Июль, 1876 год

В доме стояла благодатная тишина, но вдруг двери парадного хлопнули и в коридоре раздались тяжелые шаги хозяина. Все в его облике, начиная от усталого, раздраженного взгляда до медлительной походки, говорило об отвратительном расположении духа. Слуги рассыпались кто куда в надежде переждать плохое настроение мистера Джейка и не попадаться ему под горячую руку.

… Для Джейка Филдинга самым приятным моментом в путешествиях было возвращение домой. Будучи человеком неугомонным, он не мог долго сидеть на одном месте и предпочитал кочевой образ жизни. Филдинг, бывало, месяцами странствовал по свету, но тем сладостнее оказывалось возвращение в родной дом, где всегда можно поесть за покрытым белоснежной скатертью столом, выспаться в уютной чистой постели, посидеть жарким полднем на ухоженной лужайке в тени раскидистого дерева, потягивая виски и слушая местные сплетни. В такие минуты он мнил себя счастливейшим из смертных – ведь он познал и мятежную свободу странствий, и безграничный покой родного очага.

Всякий раз, подъезжая к родному поместью после долгого путешествия, при одном только виде знакомых холмов и извилистых прохладных ручьев он с замирающим сердцем радостно улыбался. Да, лучшее, что есть в жизни, – это дом, а точнее, возвращение домой. Так было всегда… Но в этот раз…

Да, похоже, в этот раз возвращение в отчий дом нельзя назвать счастливым. Невероятная, возмутительная новость потрясла Джейка до глубины души…

Большую часть года ранчо «Три холма», расположенное в одном из красивейших уголков Техаса – а, следовательно, и всего мира, – жило размеренной, неспешной жизнью, подчиняясь раз и навсегда заведенному порядку, нарушить который не позволялось ни одному из его обитателей.

Длинный невысокий особняк, приютившийся у подножия одного из трех холмов, за что и получил свое название, стоял в окружении величавых сосен, тенистых тополиных рощ и лугов, покрытых шелковистой травой. Легкий ветерок трепал висевшие на его окнах кружевные занавески. Просторные комнаты в хорошую погоду были залиты ярким солнечным светом, в плохую же в них царил прохладный полумрак. Старый садовник ухаживал за яркими цинниями и бегониями, растущими перед домом и составлявшими предмет гордости и радости покойной мисс Элизабет. В самом доме слуги под недремлющим оком Марии Дельгадес неторопливо и ненавязчиво выполняли свои обязанности по созданию братьям Филдинг максимального уюта и комфорта.

Земли, принадлежавшие братьям, занимали площадь, чуть большую, чем штат Род-Айленд. В какую сторону ни взгляни, всюду, насколько хватало глаз, простирались луга, покрытые сочной травой, на которых паслись тучные стада. За ними присматривали работники. Жизнь в «Трех холмах» текла неторопливо и без каких-либо потрясений. Но три раза в год – на Рождество, весной, во время клеймения скота, и летом, на барбекю, которое устраивалось ежегодно в честь дня рождения Дэниела Филдинга, – тихая, размеренная жизнь ранчо сменялась суматохой. Так было и на этот раз.

На лужайке на двух огромных вертелах уже с полуночи медленно крутились теленок и барашек, и воздух был напоен неповторимым ароматом жареного мяса и тлеющего орешника. В огромных котлах аппетитно булькал густой соус, а из кухни доносились запахи свежеиспеченного хлеба и пряного чили. Длинные столы, покрытые белоснежными скатертями, устанавливались прямо на лужайке, и лучи утреннего солнышка, пробиваясь сквозь листья деревьев, создавали на столешницах причудливый орнамент.

С самого раннего утра работники ранчо начали прихорашиваться: аккуратно причесывались, чистили башмаки, доставали из сундуков самую лучшую одежду. Весь огромный дом – даже самые его укромные уголки – блестел чистотой. Из дома вынесли пианино. Танцы должны были начаться вечером. Слуги заканчивали последние приготовления. Сегодня, первого июля, Дэниелу Филдингу исполнялось тридцать пять лет – событие грандиозное, стоящее того, чтобы как следует его отметить.