейчас казалось, что она сверху, над ними. Облачный покров, завихрения циклонов, блеск городов на ночной стороне. Сейчас им предстояло спуститься вниз и отыскать, где затерялся Радал, пройдя через Машину Транспортной Сети.

— Это совершенно невозможно! И даже, не думай!

— А что ты предлагаешь?

— По крайней мере, уж точно не это.

— А что тогда?

Сэфес спорили уже минут десять, остальные сидели неподалёку и слушали. За эти десять минут Лин успел обозвать Пятого «алкоголиком» — два раза, «шизофреником» — четыре, а «придурком», «уродом» и «мерзавцем» — по одному разу. К консенсусу они приходить явно не собирались.