— Дашка!

На часах — одиннадцать утра, в доме бардак, какой даже хану Мамаю не снился: банки из-под пива — несбыточная мечта советского коллекционера — изящными кучками валяются в самых неожиданных местах, на бильярдном столе вместо шаров — апельсины, все в дырках от кия — это ж сколько выпить надо!!!

Гирлянда пустых бутылок, перевязанных цветным скотчем, украшает пальму в углу гостиной. Комнату обставлял дизайнер «с самого городу Парыжу», но до таких «изысков» интерьера даже его творческой мысли было не дотянуться.

Кто-то майонезом, выдавленным из тюбика, написал на зеркале в спальне: «Я люблю Люсю». Светлый образ Люси в памяти не всплывал. Во, погуляли!

Серёня медленно раскрыл глаза, осмотрелся вокруг одними зрачками — больше ничего не двигалось. Почти минута ушла на то, чтобы лицо стало подчиняться привычной с детства мимике. Мысли еще не выстроились дружными рядами, но уже и не распадались на отдельные буквы. Организм выдыхал остатки вчерашнего банкета.

Офис встретил его настороженным молчанием. Секретарша что-то печатала, уткнувшись носом в клавиатуру компьютера. Серёня прошел в кабинет, кинул на кресло свой кейс и, присев на краешек стола, набрал на коммутаторе номер секретарши.

— Заинька, сваргань мне кофейку — ласково произнес он в молчавшую трубку. Через пару минут суетливое цоканье секретаршиных каблуков известило Серёню об окончании варки кофе. Ещё через мгновение двери распахнулись и «заинька» чуть ли не галопом внесла подносик с чашечкой и кофейничком. Беззвучно примостив все это на столе, она вознамерилась ретироваться. Но шеф оказался проворнее. Он поймал её за рукав пиджачка и, развернув к себе, спросил:

— А где радость в глазах по поводу моего появления? И вообще, что тут у вас происходит? А ну-ка, давай, колись.

Секретарша побелела от страха так, словно бы перед ней стоял не любимый шеф, а космическое чудище о семи головах. Это обстоятельство вдруг почему-то встревожило Серёню. Его благостное настроение испарилось, как утро, и он уже серьезно задал вопрос:

— Марина, что происходит? Шефа не было на работе пару дней, а здесь уже не хотят с ним разговаривать. Тебе что, кто-то зарплату вдвое больше пообещал? — Марина молча высвободила рукав пиджачка и вдруг расплакалась. Серёня встревожился не на шутку.

До встречи оставалось ещё немного времени. Серёня решил никого не посвящать в свои планы. Для конспирации он прошелся по отделам, с большой помпой устраивая разносы сотрудникам за нерадивое поведение и мнимые нарушения. Сотрудники ошарашенно глядели на шефа, теряя дар речи от такой наглости — офис трудился в поте лица, невзирая на двухдневное отсутствие патрона. Отнеся внеплановый разнос на счет праздничного перебора, персонал тихо приходил в себя и погружался в прерванные визитом шефа текущие расчеты. Серёня демонстративно побуянил в бухгалтерии и гараже, чем вогнал подчиненных в неминуемый часовой ступор и удалился в свой кабинет. Предупредив секретаршу, что его ни для кого нет, и закрыв дверь кабинета на ключ, он вышел в туалет, открыл окно и самым банально-детективным способом перекинул ноги через подоконник. Окно туалета выходило в незаметный уличный тупичок. Второй этаж был невысоким, и Серёня легко спустился на землю по заросшей плющом стене. «Меньше знают — лучше спят», — пробормотал он. Отряхнув пыль с костюма, и поправив галстук, Серёня бодро двинулся в сторону питейного заведения, где его, по всем расчетам, уже ожидали.

Заведение встретило Серёню противной ритмичной музыкой и, несмотря на обеденный час, было почти пустым. Он с порога заметил своего знакомого, который профессионально примостился в самом дальнем и темном углу кафе. Поздоровавшись, Серёня не стал тянуть кота за хвост, а сразу приступил к делу. Объяснив задачу и определив ее цену, Серёня перевел дух и наконец решил, что порция «мартини» с легкой закуской не сможет повредить желудку перед обедом. Знакомый не был скромным человеком и, испросив для себя черной икорки, «фуа-гра» и пивка с креветками, после долгой паузы произнес:

— Ты знаешь, Серёня, я этот телефончик знаю безо всякого дополнительного пробивания. Не представляю, чем ты там хочешь с этим человечком заняться, но я тебе советую хорошенько подумать, прежде чем ты наберешь этот номерок. Последствия могут быть непредсказуемыми.

Серёня был так заинтригован сказанным, что продолжал машинально жевать уже проглоченную закуску.

— Слушай, дружище, не темни, скажи, кто это. Вот деньги. — Серёня положил на стол оговоренную сумму и прибавил к ней ещё несколько купюр.

— Что же вы, молодой человек, справки о служивых людях наводите, наших сотрудников взятками компрометируете. Нехорошо.

Голос был как в телефонной трубке, только гораздо громче. Это было естественно. Обладатель этого голоса сидел перед Серёней собственной персоной и выговаривал ему, как нашкодившему школьнику. Серёня поразился оперативности, с которой все его шаги были то ли предусмотрены, то ли предусмотрительно отслежены.

— Не беспокойтесь, Сергей Николаевич, своего человечка мы в обиду вам не дадим, и никому не дадим. Информацией он с кем надо делится, значит, такие люди нам нужны.

Серёня наконец смог сформировать мысль, которая последний час не давала ему покоя, но никак не хотела выползать наружу и становиться полноценной и осознанной. «Господи, какой же неприкрытый цинизм! Вот тебе и власть предержащие! Одна сволота. А чего это он мне все выкладывает? Тех, кто много знает, обычно убирают с глаз долой. Значит, они меня точно прикончить хотели. А за что?».

И снова господин напротив словно бы считал его мысли со лба:

День стремительно клонился к закату. Серёня сидел на облюбованной им в скверике лавочке и глядел на речную гладь. Он и раньше любил посидеть около реки. Но только обстоятельств, которые привели его сегодня на эту лавочку, в его жизни ещё никогда не случалось. Невеселые мысли бродили в Серениной голове. Например, где же ему сегодня ночевать, если домой ему ехать запретили под страхом смертной казни, а к друзьям-партнерам, теперь уже бывшим, он не хотел ехать из гордости — вдруг какой-нибудь нехороший слух уже просочился среди его знакомых. Серёня ничего не знал наверняка, но предполагал самое неприятное для себя. А он был гордым. «Скажут, вот нищета за подаянием приползла», — горько думал он, и отчаяние закипало у него в венах от такой неприятной мысли.

Вечер накрывал полупрозрачной темнотой скверик и реку. «Надо что-то придумать, — мрачно размышлял о своей новой жизни Серёня. — Не сидеть же здесь всю ночь».

Недалеко, со стороны реки, раздался дружный хохот. Людские голоса были хорошо слышны в вечернем воздухе. «Кто это там веселится на ночь глядя», — с досадой подумал Сереня. Голоса двигались в его сторону, и он уже начал различать отдельные слова.

— Вот умора! У мента кошелек спер! Да ты ему как следует по шее накостыляй, и он больше никогда воровать не будет.

— А толку? Это если бы как раньше, в нормальных домашних условиях, в семье. А то здесь разве иначе прожить можно? Я думаю, наоборот, к каким-нибудь лихим людям, из местных, его приставить в помощники, вот тогда из него в современной жизни обязательно толк будет.

Вокзал жил своей обычной шумной жизнью. «Эх, рыночные вы мои!» — подумал Серёня, оглядывая бабусек с охапками доморощеных тряпичных сумок, перешитых из старых платьев, толпу цыган с орущими на руках чумазыми младенцами, милиционера, воровато шныряющего в толпе в поисках добычи — всю эту вокзальную суету, густо приправленную запахами горелого машинного масла, пережаренных до пластмассового состояния чебуреков и еще черт знает чего, свойственного только этому месту.

«Всё шумите, как дурные куры на птичьем дворе». Серёня по натуре был философом, и тут же в его голове родилось глубокомысленное замечание: «Жизнь есть шум! — Он усмехнулся. — Да, парень. Помнится, не так давно ты сиживал в удобном кожаном кресле с чашечкой кофе и томиком старика Канта. Э-хе-хе. И все ж, как же давно это было».

На душе у Серёни было тяжело, но мозги по-прежнему работали как компьютер на столе Билла Гейтса. И этот компьютер в данный момент был занят расчетом разных вариантов дальнейшей Серёниной жизни. Первый — очень логичный, но именно поэтому совсем паршивый. Просто взять и уйти, лечь на дно где-нибудь подальше от городского шума, наслаждаться природой и погодой соответственно временам года. Завести жену и двоих щекастых ребятишек… А чем не жизнь?

Но деятельная Серёнина натура становилась на дыбы от таких перспектив — тихие деревенские радости были не для него! Его всегда раздражали картинки-пасторали с танцующими идиотками-пастушками и похотливыми пастушками в штанах до колен.

В его прежнем доме, в кабинете на стенах было развешено настоящее старинное оружие: алебарды, мушкеты, дротики. Зная эту его страсть к старинным железякам, друзья везли ему их мешками со всех концов мира. Но он был разборчив — оставлял только самые интересные экземпляры. Он с детства любил книжки про пиратов, и «Приключения капитана Блада» зачитал до дыр. По ночам ему снилось море и бригантина под огромным облаком белых парусов.

Вагон равномерно покачивался, наматывая километры на свои тяжеленные колеса. Серёня лежал на верхней полке в купе, внизу бренчали гитарными струнами трое каких-то то ли полярников, то ли археологов. В общем, «туристы», — так окрестил их Серёня, как только увидел. А почему, и сам не знал. Все трое были бородатые, в свитерах и обожали туристские песни времен пионерской молодости нынешнего президента. А может, это был Высоцкий — Серёня не был силен в музыкальных жанрах. Он любил просто хорошую музыку, а чьей она эпохи — неважно. Хоть «кватроченто», хоть барды — если музыка приятная и слова душевные — почему нет.

А за два часа до этого, слоняясь по вокзалу в поисках работающих касс, Серёня в общем-то слегка лукавил перед самим собой. По-русски говоря — обманывал свою, мечущуюся в поисках выхода, душу. Он решил уехать. Просто так, развеяться. В старые времена это называлось красивым словом «отпуск». От этого слова веяло Сочами или Гаграми — в зависимости от доходов пролетария. Но Серёне в этом смысле никогда не везло.

Когда он работал в НИИ, то в отпуск поехать не мог по причине безденежья. Когда стал бизнесменом, то об отпуске совсем забыл. В бизнесе не может быть полноценного отпуска. Даже если ты лежишь на пляже в Египте, то какая-нибудь вошь обязательно позвонит и спросит номер контракта «на-что-то-там такое», или секретарша захочет поинтересоваться у шефа «на когда ему удобнее назначить встречу с инвестором». Или еще какая-нибудь аналогичная ерунда. А отключать телефон даже и думать не моги! Хорошо было, когда этих телефонов еще и в природе не было. Золотое было время! И еще так недавно. Теперь — фиг! Достанут и со дна морского, и со звезды. Технологии, мать их!

Но жизнь неожиданно подарила Серёне вожделенный отпуск. Правда, при таких странных обстоятельствах, каких и врагу не пожелаешь. Сказано же — бойтесь своих желаний, а то они исполнятся.

И вот теперь он стоял на вокзале и прикидывал, куда бы ему съездить проветриться недельки эдак на две-три-четыре. Ничего путного ему в голову не приходило. Он просто не знал куда ехать, а главное, зачем.

Анапа встретила Серёню ласковым солнышком и отличным настроением. Город у моря — это всегда праздник. Толпы отдыхающих, лениво фланирующие туда-сюда, шашлыки-чебуреки и прочая южная снедь, соломенные шляпы и живописные летние тряпки, развешанные для продажи на каждом заборе — все это располагало к плавному и умиротворенному течению мысли.

Серёня поселился в маленькой частной гостинице, а его новые приятели испарились по своим делам, оставив Серёне лишь номера мобильников — для связи.

Прошла неделя. Потом другая. Серёня все глубже погружался в расслабленный мир юга, валялся на пляже и ждал. Дни шли, ленивое солнце делало свое вечное доброе дело — помогало забыть о том, что где-то существует другой мир, полный проблем и их непростых решений.

Сереня по-прежнему терпеливо ждал, но с каждым утекающим днем ему больше и больше казалось, что все, что случилось с ним за этот год — просто чья-то дурная шутка.

Но вот однажды его мобильник тревожно пискунул, и на дисплее загорелся знакомый номер.

Дом. Серёне показалось, что он не был здесь тысячу лет. В комнатах практически ничего не изменилось. Видимо, новый жилец был неприхотлив — спал на его кровати и ел из его, Серёниной тарелки, ничего при этом не пытаясь изменить. Интересно, что это за «фрукт»? У Серёни где-то там, в глубине то ли души, то ли подсознания — и не разберешь уже теперь, столько времени прошло — шевельнулось какое-то неприязненное ощущение. Но оно тут же погасло — Серёня от природы был незлопамятным.

Он побродил по комнатам, заглянул в ванную, погладил рукой мягкое махровое полотенце и, по-привычке, втянул носом знакомый запах. «Ишь ты, даже моим «египетским» запахом пользуется! Вот говнюк». Но и этот приступ раздражительности быстро прошел. Словно бы дом впитывал в себя все Серёнины горести и неприятности, растворяя их в домашнем уюте.

Серёня спустился в кухню, где Дашка привычно возилась у плиты, наполняя воздух таким волшебным ароматом жареной свинины, что у Серёни потекли слюнки. Нормальный мужской рефлекс на жареное мясо!

За столом сидели бородачи — Толик и Вадим. Они пили чай с сухариками. Петр стерег на улице.

Сегодняшним утром началась «операция по экспроприации», как в шутку обозвал ее Вадим. Но шутка прижилась, и вот наступил день, когда она из шутки начала превращаться в живую действительность.

Юрий неторопливо шел по утреннему бульвару. Он оставил машину в двух кварталах от офиса — ему хотелось прогуляться. Просто так. Потому что утро, потому что солнышко шныряло между зелеными листьями в поисках блестящих нитей паутинки, и, обнаружив их, тут же загоралось нежными блестящими искорками, словно кто-то рассыпал драгоценные камушки в зелени на ветках деревьев.

Ему некуда было спешить. До назначенной встречи оставалось еще полчаса. Он присел на влажную от утренней росы лавочку и задумался. Сколько еще таких дней ему осталось?

Ровно год назад с ним случилась необыкновенная история, и он до сих пор не мог понять, почему именно с ним. Стечение обстоятельств? Судьба? Да кто он такой? Обыкновенный актер в обыкновенном заштатном театре. Он, конечно, любил свою профессию, и театр был для него всем. Он любил приходить в театр до начала репетиции, прохаживаться по темной сцене, вдыхать терпкий запах кулис и чего-то необъяснимо приятного, такого, чего больше нигде не было. Запах театра был для него как наркотик. А разве может быть иначе? Если ты родился актером, то без этого запаха, без этого огромного зала, пустого днем и заполненного людьми и звуками под вечер, ты чувствуешь себя потерянным и одиноким.

Юрий скучал по сцене. Уже целый год он играл только одну роль. Конечно, грех жаловаться — гонорар за эту роль он получил такой, словно был звездой Голливуда. Но эта роль ему наскучила. Да и то, что ему говорили год назад серьезные с виду люди, с серьезными «красными» корочками, на поверку оказалось липой. Он им поверил, но позже понял, что здесь что-то не так. Он не был дураком, а тут не надо много ума, чтобы понять — он вляпался. Вляпался в какую-то некрасивую историю, связанную с большими деньгами и большим бизнесом.

Его, неплохого актера, наняли сыграть роль крупного бизнесмена, объясняя это все государственными интересами и государственной же важностью. Но месяца через два он начал подозревать, что его провели, как ребенка. Никаких доказательств такого подвоха у него не было. Так, одни подозрения. Но он привык доверять своему чутью.