Автор книги — не только член Союза писателей России, но и ученый-социолог, а также предприниматель с большим опытом работы в промышленности и в бизнесе, страстный коллекционер современной сибирской живописи и скульптуры.
Захватывающие, как иной детектив, бизнес-истории с бандитскими опасностями 90-х и нынешних годов, с предательством и обманом близких помощников и партнёров, как российских, так и зарубежных, со взятками и налоговыми проверками переплавляются в душе автора не только в стрессы со скачками давления и бессонницей, но и в радости одержанных побед и весомых приобретений.
Кризис 2014 года, названный в книге украинским-мировым, впервые за 25 лет поставил вопрос о продаже или закрытии большей части бизнеса. Но как это совместить с судьбами любимых людей, со многими из которых отработано более десяти, а то и двадцати лет? Смягчают неприятности разве что весомые правительственные и местные награды, но не за достижения в бизнесе, где создано около полутора тысяч рабочих мест, а за культурно-просветительскую деятельность. А где радости и печали, там и стихи, причём не только самого автора книги, но и таких замечательных поэтов, как Юрий Кузнецов или Николай Зиновьев.
Свои размышления, представленные в этой книге, автор продолжает в не менее интересной второй книге — «Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом». В этом сочинении, кроме всего прочего, показана яркая встреча со скульптором мировой величины Даши Намдаковым, подтверждающая огромную роль мистического начала в нашей жизни.
Предисловие
Путь к достижениям в сфере предпринимательства у всех разный. На старте в конце 80-х — начале 90-х годов преимущество было у бывших цеховиков и спекулянтов, имевших унаследованные от социализма нелады с законом, но зато и начальный капитал, и множество неформальных связей с деловыми людьми. Несильно отставали от них и весьма проворные комсомольские вожаки, а позже и просто талантливые молодые люди, начинавшие с роли обычных «челноков». Моя дорога производственного мастера, а позже весьма молодого начальника цеха, заместителя директора по экономике, кандидата наук и автора книг по социологии не очень типична.
Заводу в пору моего карьерного взлёта было около сорока лет. Родился он до войны и, казалось, что, как и потребность в вооружении, будет вечно. Но увы! Сегодня на месте огромного завода — торговля импортным шмотьём, голливудские фильмы и развлечения. Но и этот импортный рай может в ближайшее время рухнуть. Стоимость валюты в конце 2014 года, по моим ощущениям, вплотную приблизилась к гибельной отметке. Мощная волна безработицы, зародившаяся ещё накануне украинских событий, но усиленная ветрами с Крыма и Донецка, раздутыми заокеанскими «друзьями», возможно, захлестнёт торгово-развлекательные центры и, выплеснувшись из них, может смести благополучие и спокойствие и богачей, и бюджетников.
Господи, как иррациональна эта ситуация с позиции недавней социалистической стабильности, когда главный дефицит выражался в нехватке рабочих, специалистов! Правда, оборотной стороной социалистической стабильности были талоны на все основные продукты питания и отсутствие промтоваров. Но для нас, не знавших благополучия других стран, такая жизнь была нормой. Мы были молоды, полны оптимизма и верили в мудрость коммунистической партии и советского правительства. Теперь же, увы, нет веры никому и ни во что.
Вечным, по моим ощущениям, был не только сам завод, но и его руководители, весьма колоритные, незаурядные и не похожие друг на друга личности. Особенно выделялись директор Николай Кириллович Довченко и главный инженер Рэм Михайлович Манн.
Директор был высокий мужчина с густыми мохнатыми бровями и пронзительным взглядом умных тёмно-коричневых глаз. Его манера степенного говора с характерным нажимом на букву «о» не оставляла сомнений в том, что он украинец и по национальности, и по духу. Действительно, родился он в городке с милым, завораживающим названием Белая Церковь, окончил Одесский университет по специальности «радиофизика» и распределился в Сибирь.
Глава 1
Памятные вехи начала предпринимательства
Первые заработки и наследие предков
Первый мой «капиталистический» заработок пришёлся ещё на пору самого крепкого социализма 60-х годов, когда мне было лет тринадцать. Голодный социализм и коммунистическая партия с комсомолом, пионерией и богочеловеком в лице Ленина казались вечными, как и СССР.
Для себя и друзей-подростков я придумал немудрёную схему заработка на футбольных и хоккейных матчах на стадионе. Не в пример сегодняшним телевизионно-компьютерным временам, раньше центральный городской стадион «Труд», построенный на месте сгоревшего в 1951 году деревянного гимнастического городка «Авангард», буквально ломился от зрителей. Очереди в кассу были огромные, в том числе и перед самым началом матча, вот я и подумал, что можно ведь их уменьшить, да ещё и заработать на этом. Из этой благой мысли и родилась идея первой схемы добывания прибыли.
Мы заблаговременно покупали по 5–6 детских (копеек по 20) билетов на каждого, по ним заходили на стадион, но затем, взъерошив волосы и напустив на себя взрослую небрежность, в небольшой толпе выходили мимо загруженных и не очень глядящих на лица билетёрш, получая от них единую для детей и взрослых контрамарку, дающую право вернуться на стадион. С ней мы спешили к концу очереди в кассу и продавали контрамарку примерно за полцены, но уже, естественно, взрослого билета, то есть копеек за семьдесят. После этого вновь заходили на стадион по другому билету. И так несколько раз. Копеек пятьдесят с билето-захода и два-три рубля со всех — очень жирный заработок, особенно если учесть, что обычное мороженое стоило от 10 копеек, а дорогое «Ленинградское», в шоколаде, — 22 копейки. Бутылка барахляного вина — один рубль семь копеек, а «хорошего», типа «Адама» или «777», — полтора-два рубля. И уже отличное болгарское вино, типа «Варна», «Медвежья кровь», стоило примерно два рубля с полтиной. Видимо, наш заработок получил и широкую мировую известность. Во всяком случае, за рубежом вместо контрамарок теперь ставят штамп на руку и только по нему пропускают повторно.
Но не только с лёгкими заработками познакомило детство. В шестнадцать лет я с трудом отпросился у родителей в геологическую партию на север области и отвкалывал там четыре месяца маршрутным рабочим, да так, что многим, проживающим век на городских асфальтах, и не снилось. Чего стоили многокилометровые переходы без троп по глубоким мхам, бесконечным болотам и марям, да ещё с падающими в воду от усталости, а иногда и по хитрости, навьюченными лошадями. Тогда их тяжеленные тюки килограмм по 40–50 мы закидывали друг другу на плечи; не раз в болотах падали так же и мы, насквозь промокшие шестнадцатилетние «работяги», ещё недавно гордящиеся своей спортивной выправкой и молодецкой закваской. Зато окончание этих переходов, да ещё с единственно доступным десертом — сгущёнкой из продырявленной баночки, да в сухой палатке, — дарило ни с чем не сравнимое райское блаженство.
Довелось мне и ещё раз повторить свой «партийный» опыт, но уже в двадцать лет в геодезической партии в камчатской глубинке, в Корякском автономном округе.
Родина «юного» капиталиста
Начало 90-х годов прошлого столетия я встретил, имея немалый опыт работы на промышленном предприятии, обсуждённую докторскую диссертацию по экономической социологии и две книги, вышедшие в центральном издательстве с тиражом, который вряд ли был у кого-то из нынешних иркутских профессоров. Но в стране в это время был дан старт становлению дикого капитализма, отрежиссированного кем-то до полной потери здравого смысла и жалости если не к народу, то хотя бы к трудовым ресурсам. Несмотря на понимание беспредела, творимого в стране, я всё же принял решение выйти на весьма тернистую дорогу российского бизнеса, по которой сновали бессчётные бандитские группировки. О том времени ёмко и точно сказано в стихотворении Юрия Кузнецова «Тамбовский волк»:
В городе было известно честное имя моего отца — бессменного в течение почти тридцати лет директора мясокомбината. Знали и меня как кандидата экономических наук и автора статей в местной прессе. Под этот багаж авторитета и гарантию моего приятеля — директора одного государственного предприятия — мне дали весьма внушительный кредит, оформленный в виде карманной книжки банка. Только после получения кредита, в реальности которого, будучи пессимистом-реалистом, я сомневался до последнего дня, пришлось всерьёз задуматься: «А что дальше?»
Один из новых знакомых Григорий предложил рвануть на Камчатку — привезти самолёт красной рыбы. Мол, у него в Петропавловске нужные люди и полная гарантия того, что товар есть — плати и забирай. Сбыт рыбы тоже казался делом несложным, психология тотального дефицита была жива, основная задача — привезти товар.
Нашим компаньоном стал знакомый директора предприятия, где я продолжал работать, Юрий. Мы и с ним-то были знакомы шапочно, а с его другом Гришей и того меньше. Но выбора не было. В море новых, ранее теневых, отношений я был полный новичок. Григорий же ещё при социализме имел прочные связи с рынком, правда, вещевым, презрительно именуемым в ту пору барахолкой. При социализме его коллег по неформальному бизнесу обидно именовали спекулянтами и нередко душили уголовными делами. Но, несмотря на риск, его коммерческие связи ещё до перестройки упрочились и приобрели географический размах от Москвы до Камчатки.
Купил — продай
В ту пору торговлю нередко презрительно называли «купи-продай». Два коротких слова, четыре слога: ку-пи-про-дай. Что такое «купи», на примере Петропавловска-Камчатского я уже примерно показал: насколько сложным бывает этот процесс, с какими рисками он связан, какой изобретательности требует. Но свои трудности есть и во втором акте пьесы, обозначенном словом «продай» (на различных этапах соотношение сложности этих процессов, конечно, меняется).
Начнём с того, что, как я уже говорил, условия хранения рыбы в Петропавловске-Камчатском были не идеальные. Если бы сразу всё в самолёт, мигом в Иркутск, если бы ждали холодильники… Но интервал поступления продукции в склад, где поддерживалась относительно подходящая температура, от начала до конца операции по добыче сорока тонн составил более недели. И, конечно, внешний вид товара немного пострадал. Примерно половина самолёта была загружена различной рыбой, а вторая — красной рыбой в рассоле, так называемыми пресервами, в пятикилограммовых банках. До той поры я не знал, что такое пресервы, ну а в Иркутске красную рыбу в таких больших банках мы никогда и не видели.
Условия хранения в грузовом самолёте тоже, в общем-то, были не соответствующие, поэтому говорить о том, что продукцию мы доставили сверхкачественную, не приходится. Хотя на вкус она испорченной не была, но по консистенции всё-таки уже заметно отличалась от той, что мы дегустировали на Камчатке. Нужно было спешить с реализацией и срочно найти соответствующие условия для хранения.
Самые подходящие холодильники были в организации, которая называлась «Иркутскрыба», но они, как нас заверили, и так полны, да и ценник зашкаливал. Думается, свою роль в том, что мы не смогли договориться с «Иркутскрыбой», сыграл и «классовый» фактор: они ещё оставались в рамках социалистического сознания, а мы уже вступили в капитализм, то есть работали на себя. Отказать «буржуям», да ещё таким чуждым, как я, с учёной степенью, да ещё вторгшимся в их торговое пространство, или задрать цену — это было очень даже по-советски.
Выручили нас естественные погодные условия: ноябрьский морозец помог рыбе не испортиться в обычном складе, хотя условия хранения и были не гостовские. Ну что делать? Продукция свой товарный вид всё же понемногу теряла, и в магазины её начали брать неохотно.
Батраз, Гайда и молдаване
Следующая бизнес-глава началась с подачи моего старшего товарища Павла, директора иркутского ресторана. Приезжий предприниматель, которому в Иркутске были готовы отдать долги не очень ходовыми овощными консервами, предлагал их ресторану. Павел от предложения отказался и познакомил его со мной. Батраз — уже достаточно опытный в торговле осетин — колоритная, интересная личность, мастер спорта по борьбе, жил уже не в Осетии, а в Москве — снимал квартиру где-то около Домодедово. Консервы его мне тоже были не нужны, но, пообщавшись, мы стали симпатичны друг другу, и я решил помочь ему с реализацией товара. Вскоре мы подружились. Батраз предложил в перспективе вместе привезти фрукты и вино в Иркутск.
Подобно Грише, он и при социализме уже был предпринимателем. Например, к Новому году поставлял в Москву из республик, с немалой долей наличных денег при расчёте, яблоки, мандарины, шампанское. У него сохранились старые связи в Осетии и были налажены новые в Молдавии. Он показался мне достаточно надёжным партнёром и как бы из другого, неведомого мне мира. Через какое-то время, встретившись в Москве, мы вместе вылетели в Молдавию договариваться насчёт поставок вина.
Была эпоха дефицита, и никто нас сильно не ждал. Однако в Молдавии нужен был лес, а в Иркутске, хоть и с определёнными сложностями, его можно было приобрести. Вскоре это и стало моей задачей. Батраз познакомил меня с директором крупного совхоза, где было и вино, и фрукты, а также с руководством Молдавского научно-исследовательского института виноградарства и виноделия.
Посетили мы и Криковские подвалы — огромное винное хранилище восемнадцати километров в диаметре, по которому мы ехали на машине. Интересно, что улицы там назывались по маркам вина: улица Фетяски, улица Совиньон, улица Каберне, улица Кодры, улица Шампанского. Кругом указатели. Криковское винохранилище было основано на месте горных шахт (по-моему, во время войны немцы добывали здесь строительный камень). Это место уникально по своему микроклимату с естественной постоянной влажностью воздуха и температурой на уровне 16°, необходимой для выдержки и хранения вина. Всё там впечатляло: сами подвалы, редкие коллекции вин (в «Крикова» хранятся, например, трофейные вина из коллекции Геринга).
Спустя годы я узнал, что, оказывается, есть вина, которые, как и произведения искусства, продаются на крупнейших аукционах мира, причём цена одной бутылки может достигать сотен тысяч долларов. И покупаются они чаще не для питья, далеко не весь коллекционный алкоголь и живёт-то десятки и сотни лет, а как выгодные инвестиции. Таких масштабных и интересных подземных сооружений и старинных вин, как в «Крикова», ни до, ни после мне видеть не приходилось.
Счёт на секции
Параллельно с молдавской темой были ещё, менее существенные, операции. Причём две из них случайно продолжали рыбную тему. Грише и Юре их партнёры с Сахалина отправили секцию сайры.
Вообще слово «секция» в ту пору я услышал впервые, но и оно на долгие-долгие годы весомо и зримо вошло в оборот нашей коммерческой речи. В дальнейшем в секциях мы получали и апельсины, и яблоки, и бананы, и снова рыбу. Выяснилось, что секция — это четыре вагона холодильника для транспортировки продукции, в середине — пятый вагон, где едут механики и расположены сами холодильные установки. Грише и Юре нужны были оптовые покупатели, чтобы не заморачиваться с разгрузкой, хранением, да и не тянуть с оплатой.
Друзья-коммерсанты были удивлены или даже шокированы моим камчатским успехом, не забыли о напрасно оплаченных для них билетах и первым делом вспомнили обо мне. К тому же у меня уже был небольшой коллектив, человек семь-восемь, и склады, взятые в аренду, а также средства на оплату.
Я согласился купить у них вагоны с сайрой, и мы произвели безопасные в родном городе расчёты чековой книжкой. Потом они, наверное, пожалели, что не занялись реализацией самостоятельно, поскольку из четырёх три вагона мы продали прямо с колёс, причём в основном за живые деньги. Благо что в вагонах было кому стоять, весь состав фирмы вышел на разгрузку и продажу во главе со мной. Мы с трудом успевали на трескучем тридцатиградусном сибирском морозе считать и отпускать коробки множеству магазинов, которые, узнав, что у нас есть сайра (кого-то мы обзвонили сами, а кто-то узнал по «сарафанному радио»), съезжались и расхватывали эту дефицитную продукцию.
Двадцать процентов оптовой наценки мы заработали практически за день на трёх сорокатонных вагонах. Один вагон, с учётом роста цен, оставили на хранение и потом не торопясь реализовывали его мелкими партиями, но уже по совсем другим ценам. Часть прибыли шла ещё одному нашему дольщику, которым являлся «тренер»-директор. Он помогал нам, где с транспортом, где с хранением, а где и подстраховывал от бандитского внешнего мира.
