«Тьма. Вокруг не было ничего кроме Тьмы, и обжигающе холодного камня, на котором оно лежало. Дни пролетали мимо, проносясь, подобно легким невидимым мотылькам, слегка касаясь его тела, но даже эти малейшие ощущения доставляли боль. С тех пор, как оно ело в последний раз, прошло слишком много времени, теперь сил не было даже, чтобы издать жалобный стон. Даже совсем тихий, как шелест шелка. Но самым мучительным было смутно вспоминать ту теплящуюся искру жизни, когда-то позволявшую ему и мыслить, и наслаждаться, плавая в потоках времени. Едва вспоминать и больше не обладать. И даже прервать свое существование оно было не в силах, слишком крепка была связь с вызвавшим его…»

Свой двадцать девятый день рождения граф Майс праздновал в принадлежавшем его семье поместье в славном городе Аллидия в южной части Ронда. Знаете, наверное, в любой компании есть такой человек, который имеет талант устраивать праздники, такие что: в процессе — отвратительно весело, утром очень стыдно, но на следующую собирается еще больше гостей. И даже не расслабиться и не потанцевать, а из любопытства: кто станет автором самой отвратительной выходки в этот раз? Однажды перед Зимним Солнцестоянием Гизэд Майс пошутил и вместо алкоголя на очередной феерии был только лимонад с горчинкой, да безалкогольный пунш, думаете, кто-то заметил разницу? Ха! Просто это была его марка: «у меня в гостях можно почти все».

«А вы помните, как маркиза Т. плясала на столе деревенский бранль, так что подвязки мелькали?» «О боги! Что серьезно?! Подробности!» «Да, у графа Майса…» «А-а-а… это же граф Майс…»

Он сам был любимец девушек, неплохо играл на гитаре и пел красивые чувствительные баллады, вызывающие у меня ощущение хины во рту. Но в целом, он мне нравился. Знаете, есть такие люди… легкие, у него никогда н было никаких проблем, никаких сложных переживаний, раньше мне казалось, что это признак поверхностности, а теперь — наоборот. Глоток беззаботной нормальности.

Через час, вернув домой успокоившегося крупье, мы шагали по утреннему Дайсару, а время уже шло к полудню. Давно я так не металась по Ойкумене. Во время импровизированной прогулки, я украдкой поглядывала на своего спутника, но тот был занят собственными переживаниями, сути которых я совершенно не понимала.

— Достать оружие, ради каких-то глупых игр, — сокрушался виконт, — по пьяни! И с кем? С малолетней девчонкой! Твою ж мать, вот после такого и бросают пить…

— Думаю, это был самый простой способ меня успокоить вчера, — пожала я плечами, не в силах бороться с хорошим настроением.

Собственно, задача была выполнена: я расслабилась, и мне определенно полегчало. Не то, чтобы у меня появились внятные идеи, как жить дальше, но у Кейна прекрасно получалось отвлекать от невеселых мыслей. И мне по-хулигански нравилось выводить его из равновесия.

— Клинок — нихрена не игрушка! А если бы я тебя ранил?

«Тьма отступала. Понемногу, по одной капле, но отступала. Та самая звенящая нить, ведущая в один из вариантов будущего, постепенно наливалась светом. Еще неярким, мерцающим, но уже вполне реальным. Теперь Абао могло осознать, что значит слово «тюремщик», это существо, запершее его во Тьме и обжигающем холоде, а потом поддерживающее в нем тень призрачной жизни, позволяя выпить немного живой, дымящейся крови. Отвратительно, но другого выхода, чтобы не потерять рассудок, не было. Нить зазвенела в тот момент, когда «тюремщик» столкнулся с чем-то иным. Чем-то, способным менять реальность. Абао потратило почти всю накопившуюся жизнь, чтобы увидеть еще хоть что-то, и перед тем, как снова потеряло способность мыслить, успело услышать новое слово — «Крис»…»

— Да чтоб тебя, Кристина!

Я нехотя открыла глаза, оглядываясь по сторонам. Спальня. Незнакомая. Мягкая огромная кровать, ворох невесомых одеял и приятная, гладкая прохлада шелка. Солнечный свет струился сквозь неплотно закрытые шторы, обливая золотом край стола и кусок жемчужно-серого однотонного ковра. Я совершенно бессовестно спала, уютно устроившись щекой на смуглом плече все того же виконта, прижимаясь к нему всем телом. Да твою ж мать. Опять что ли?

Зато я, наконец, смогла рассмотреть его подвеску: серебряные сдвоенные мечи, соприкасающиеся кончиками лезвий и краями эфесов, образуя треугольник. Посередине круг с чем-то, похожим на молнию, незнакомый символ, если это вообще — символ.

— Твою ж налево! Это какой-то порочный круг! — простонал виконт Дэрэт где-то у меня над ухом.

— М-м-м?..

Я открыла глаза и только и смогла — рассмеяться: на этот раз я спала, свернувшись клубком, положив голову ему на грудь, а колено — на живот.

— Да ты просто издеваешься!

Он сел в кровати, натягивая на себя простыню, заставив и меня окончательно вынырнуть из сна.

Так я не влипала, кажется, ни разу в жизни. Губы пересохли, а сердце колотилось, как бешеное, не от страха, а от той отравы, которая все еще бродила у меня в организме. Как там меня учили? Десять глубоких медленных вдохов, десять быстрых, десять глубоких. Не помогает. Почему не помогает? Потому что никакая дыхательная гимнастика не поможет от железных цепей, особенно, если практически висишь на них. Еще руки бы назад завели — ровно дыба бы вышла.

Стопы мерзли на каменном полу, так и застудить себе что-нибудь недолго.

— Серьезно? — поинтересовалась я. — Все это так необходимо? Может, просто поговорим, а?

Мужчина усмехнулся нехорошо. Он был высокий и крепкий, но возраст уже брал свое. Дорогой ремень поддерживал пухлый животик — свидетельство мирной сытой жизни. Но шрам через всю левую щеку намекал, что так было далеко не всегда. Темные волосы весьма поредели и подернулись легким инеем, как на севере Сэндиса во время первых заморозков. Лет сорок пять на вид. Широкие мощные челюсти, такими, наверное, можно орехи дробить. Но самое неприятное — глаза: колючие, темно-серые, смотрят настороженно и с подозрением. Прячутся в темных нишах под извивающимися, как мохнатые гусеницы бровями. Неприятный тип, а еще неприятнее то, что именно он растянул меня на цепях в этом мертвячьем подвале.

— Поговорим, конечно, но только не с тобой. Один твой друг должен мне. Изрядно, — он потер ладонью старый белый шрам на щеке, — и он отдаст мне долг. В обмен на тебя. Доступно?

«Нет! — отрезал Шепот. — Даже не думай! Это — дроу!»

«Точно, дроу. И без него мы отсюда не выйдем. Поэтому мы можем хотя бы узнать, что он предлагает».

— В какую?

— Вопросы и ответы.

Вроде ничего сложного.

Мы выскользнули за дверь и двинулись по темному длинному коридору, подобно двум полуночным теням. Где-то слышались голоса, и мы направлялись именно в их сторону, я пыталась ступать бесшумно, насколько могла, а темный и вовсе, кажется, скользил по воздуху. Коридор мало чем отличался от камеры: тот же серый камень стен, давящий низкий потолок с торчащими потемневшими от времени балками, да редкие тусклые светильники: на сей раз магические, но совершенно халтурно сделанные. Тройка с минусом зачаровывающему их магу за тусклый неровный свет и откровенное мерцание.

Я высунулась из-за угла и наблюдала, как мой спутник совершенно противоестественным образом растворяется в тенях, а четыре человека у лестницы остаются лежать в очередной луже крови. Я поморщилась. Не нужно смотреть на них, а рефлексировать вообще будем позже, сначала надо выбраться. Это как в Аскаре во время штурма. Мы же там вообще людей заживо пожгли. А тут — раз и все — простая легкая смерть от клинка. Нормально.

Это — нормально. Давно пора бы привыкнуть.

Скримджой почему-то мешкал, оглядываясь по сторонам. Совершенно не понимаю, что могло его заинтересовать. Лестница? Или он что-то услышал?

— Что? — спросила я, нетерпеливо, борясь с желанием подергать его за рукав. — Идем?

К стыду своему, должна признаться, что постепенно я даже увлеклась процессом подготовки к встрече гостей. Разум пытался уцепиться за что угодно, лишь бы не вспоминать о виденных сегодня пытках. На все у нас ушло около двадцати минут, как раз до смены стражи. К этому времени я перестала воспринимать наших потенциальных жертв, как людей. Они стали просто «наемниками, охраняющими рабов». То есть кончеными подонками. Так было куда проще воспринимать реальность, и это, разумеется, было сортом малодушия, сама понимаю.

Когда первая десятка стражников спустилась по ступенькам, я затаилась в тенях, чуть дальше по коридору. Раздались негромкие, но забористые ругательства. Ага. Первая инсталляция обнаружена. Сразу на площадке перед лестницей трудолюбивые пауки, размером с собаку, вызванные из небытия темным эльфом, оплели призрачно-серебристыми нитями все стены, почти полностью скрыв их, заодно почти заглушив свет. Паутина на фоне серого камня и все это в свете тусклых фонарей — ужасная банальщина. Какой-то готический роман для барышень получается, но эльф остался доволен. По ходу дела он прочитал мне небольшую лекцию о фобиях. В основном, у разумных они весьма однообразны. Темнота, туман, паутина, кровь, трупы, непонятные звуки, движение чего-то невидимого, горящие глаза. Как только подсознание ухватывается за привычный спусковой крючок своей фобии, дальше оно дорисовывает все само. А главное, увидевшие эту картину начнут теряться в догадках: кто автор шедевра? И снова, привет тебе, богатая фантазия.

В этом он был прав, любой нормальный человек, столкнувшийся с неадекватным поведением, впадает в некий ступор. Поэтому люди вроде меня боятся встречаться взглядом с сумасшедшими, например. А Скримджой в определенном смысле был абсолютно сумасшедшим.

В дополнение ко всему на липких нитях весели четыре раздетых обезглавленных трупа, изрезанных странными символами и крайне живописно расположенных, а по коридору, перекатываясь густыми волнами, клубился вызванный дроу зеленоватый туман.

— Что за хрень тут происходит? — прорычал один из охранников, поднимая собственный фонарь, более яркий, чем настенные, повыше.

Пока я ломала над этим голову, мы оказались возле деревянной двери, изукрашенной причудливой резьбой с цветочным орнаментом. Дроу чуть прикрыл глаза, прислушиваясь, и удовлетворенно кивнул.

— Слушай, ненаглядная, — обратился он ко мне, не сводя с двери взгляда, — ты хочешь отомстить Орену?

А и правда, хочу? Пожалуй, нет, ничего непоправимо плохого он мне не сделал. Не успел просто.

— Больше всего я хочу просто выбраться отсюда.

— Значит, он — мой? — уточнил темный.