Джамбул — имя казахского певца-импровизатора (акына), ставшее одним из наиболее знаковых имен советской культуры конца 1930-х — начала 1950-х годов. При жизни Джамбула его сравнивали с Гомером и Руставели, Пушкиным и Шевченко, учили в школе и изучали в институтах, ему посвящали стихи и восторженные панегирики, вручались правительственные награды и ставились памятники. Между тем сам Джамбул, певший по-казахски и едва понимавший по-русски, даже если бы хотел, едва ли мог оценить те переводные — русскоязычные — тексты, которые публиковались под его именем и обеспечивали его всесоюзную славу. Но каковы причины этой славы? И кто был носителем этой славы — подлинный или мнимый «Джамбул»?
Настоящий сборник статей, составленный отечественными и западными учеными, задумывался как опыт посильного приближения к ответу на эти вопросы. Пользуясь современными интернет- и киноаналогиями, можно сказать, что речь в данном случае идет об аватаре Джамбула — о том образе, который создавался и предъявлялся советской идеологией к его русскоязычной адаптации.
Константин Богданов
Аватар Джамбула
(вместо предисловия)
Весной 2009 года в российских СМИ промелькнуло сообщение о том, что в Санкт-Петербурге на памятнике Джамбула, что стоит в переулке его же имени, появилась трещина
[1]
. Бронзовый акын с домброй в руках был поставлен в сквере в переименованном в его честь переулке в 2003 году, к 300-летию Петербурга, и служил с тех пор своеобразным аттракционом для местной детворы, демонстрировавшей на нем навыки скалолазания. Последние, судя по всему, и стали причиной трещины, внесшей в дальнейшую судьбу монумента элемент непредсказуемости. Событие, постигшее оскульптуренного Джамбула, можно счесть при этом символическим. Тучи над Джамбулом сгущались и раньше: в 1997 году топонимическая комиссия комитета по культуре правительства Санкт-Петербурга приняла решение о возвращении переулку Джамбула его исторического названия Лештуков, существовавшего с 1780-х по 1952 год и происходящего от фамилии лейб-хирурга Елизаветы Петровны Ивана Ивановича (Иоганна Германа) Лестока, владевшего здесь некогда участком земли. Решение комиссии было подписано губернатором В. А. Яковлевым, но под давлением казахской диаспоры города, засыпавшей комиссию протестующими обращениями, было отменено, и переименование не состоялось. Переулок остался переулком Джамбула
[2]
. Сегодня ничто не мешает задаться вопросом, надолго ли, но можно быть уверенным, что если питерская топонимика и впредь сохранит имя Джамбула, то причиной этому будет не столько память о казахском аэде, заслужившем свое место в истории города стихотворением о подвиге ленинградцев в годы блокады («Ленинградцы, дети мои»), сколько дипломатические реверансы России и Казахстана, сопровождаемые обоюдным признанием своих культурных героев.
Пересмотр идеологических и культурных ценностей затронул после перестройки конца 1980-х — начала 1990-х годов едва ли не все аспекты советской истории. Применительно к Джамбулу о таком пересмотре говорить еще рано — личность поэта по-прежнему окружена догадками, препятствующими созданию взвешенной биографии одной из знаковых фигур советской культуры. Настоящий сборник статей задумывался как опыт посильного приближения к такой биографии со стороны русскоязычной репрезентации Джамбула Джабаева. Пользуясь современными интернет- и киноаналогиями, можно сказать, что речь в данном случае идет об
«Открытие» творчества казахского аэда для советского читателя связывается с именем Павла Кузнецова, опубликовавшего в 1936 году первые переводы песен Джамбула. Но Джамбул не был единственным открытием Кузнецова. За два года до появления в газете «Правда» публикации песни Джамбула «Моя родина» в Алма-Ате в переводе Кузнецова был издан сборник произведений еще одного казахского аэда по имени Маимбет. Тематически и стилистически песни Маимбета, славившего Сталина и клявшего «врагов народа», вполне схожи с песнями Джамбула в последующих переводах того же Кузнецова и еще одного активного пропагандиста творчества Джамбула Константина Алтайского
Стоит заметить, что мемуар Брусиловского делает правдоподобнее известный рассказ Шостаковича о Джамбуле в пересказе Соломона Волкова (и соответственно отчасти меняет оценку самой книги Волкова как сплошной мистификации):
