Июль выдался на удивление сухим и жарким, что приятно контрастировало с дождливым и склизким началом лета. Уже в восемь утра солнце жарило по-настоящему, но здесь, на берегу пруда, в тени развесистой ивы, его палящие лучи казались не более, чем детской забавой. Обилие воды и густой купол лиственного покрова надежно предохраняли от удушливой жары и наполняли душу давно не испытываемым чувством неосознанного счастья. Здесь, как принято говорить, «на лоне природы», сам воздух казался необычайно свежим и вкусным, какого ни за что не отыскать даже в самой зеленой зоне городской окраины. И я, в который уже раз за последние сутки, восхитился тем, как здорово выгадал время для отпуска, и что на этот раз у меня хватило ума не отказаться провести его у школьного товарища.

На протяжении нескольких лет Влад неоднократно предлагал мне вкусить прелести отдыха в сельской глубинке, но у меня все не выгорало. То настроение не соответствовало, то отпуск припадал не в лучшую пору. В общем, находилось множество причин, которые сейчас, когда я воочию убедился в красоте этих благословенных мест, никак нельзя было назвать убедительными. Но тем сильнее была моя радость, и я буквально наслаждался каждым мгновением непривычного ощущения соития с настоящей девственной природой. Дитя века, раньше я и не подозревал, что на нашем протухшем от выхлопных газов шарике еще могут сохраниться нетронутые цивилизацией и именно этим столь милые сердцу уголки. И где? Всего в полутора часах езды от города, с его надоевшими суетой, гамом и пылью.

Влад, как и я, по сути своей был истинно городским жителем. Просто он раньше сообразил, что можно совмещать полезное с приятным и хотя бы часть года проводить вдали от мирской суеты.

Будучи неизлечимым прагматиком, во всех своих начинаниях Влад стремился достигать максимального результата, и каким-то образом ему всегда это удавалось. Его не мог удовлетворить прозаический дачный участок с видом на привычные заводские трубы. А потому, лет пять назад, он облюбовал крохотную, затерянную в глуши деревню и буквально за бесценок купил земельный участок с полуразвалившейся деревянной избушкой, вы которой уже долгое время никто не жил. Дела его фирмы шли хорошо, средства позволяли, и за короткое время он воздвиг на берегу пруда настоящий замок со всеми положенными атрибутами: башенками, высоким каменным забором, наподобие крепостной стены опоясывающим просторный двор, массивными железными воротами и узенькой калиткой.

— С детства я мечтал жить на необитаемом острове, — говорил он. — Но, коль такой возможности, увы, не представилось, я решил сотворить себе такой остров сам…

Деревушка оказалась крохотной: около десятка покосившихся ветхих домишек, беспорядочно разбросанных вдоль единственной извилистой улочки, полукругом огибающей заросший камышом пруд. Куда ни глянь — запустение и разруха. Половина домов — без хозяев. Единственная достопримечательность — вгрузлая в землю деревянная изба с заколоченными окнами и огромным, покрытым ржавчиной, замком на железной скобе двустворчатой двери. На чудом сохранившейся табличке с трудом можно было разобрать надпись «магазин». Грустное напоминание о тех деньках, когда в этом, забытом Богом уголке еще бурлила полноценная жизнь.

Я, не торопясь, обошел деревню, так и не повстречав никого из ее обитателей. В некоторых дворах кудахтали куры, кое-где мычали коровы, иногда из-за невысоких плетней меня приветствовал собачий лай. На фоне общего запустения подобные звуки казались приятными и даже родными.

Миновав последний, развалившийся несколько десятков лет назад, дом, я оказался возле узенького бревенчатого мостика через ручей, за которым начинался сосновый лес. Мутная желтоватая вода, цепляясь за камыш и торчащие черные коряги, медленно протекала под полусгнившими, залепленными грязью колодами, чтобы дальше пересечь громадный луг, заросший зеленой осокой, и влиться в зеркальную гладь пруда. Все это — степенно, неторопливо, как и сама жизнь здесь, лишенная необходимости быть стремительной и быстротечной.

Бор манил свежестью и прохладой. Я с удовольствием нырнул в благодатную тень, ступил на мягкий ковер слежавшейся хвои, полной грудью вдохнул благоухающий аромат и словно растворился во вселенской благодати. Я больше не ощущал себя отдельным индивидуумом. Я стал частицей самой природы, словно перешагнул грань, которая разделяет бренное бытие и незыблемую вечность. От пьянящего восторга, от внезапно нахлынувшей легкости абсолютного счастья все проблемы и заботы подевались куда то сами собой, а слабые отголоски воспоминаний о них казались настолько нелепыми и ничего не значащими, что даже смешно было о них думать.

Я лежал на мягком ковре, смотрел на медленно проплывающие по синему небу пушистые облака и ощущал себя единственным во всей Вселенной. Мне было очень хорошо, и, внезапно, я поймал себя на мысли, что никогда раньше не смотрел на небо…

Влад уже был дома. Я отыскал его в одной из угловых башенок, которая правила моему другу за кабинет. Он сидел за громадным письменным столом и развлекался с компьютером.

— До четвертого уровня дошел. Дальше никак не получается, — заметив меня, сказал он и отодвинул «мышку» в сторону. — Не скучал без меня?

— Нет, здесь так здорово!

— Вот и ладненько. А меня работа совсем замотала пора бы и отдохнуть немного, да не получается. Завтра опять нужно в городе быть.

— У тебя же куча заместителей…

Утро выдалось сырым и прохладным. Трава была мокрой от росы. Густой туман устилал землю и прятал от глаз призрачную поверхность пруда.

Было около четырех, и небо уже начинало сереть. Я обошел пруд и расположился на том месте, где вчера повстречал Поликарпа Степановича.

Старик появился часа через два, когда косые лучи солнца уже выбрались из-за горизонта, а клубчатые обрывки тумана сосредоточились исключительно над прудом. Казалось, что вода дымит, выпуская в воздух невесомые облака.

— Давно мерзнешь? — вместо приветствия спросил Поликарп Степанович.

— Порядочно.

К вечеру Влад не вернулся. Охранник сказал, что он звонил и просил мне передать, что задерживается по делам фирмы и будет дома к завтрашнему утру.

Я успел хорошо отоспаться и от нечего делать отправился бродить по окрестностям. Хоть рассказ старика я и не воспринял всерьез, он того просто не заслуживал, все же тянуло ближе познакомиться с бывшей графской усадьбой. Начал я свой осмотр с зарослей орешника, где, как утверждал Поликарп Степаныч, раньше находился дом графа.

Везде царило полное запустение: пустошь, изрытая оврагами и обильно заросшая сорняком. Кое-где виднелись выкорчеванные пни, возможно, и вправду — дело рук кладоискателей. В общем, картина унылая и малопривлекательная.

Пробраться сквозь орешник оказалось не просто, да я не очень и стремился, ограничился визуальным осмотром. Битые кирпичи, осколки стекла, куски кафельной плитки под ногами красноречиво свидетельствовали о том, что некогда здесь действительно был дом и, судя по всему, довольно большой. Только сейчас от него ничего не осталось. В селах всегда остро ощущался дефицит стройматериалов, вот крестьяне и постарались на дармовщину.

От орешника я двинулся к группе деревьев, растущих неподалеку и, не найдя больше ничего привлекательного, повернул обратно к замку. Где-то на полпути неожиданно наткнулся на огромное и относительно свежее пепелище. Если верить старику, именно здесь находилось жилище таинственной экономки, нагнавшей такой ужас на жителей деревни.

Сравнение Игоря с «американскими горками» оказалось очень точным. Захваченная нами веревка, конечно же, была короткой. Едва я, вслед за Владом, отпустил ее конец, меня с ужасающей скоростью понесло по закрученной спиралью гладко отшлифованной трубе, создавалось даже впечатление, что душа не поспеет за телом, вот-вот вырвется наружу и покинет его навсегда. Все это под аккомпанемент мощных хлопков, скорее нагадывающих взрывы, которые то и дело раздавались сзади. Нечто похожее на звуки, издаваемые реактивными самолетами, когда они преодолевают звуковой барьер.

Падение неизвестно куда продолжалось неимоверно долго. Но вот, наконец, впереди появилось светлое пятно и, прежде, чем я успел сообразить, что оно обозначает, мое тело, кувыркаясь, парило в свободном пространстве, а затем, подчиняясь закону гравитации, с треском шмякнулось в густой колючий кустарник.

Посадку нельзя было назвать мягкой, но и увечий никаких я не получил. Всего несколько ссадин и царапин. Можно сказать, отделался легким испугом.

Вслед за мной на свет божий катапультировались представители фирмы «Эсмеральда». К-счастью, тоже вполне благополучно. Как потом выяснилось, больше всех пострадал Влад. При посадке прикладом ружья он расквасил себе нос и долго потом матерился, отхаркиваясь кровью.

В точности повторилась и другая особенность, поведанная Игорем. Переход мы начали поздним вечером, а закончили, судя по всему, ранним утром, хоть часы и показывали, что наше путешествие длилось едва ли больше четверти часа.

И все же, отличия были. Тишина вокруг казалась неестественной. Кроме наших шагов ничего ее не нарушало. Как будто уши ватой закрыты. Да и с окружающими предметами творилось нечто необычное. Воздух иногда казался настолько прозрачным, и все вокруг приобретало такие четкие очертания, что даже глазам больно становилось, но вдруг налетала некая пелена, и дальше нескольких шагов нельзя было ничего рассмотреть. Случались моменты, когда деревья, камни, кусты начинали раздваиваться, расплываться, становились нематериальными, аморфными, словно мираж. Подобные катаклизмы, при желании, можно было объяснить действием алкоголя, но слишком мало было выпито для столь впечатляющего эффекта. Да и страдал галлюцинациями не только я.

Сначала мы не могли придумать нормального объяснения происходящему, затем Игорь высказал приемлемую гипотезу, и мы перестали напрасно ломать голову.

— Изъясняясь научным языком, подобные несуразицы можно назвать парадоксом переходного этапа, — уж слишком заумным тоном молвил он. — Наверное, здесь границы миров находятся настолько близко между собой, что в некоторых местах миры соприкасаются и даже накладываются друг на друга. Потому и создаются необычные визуальные эффекты. Если все обстоит так, как я предполагаю, по мере удаления от аномальной зоны, восприятие окружающей действительности должно стабилизироваться…

Игорь оказался прав.

Вскоре появились и звуки, и запахи, а неодушевленные предметы перестали издеваться над нами и вели себя так, как и положено неодушевленной материи.

Влад никак не мог отвлечься от посетившей его накануне идеи. Его прям-таки распирало от возбуждения.

— Для начала нужно будет каким-то образом транспортировать сюда парочку «джипов», соорудить лагерь и поселить несколько человек. Они могут работать по вахтовому методу и периодически меняться. Они будут заниматься разведкой, и составлять маршруты…

— Влад, — попытался его остудить, — если здесь вся местность такая, какую мы видим сейчас, ни один идиот не заплатит тебе за экскурсию ни копейки. Тебе еще придется заплатить, чтобы он сделал вид, что поверил тебе, будто находится в ином измерении…

— Вообще-то, ты прав. Есть над чем поразмыслить… — приуныл мой друг. Но на выручку ему пришел Игорь. Ему баснословные мифические прибыли также не давали покоя.

— Даже, если мы не встретим ничего особенного, — сказал он, — а я, по-правде, вовсе не горю желанием опять увидеть змей, мертвецов, вампиров и прочую нечисть, все это можно инсценировать. Создать нечто, вроде американского «Диснейленда».

Кто-то пытался играть нами, словно шахматными фигурами, свою партию и по своим правилам. Этот Кто-то заранее просчитывал наши ходы, был прекрасно осведомлен о наших помыслах и деяниях. Он даже пытался управлять нами. И не всегда безуспешно. Однако, мы об этом даже не подозревали. Со свойственном человеку максимализмом, мы считали себя единственными игроками в чуждом, неизведанном, но до сих пор вполне приемлемом мире.

Проснулись мы от топота и лошадиного ржания, раздававшихся над нашими головами. Вполне земные, хотя и позабытые звуки поначалу повергли нас в ужас. Не потому, что были страшными. Сами по себе звуки были вполне обычными. Нас испугала неожиданность их возникновения и то, что нас застали врасплох. Мы слишком уверовали в собственную безопасность, наивно считали себя неуязвимыми и вели себя, как последние идиоты. Наша беспечность не вкладывалась ни в какие рамки здравого смысла.

Убегать или что-то предпринимать было поздно. Несколько всадников, облаченных в очень странные одеяния, с ног до головы укутанные в белые балахоны, высились над нами на краю обрыва, а еще, не менее десятка, окружили нас спящих плотным кольцом. Двустволка Влада и все наши припасы находились за пределами живого барьера. И добраться до них было невозможно.

Всадники представляли собой очень колоритное зрелище. Их кожа имела коричневый оттенок и плотно обтягивала костлявые черепа. Все остальные части тела прятались под белыми накидками. Вооружены они были длинными пиками, острия которых смотрели в нашу сторону.

Пока непрошенные гости не проявляли признаков агрессии, но проверять, на что они способны, почему-то, не хотелось.

Шли мы часа полтора в полном молчании. Да и о чем говорить? Неопределенность угнетала и навевала смурые мысли.

Мумии-всадники, казалось, совершенно не страдали от жары. И вообще, они были очень странные. Я уже упоминал, что преобладающая часть их тел скрывалась под накидками, из-под которых виднелись лишь кисти рук. Непривычного коричнево-черного цвета, глубокие впадины глаз и острые кончики носов такого же цвета. Они не были неграми или арабами. На этот счет, сам не знаю, почему, у меня не было никаких сомнений. Более вероятной выглядела версия, что они поражены некоей болезнью кожи, от чего и имели столь странный вид.

Удивляло и другое. Движения конвоиров были вялыми и заторможенными, словно они с трудом управляют собственным телом. И до сих пор оставалось загадкой, умеют ли они разговаривать? Начальник, единственный внешне нормальный из этого сброда, отдавал приказания подчиненным исключительно жестами.

С нами он также предпочитал не общаться и, наверное, чтобы мы не задавали лишних вопросов, лишь только отряд выбрался из оврага, ускакал далеко вперед.

Поначалу Влад пытался возникать, матерился, ворчал что-то себе под нос, но вскоре, осознав, что ничего таким образом не добьется, смирился и успокоился. Светлана с Игорем держались за руки и о чем-то шептались между собой, я молча плелся сзади. Никто нас не подгонял, ни криками, ни жестами, только легче на душе все равно не становилось.