Супруги Уинтринхэм поднимались по широким ступеням Вестминстерской галереи искусств. Стояла бурная весенняя погода. Порывы юго-западного ветра клонили к земле тонкие ветви уличных деревьев и гнали волны по широкому руслу Темзы. Изредка сквозь разрывы облаков проглядывало солнце. Над мостовой кружилась пыль и шуршали обрывки мусора. Выброшенные газеты цеплялись за стойки перил, сточные канавы были забиты смятыми картонками и грязной упаковочной бумагой.

— Я могу остаться без шляпы, — стараясь перекричать ветер, со смехом воскликнула Джил.

Бурный порыв ветра унес ее слова, и Дэвид их не расслышал. В поисках укрытия она взбежала вверх по лестнице, а через некоторое время, оторвав взгляд от живописного каравана барж, поднимавшегося со стороны Вестминстера, за ней последовал Дэвид. Они протиснулись через вращающуюся дверь и очутились в тихом холле с колоннами.

Джил извлекла из сумочки зеркало и занялась изучением своей прически. Несколько минут, отделявшие их появление в этом зале от пребывания в крытой машине, основательно над ней поработали.

— Мне нужно отлучиться и привести себя в порядок, — сказала она, делая безуспешные попытки поправить волосы рукой в перчатке.

Дом Уинтринхэмов в Хемпстеде вместе со своим ближайшим окружением счастливо пережил не только войну, но и нашествие последующих перепланировок и реконструкций. В то время как на Ховерсток Хилл и ее продолжении Рослин Хилл произошли значительные изменения, многие особняки викторианской эпохи на западной стороне были снесены и перестроены в многоквартирные здания, небольшие и очень милые домики с балконами, выстроившиеся по направлению к Хиту, остались в своем первоначальном виде, а в дальнейшем даже похорошели после покраски, ремонта и других проявлений хорошего ухода. Трехэтажный дом Уинтринхэмов возвышался над своим окружением и был выкрашен в светло-серые тона с голубыми оконными рамами и дверями. Ремонт производился всего год назад, и теперь он сиял свежестью и чистотой.

На следующее утро после посещения Вестминстерской галереи Джил, как обычно, стояла на ступеньках дома и выслушивала последние наставления мужа перед уходом в госпиталь.

— Если позвонит доктор Ферлоу, то пусть свяжется со мной около двух часов в медицинской школе. Я хотел бы поговорить с ним лично.

— Ферлоу, — повторила Джил, стараясь запомнить это имя.

— Кто-нибудь еще может сюда позвонить?

На следующее утро несколько рабочих, занятых на реконструкции одного из выставочных залов, сделали весьма неприятное открытие. После починки и небольшой переделки крыши в помещении начались отделочные работы. В течение нескольких недель посетители галереи могли слышать, с каким грохотом двигали строительные леса, монотонный стук молотка и прочую какофонию звуков, неизбежную при отделочных работах. Хотя двери были сняты с петель, но все происходящее внутри было скрыто от них большим полотняным занавесом, который должен был приглушать шум и защищать от пыли, но слабо справлялся со своим назначением. Внутри зала царил обычный строительный беспорядок: повсюду лежали опилки, мешки с цементом, стояли бочки с краской, валялись связки пустых мешков и куски брезента. Картину дополнял полукруг из примитивных скамеек, сделанных из пустых банок из-под краски с положенными на них досками, в окружении обрывков старых газет, картонок, сигаретных окурков и купонов футбольной лотереи.

Находка была обнаружена перед перерывом на чай. Рабочий, в чьи обязанности входила его доставка из расположенной в полуподвале ресторанной кухни, споткнулся о большой кусок брезента и пролил кипяток на руку. Смачно выругавшись, он аккуратно поставил чайник на скамью и в ярости стащил брезент с кучи мусора. Под ним оказалось тело человека.

Строитель завопил так, что на его крики прибежали даже рабочие с первого этажа. Двое других, работавших на подмостках, сразу увидели причину переполоха и торопливо спустились вниз.

Мастер сразу же начал действовать. Он тут же послал одного из своих людей сообщить о находке и спросил незадачливого открывателя, не трогал ли он тело.

— С какой стати! — возмутился мужчина с пожелтевшим лицом. Его бил озноб. — Что это взбрело тебе в голову?

Из Скотланд-Ярда Дэвид отправился в госпиталь Святого Эдмунда. Том Драммонд отказался от предложения составить ему компанию, хотя его студия близ Монингтон Крессент находилась недалеко от больницы.

— Сейчас я туда не собираюсь, — нелюбезно заметил он, когда Уинтринхэм сказал ему об этом.

— Извини, этим утром я надеялся увидеться с Симингтоном-Коулом или даже в понедельник. Он со среды уехал на какую-то конференцию. Кажется, в Париж.

— Здесь нет никакой спешки, — сказал Том. — Ему может потребоваться время, чтобы принять решение. Возможно, захочет показать его кому-нибудь, мало ли что.

— Хорошо. Я передам ему.

Дэвид сдержал данное себе слово и ни в этот день, ни в последующее воскресенье ничего не предпринимал. Для пущей уверенности он решил провести с Джил целый день за городом. Они миновали Хенли, выехали к Темзе поблизости от Уолленфорда и перекусили на вершине холма Синоден Хилл, погрелись на солнышке, а затем отдохнули под прикрытием каменной ограды древнего поселения, наблюдая, как внизу у шлюза серебристой петлей изгибается река, полюбовались, как к северу возвышаются посреди равнины далекие башни Дорчестера. Потом выпили чаю в одном из немногих уже открытых в это время года кафе в Виндзоре и отправились домой.

В холле их встретила няня.

— Звонили по телефону, — объявила она. — Хотели поговорить с кем-нибудь из вас. Она даже не уточнила с кем.

— Она?

— Голос совсем молодой. Она назвалась мисс Мэннерс.