Джон Маклейн выскочил на площадь перед аэропортом Далласа в Вашингтоне и, сквозь летящие хлопья снега увидел, что впереди «форда», который принадлежал его теще, пристроился «краб». Двое полицейских уже подцепили его машину за передок, готовясь оттащить ее на штрафную площадку. Рядом суетился толстяк с черными курчавыми волосами, торчащими из-под форменной фуражки, и в темно-синем пуховике, отороченном мехом. Он размахивал руками и что-то кричал, очевидно отдавая распоряжения.

— Эй, подождите! Я уже здесь! Я здесь! — Джон пробивался сквозь толпу, пытаясь предотвратить скандал, который устроит ему миссис Дженеро, и без того не очень-то жалующая мужа дочери.

Как же! Такая талантливая девочка и вышла замуж за простого копа!

Цепи натянулись, «форд», заскрежетав, задрал нос и застыл, приподнявшись на задних колесах.

— Что вы делаете? — возмутился Джон. — Полегче тут!

В просторном номере учебного центра абсолютно голый мужчина занимался гимнастикой у-шу, строго следя за точностью движений. Бронзовое мускулистое тело отражалось в зеркалах, покрывающих всю стену, и это создавало иллюзию присутствия противника, такого же ловкого и умелого, осторожного и резкого, на которого приятно было смотреть.

Голубые, глубоко посаженные глаза, тонкий нос, узкие, плотно сжатые губы, короткие волосы с ровным пробором, словно приклеенные к коже, ни разу не вздрогнувшие при резких выпадах, литые руки и ноги, крепкий живот без единой лишней складки. Этот человек в зеркале положительно нравился полковнику Стюарту. Никто не мог бы дать ему сорока девяти, с удовольствием подумал он.

На журнальном столике светился экран телевизора.

«…ИЗ ЭТОГО АЭРОПОРТА БУДЕТ ПРИВЕЗЕН В СТРАНУ ГЕНЕРАЛ ЭСПЕРАНСО. ДВА ГОДА НАЗАД ЭСПЕРАНСО ПОКИНУЛ БАНАНОВУЮ РЕСПУБЛИКУ, ЧТОБЫ ВОЗГЛАВИТЬ КАМПАНИЮ ПРОТИВ КОММУНИСТИЧЕСКИХ ПОВСТАНЦЕВ, КОТОРАЯ

ФИНАНСИРОВАЛАСЬ АМЕРИКАНСКИМИ ДЕНЬГАМИ И ПОЛЬЗОВАЛАСЬ УСЛУГАМИ АМЕРИКАНСКИХ СОВЕТНИКОВ…»

Кто летал рейсами авиакомпании «Транс-Америка», отлично знает, как там обслуживают пассажиров! Восхитительно вежливые стюардессы, с неизменной улыбкой на губах, порхают по салонам, стараясь исполнить любое ваше желание. Конечно, в разумных пределах, но, поверьте, пределы эти очень велики. Кухне мог бы позавидовать любой ресторан на Земле, так как авиакомпания стараются снабжать свои рейсы первоклассными продуктами. Вам подают такой ужин, что можно проглотить его вместе с тарелкой, если вы, конечно, голодны. А впрочем, ужин и обед в самолете уже превратились в некое развлечение. К тому же, пассажирам первого класса положено по две баночки джина или виски, а так же шампанское.

Ричард Торберг, журналист из «Вашингтон Ньюс», все это прекрасно знал, так как его работа требовала частых и срочных перелетов. Но сегодня…

Эти чертовы куклы подходили ко всем, кроме него. Кет, к нему тоже… но с каким холодом и безразличием они это проделывали! Естественно, ведь он летел в салоне туристического класса! И тогда Ричард не выдержал. Оставив Питера, своего коллегу, он немедленно потребовал у стюардессы, — которые только и умеют, что вертеть задом перед носом у состоятельных пассажиров, — немедленно перевести его в первый класс, а заодно и обслужить так, как это требовалось по всем правилам.

Холли Маклейн сидела за портативным компьютером, который устроила на откидном столике, и продолжала составлять отчет. Она должна была его сдать сразу после Рождества, а зная Джона. Холли понимала, что дома заняться этим вряд ли удастся.

Джон ждал на том же месте, где его «арестовал» местный служака.

«Господи, сколько можно копаться? Как будто они обшаривают целую планету, а не жалкий кусок багажного отделения!»

Надо было торопиться. Сообщить о подозрениях главному в этом участке. В том, что здесь замышлялась какая-то диверсия, он был почти уверен.

Один преступник скрылся, но был еще труп. Нужно думать, это что-нибудь даст.

Голова гудела, как бильярдный шар, по которому только что стучали кием, гоняя от одной лузы к другой.

Он бежал не только от погони. Да Том и не видел, чтобы кто-нибудь преследовал его. Байкер опаздывал к полковнику Стюарту.

Раздавленное тяжелыми «джамп-бутсами» белое покрывало темнело черными рваными кляксами, оставленными человеком. Он не замечал ни свинцовых туч, — нависших низко над землей, ни бешено пляшущих в свете фонарей и прожекторов снежинок, не чувствовал секущих порывов ветра, слепящего глаза мокрыми хлопьями. Том не чувствовал НИЧЕГО, кроме страха.

Страх заползал ему за шиворот и стекал струйками холодного пота по спине между лопаток, сжимая икры ног, выворачивая их и мешая бежать. Он хватал сердце ледяной лапой, сбивая дыхание.

Церковь уже не напоминала невесту в подвенечном наряде. Так чистая девушка, захваченная шайкой разбойников, превращается в грязную девку, которую каждый использует в своих целях.

На колокольне возились двое, тянули какие-то кабели, словно опутывая ее, связывая прочными канатами. Артур Бакер и Денни Мейгер уже многое успели сделать.

В четырех кварталах позади Библиотеки конгресса, сразу же за пересечением улиц Юго-восточной А и Четвертой, стоит трехэтажное, второе от угла здание, отделанное штукатуркой. Приютившееся среди других городских домов, оно вряд ли привлекло бы к себе чье-либо внимание, если бы не его цвет.

Яркая белизна здания резко выделяется на фоне поблекших и выцветших соседних фасадов — красных, зеленых и грязно-белых. Кроме того, невысокая чугунная ограда и небольшой, хорошо ухоженный газон способствуют тому, что здесь царит атмосфера некоего спокойного достоинства, которого соседние дома полностью лишены.

Тем не менее, лишь очень немногие из прохожих обращают внимание на это здание. Для местных жителей оно давно уже стало неотъемлемой частью хорошо знакомого и привычного городского пейзажа. У сотен же чиновников, которые трудятся в расположенных на Капитолийском холме государственных учреждениях и в Библиотеке конгресса и каждый день проходят мимо, просто нет времени обращать на него внимание. Большинство туристов, что толпами бродят по окрестностям, также никогда не добираются до этого здания, так как оно расположено в стороне от самого холма. А те немногие, которые все же оказываются по соседству, попадают сюда, как правило, случайно, в поисках полицейского, чтобы тот помог им выбраться из этого пользующегося дурной славой района «повышенной преступности» под сень безопасности национальных памятников.

И все-таки, если какой-нибудь прохожий по странной случайности заинтересуется этим зданием и начнет внимательно рассматривать его, он не обнаружит в нем ничего примечательного или необычного. Вот прохожий остановился перед оградой. Вероятно, прежде всего он заметит за ней бронзовую доску (размером метр на полтора), установленную на газоне и извещающую, что в здании расположена национальная штаб-квартира «Американского литературно-исторического общества». Но в Вашингтоне, городе сотен достопримечательностей и штаб-квартир бесконечного числа организаций, подобным предназначением здания никого не удивишь. Если же прохожий неравнодушен к архитектуре и проявляет интерес к достижениям дизайна, то он почти наверняка будет заинтригован великолепной черной деревянной дверью, по непонятной причине изуродованной непропорционально большим дверным глазком.

Если любопытство нашего прохожего не сдерживается его застенчивостью, то он, возможно, откроет калитку. При этом он, по всей вероятности, не обратит внимания на легкий щелчок магнитной защелки, которая является звеном в электрической цепи сигнализации. Затем несколько коротких шагов — и вот уже наш прохожий поднимается на крыльцо и нажимает кнопку звонка.

В четверг с утра зарядил дождь. Проснувшись, Малькольм почувствовал, что заболевает — у него першило в горле и слегка кружилась голова. Мало того, что он проснулся больным, он к тому же еще и проспал. Поразмыслив несколько минут, он решил все же отправиться на работу. Зачем тратить отпуск по болезни на такие пустяки, как простуда! Торопливо бреясь, Малькольм в спешке порезался, потом никак не мог пригладить волосы, торчавшие над ушами, с трудом вставил контактную линзу в правый глаз и в довершение ко всему обнаружил, что куда-то запропастился плащ. Пока Малькольм преодолевал бегом расстояние в восемь кварталов до своей работы, его вдруг осенило, что, по всей вероятности, он опоздает и не увидит сегодня свою девушку. Свернув на Юго-восточную А, он с надеждой окинул взглядом улицу и увидел ее как раз в тот самый момент, когда она уже входила в подъезд Библиотеки конгресса.

Малькольм так напряженно следил за девушкой, что уже не смотрел под ноги и, конечно же, угодил в глубокую лужу. Он, пожалуй, больше смутился, чем разозлился на себя. Однако, как ему показалось, человек, сидевший в голубом «седане», стоявшем у тротуара на некотором расстоянии от здания общества, не обратил никакого внимания на его оплошность.

Миссис Расселл приветствовала Малькольма коротким и недоброжелательным: «Ну, наконец-то!» Поднимаясь по лестнице к себе в кабинет, он вдобавок расплескал кофе и обжег себе руку. Бывают же такие дни, когда все получается шиворот-навыворот!

Где-то после десяти в его дверь тихонько постучали, и в кабинет вошла Таматха. В течение нескольких секунд она молча смотрела на него через толстые стекла очков, застенчиво улыбаясь. Ее волосы были такие редкие, что Малькольм подумал, что он может разглядеть каждую отдельную прядь.

— Рон, вы не знаете, что с Ричем? Может, он заболел? — прошептала она.

Несмотря на дурную погоду, Малькольму удалось поймать такси без особого труда. Двадцать минут спустя он расплатился с водителем, остановив машину за два квартала до кинотеатров «Серкус-3». Теперь он хорошо усвоил, что главное — оставаться незамеченным, быть подальше от любопытных глаз. Через несколько минут он уже сидел за столиком в самом темном углу переполненного посетителями бара, среди которых почему-то не было ни одной женщины.

Малькольм надеялся, что ничем здесь не выделяется, — просто еще один мужчина в баре, заполненном другими мужчинами.

Держа в руке стакан с коктейлем «Текила-коллинс», он по возможности медленно отпивал приятный напиток и одновременно рассматривал лица посетителей, стремясь перехватить чересчур внимательный взгляд в свою сторону. Некоторые типы из этой толпы также с интересом поглядывали на него.

Однако никто из посетителей бара не обратил внимания на то, что Малькольм положил на стол только левую руку. Правую он все время держал под столом, сжимая пистолет, который направлял в сторону каждого, кто приближался к нему.

В 14.40 Малькольм резко поднялся с места и присоединился к большой группе посетителей, покидавших бар. Выйдя на улицу, он быстро отделился от них и пошел в другую сторону. В течение некоторого времени он менял направление движения, переходил с одной стороны узеньких улочек Джорджтауна на другую, затем возвращался обратно, все время внимательно наблюдая за людьми, которые окружали его. В три часа, убедившись в отсутствии слежки, он направился в сторону кинотеатров «Серкус-3».

— Я вам не верю. — Девушка сидела на диване и в упор смотрела на Малькольма. Она была уже не такой испуганной, как раньше, хотя чувствовала, что сердце ее колотится по-прежнему сильно, словно вот-вот выскочит из груди.

Малькольм тяжело вздохнул. Он сидел напротив девушки вот уже битый час.

Из документов, найденных в ее сумочке, он узнал, что девушку зовут Уэнди Росс, ей двадцать семь лет, родилась в городе Карбондейле, штат Иллинойс, весила 61 килограмм, рост 165 сантиметров (хотя он был уверен, что данные роста явно завышены), что она в качестве донора регулярно сдавала кровь Красному Кресту, пользовалась публичной библиотекой Александрии, являлась членом ассоциации выпускников университета Южного Иллинойса и служила в юридической конторе. По выражению ее лица он понял, что она все еще боится и действительно не верит ему. Малькольм не осуждал ее за это, так как сам не верил в свою историю. А ведь он-то хорошо знал, что все это чистая правда.

— Послушайте, — сказал он, — если все то, что я рассказал вам, выдумка, то зачем же мне пытаться убеждать вас в обратном?

— Я не знаю.

— Как ты себя чувствуешь, получше?

Малькольм взглянул на Уэнди и вынужден был признаться, что ему действительно стало намного лучше. Острая боль в горле почти совсем исчезла, и осталось лишь тупое болезненное ощущение. То, что он проспал беспрерывно почти сутки, основательно восстановило его силы, правда, насморк все еще продолжался и трудно было говорить.

По мере того, как физическое состояние Малькольма улучшалось, его начинало одолевать чувство тревоги. Он знал, что наступила суббота. Значит, прошло уже два дня с тех пор, как были убиты его коллеги по работе, а сам он застрелил человека. В настоящее время оперативные группы, по всей вероятности, переворачивают Вашингтон вверх дном в поисках его, Малькольма.

По крайней мере, одна из них жаждет его смерти. Остальные, как можно легко представить, тоже вряд ли испытывают к нему особое расположение. В комоде, стоящем напротив, лежат деньги, которые он если и не украл, то, во всяком случае, забрал из квартиры убитого кем-то человека. Сам же он лежит в постели больной и не имеет ни малейшего представления о том, что же все-таки произошло и что ему теперь нужно делать. В довершение всего рядом сидит улыбающаяся смешная девчонка в одной майке.

— Ты знаешь, я действительно ничего не понимаю, — проскрипел Малькольм.