У восточной окраины населенного пункта, к противоположной стороне которого рвались уже передовые отряды гитлеровского генерала Руоффа, остановился бронепоезд. Машинист прислушался… Издали все наплывал и наплывал безостановочный гул, словно где-то по устланной булыжниками мостовой катили огромные пустые бочки и в то же время бухали в барабаны. Он с тревогой поглядел в небо. Там медленным ветром гнало дымные облачка, а пониже, над грунтовой дорогой и над песчаной Моздокской степью, висели тучи едкой удушливой пыли. Кое-где уже полыхали пожары — горели копны сена и сложенная в большие скирды свежая солома. Легко вспыхивала сухая трава на поле. «Еще вперед!» — с раздражением крикнули с командирского вагона. Наконец раздалась последняя команда: «Стоп!»

Одна из дверей стального вагона открылась, и на землю молодцевато выпрыгнул краснощекий майор, затем мягко соскочил генерал-лейтенант в блестящих, с короткими голенищами, сапогах с позванивающими шпорами и с широкими красными лампасам на брюках. Это был высокий и широкоплечий, со смуглым лицом красивый мужчина лет пятидесяти. Видно было, что он постоянно брил голову, — кожа на ней стала такой же смугло-коричневой, как и на его озабоченном лице.

Сойдя с бронепоезда, он огляделся. На мгновение взгляд его темных холодноватых глаз задержался на большой, опустившейся на голом вагоне стае скворцов.

— Это ведь от нас, из дальних районов России, — негромко сказал он своему адъютанту, кивнув на птиц.

Не успел адъютант ответить, как на том месте, где прыгали и беззаботно посвистывали скворцы, ухнул снаряд, выгнав к небу столб земли и пыли.

Возвращаясь к себе на квартиру, Червоненков увидел, что, несмотря на позднее время, сквозь неплотно прикрытую дверь видна узенькая полоска света. Часовой отдал честь и посторонился, пропуская генерала. Бесшумно войдя в первую комнату, Червоненков присел на стул у дверей, облокотился на колено одной рукой и, продолжая оставаться незамеченным, стал наблюдать, как Наташа линейкой водила по карте, указывая Кирееву на занятые противником населенные пункты.

Полковой комиссар, казалось, никак не реагировал на взволнованную и порывистую речь девушки, но генерал, зная Киреева, не удивлялся этому. Это был очень сдержанный человек. Он казался медлительным и угрюмым. Однако главной чертой его было то, что он на редкость умел словом и личным примером повести за собой людей.

— Папочка пришел — по-детски звонко вскрикнула вдруг девушка и уже хотела броситься к отцу, но застыдилась и сконфуженно взглянула на полкового комиссара.

Киреев медленно повернулся лицом к дверям, — его взгляд встретился со спокойным, даже несколько холодным взглядом генерала. Наташа все время до прихода отца была полна самых радостных надежд, предвкушая, как обрадуются встрече старые друзья.

Но строгое лицо полкового комиссара вовсе не выражало бурного восторга. И еще больше поражало ее спокойствие отца, даже не сразу вставшего со стула. «Что-то случилось?!» — мелькнула у нее мысль. Она молчала, немного растерянная. В это время вдруг заговорило радио: «Граждане, воздушная тревога, воздушная тревога!»

Несмотря на все это, к Рождественскому постепенно возвращалось чувство спокойствия. Он старался заставить себя думать только об одном — об ответственности за свои обязанности по службе. Этому, кстати, в некоторой части способствовало сознание, что больше уже не существует для него нерешенного вопроса о поездке. Затем, к удивлению своему, у него возникла радостная надежда: «Да должны же наши выступить, наконец, против орд Руоффа». Он полагал, что командование не может позволить немцам прорваться к месту переправы через Терек, чтобы затем выйти в Гудермесскую степь. «Быть может, будет даже развито короткое наступление? И район, где живет мать, очистят от гитлеровцев?» мысли такого рода приносили ему облегчение. И он подумал, что ему как можно скорее надо погрузиться в дело.

Возле штаба батальона, под деревом стоял стол и вокруг него сидели солдаты хозвзвода. Среди них был лейтенант Дубинин. С ними же завтракала военврач батальона Тамара Сергеевна Магура. Она встретила Рождественского вопросительным взглядом, а потом спросила об его успехах, стараясь придать своему вопросу невинный вид. Вежливо и сдержанно Рождественский уклонился от прямого ответа. А когда он и Магура остались только вдвоем, разговор между ними возобновился.

— Вам, вижу, не разрешили за семьей? — спросила она, стараясь уловить его взгляд.

— И не могли разрешить, — ответил он, тихо шевельнув ртом, и холодно и грустно улыбнулся одними губами, как бы стараясь показать ей, что он твердо в этом убежден. — В том районе уже немцы.

— Немцы! — воскликнула Магура, насупив густые брови. — Да не ошибка ли это?

Еще днем, как только полковник Егоров осознал неизбежность отступления, — это было сразу после того, когда ему доложили о численности прорвавшихся танков в прошлую ночь за Ледневым и Капустиным, в его голове укрепилась одна и, как он считал, правильная мысль: нужно вытянуть из угрожаемой зоны все, что еще возможно было спасти. Он верил в помощь командующего северной группой войск Закавказского фронта, но считал, что эта помощь будет слишком поздней.

С самого утра железной дорогой близко к месту боя подкатывались бронепоезда. Они тотчас же из всех своих орудий гремели залпами по гитлеровцам. Поддержка бронепоездов была той самой реальной помощью, которую Червоненков обещал и которую он мог сейчас оказать полковнику Егорову в его неравной борьбе с врагом.

К полудню бронепоезда стали останавливаться на полустанке, что в семи километрах от станции Терек. Отстрелявшись, они уходили к Червленной, в зону предмостного укрепления, под защиту зенитных орудий.

Пустел полустанок, вчера еще оставленный постоянными жителями. Только дед Опанас Соломкин со своею женою и остались здесь, с горьким чувством ожидая чего-то страшного. Старик ходил по баштану и прикрывал арбузы.

Жена же его, бабка Дарья, с приближением фронта сразу обмякла, все у нее валилось из рук. Вот и сейчас, сгорбившись, она сидела на краю колодезного сруба, вросшего в землю, и, сморкаясь в свой передник, причитала сквозь слезы:

Солдаты сержанта Попова поспешно оборудовали индивидуальные огневые точки. Нужно было торопиться, потому что скоро должен был начаться отход всех подразделений, как сказал полковник Егоров. Попов со своими солдатами оставался в траншеях до тех пор, пока отступившие не оборудуют новых позиций. Таков приказ полковника, — любым способом и средствами, но задержать или замедлить продвижение противника.

Кудрявцевой скоро пришлось, как и предполагал Рычков, искать убежище. Но попала она не к нему, а к Звонареву — худенькому и веснушчатому солдату. Принял он к себе в окоп медсестру с чувством радости.

— Ой, как тоскливо одному тут, товарищ Лена, — быстро говорил солдат, ухмыляясь и потирая руки.