Мэри была злая-презлая. Она злилась уже давно. Трудно даже припомнить, когда она в последний раз была в хорошем настроении. Иногда у нее и вправду была причина злиться — скажем, когда ее заставляли делать то, чего ей не хотелось,— но большую часть времени она злилась безо всякой причины, прямо с утра была не в духе, чувствовала себя какой-то обездоленной, ей хотелось кого-нибудь ударить или что-нибудь разбить.

Одно присутствие тети Элис, с лицом, похожим на мордочку кролика, забранными в пучок седеющими волосами и остроконечным клоком жестких волосков на подбородке, уже выводило ее из равновесия. Когда тетя разговаривала, клок этот дергался, а когда ела, зубы как-то противно цокали, а в желудке что-то бурчало и переливалось, словно уходящая из ванны вода. А уж когда она заставляла Мэри сделать что-нибудь такое, чего ей не хотелось, то Мэри так распалялась, что внутри у нее все кипело.