Семья Брусяниных. Фото 27 октября 1903 г.
Брусянин, Василий Васильевич
(1(13).IX.1867, г. Бугульма, ныне Тат. АССР, — 30.VII.1919, Орловская губ.) — рус. писатель. Род. в купеческой семье. В 1903-05 — ред. «Русской газеты». Участвовал в Революции 1905-07, жил в эмиграции (1908-13). Печатался с сер. 90-х гг. Автор сб-ков очерковых рассказов: «Ни живые — ни мертвые» (1904), «Час смертный. Рассказы о голодных людях» (1912), «В рабочих кварталах» (1915), «В борьбе за труд» (1918); романов «Молодежь» (1911), «Темный лик» (1916) и др., историч. романа «Трагедия Михайловского замка» (т. 1–2, 1914-15).
Соч.: Доктора и пациенты. Типы врачей в худож. лит-ре, П., 1914; Дети и писатели, М., 1915; В стране озер. Очерки из финляндской жизни, П., 1916.
Лит.: История рус. лит-ры конца XIX — нач. XX века. Библиографич. указатель под ред. К. Д. Муратовой, М. — Л., 1963.
И. И. Подольская.
В сосновом лесу
Серые, пушистые облака низко ползли над землёю. Холодный ветер гнал их мне навстречу с далёкого севера. И плыли они в синеве неба как гигантские серые птицы, безмолвные, без взмахов больших и неподвижных крыльев. Серые тени облаков ползли по полям и по болотам с низкорослыми сосенками и точно уходили в лес, сливаясь с окраскою зеленеющей хвои. Солнце светило ярко, но холодно, и душа чувствовала эту холодность…
Поезд шёл медленно, останавливаясь на дачных полустанках. Дачники раздражали меня своей суетливостью, своими пакетиками, узелками и корзинками. Посмотришь им в глаза — ни блеска, ни оживления. Прислушаешься к речи — скучные заботы о текущем дне, плоские остроты, пошлые выводы…
Переутомлённые петербуржцы едут на дачи и везут с собою в ширь полей и под тихие навесы сосновых лесов свою скуку и мелкое довольство истекшим днём… Это — мои последние впечатления родины, похожие на бессвязные подробности скверного сна минувшей ночи.
За станцией «Белоостров» нас рассмешил юный студентик.
Когда поезд миновал мост через Сестру-реку, он вернулся с площадки вагона и, обращаясь к своим спутникам — двум дамам и господину в панаме, — сказал:
Кузьма из Чембара
Часто в белые ночи я выходил на дорогу и на гребне высокого каменистого холма любовался синею далью ровной лесной долины. На горизонте в лёгкой голубоватой дымке виднелось море. Издали оно казалось мне тихим, уснувшим, пустынным…
Может быть над его гладью в синеве воздуха купаются белые паруса, но я не мог рассмотреть этих красивых крыльев яхт и лодок финляндских рыбаков. Когда проходили большие военные и торговые пароходы, над морем темноватой густой кисеёй вытягивался дым. Я представлял себя на палубе этих пароходов и думал о тех неведомых мне людях, которые уплывают в чужие страны или возвращаются на родину… И странно, какая-то тихая грусть начинала точить сердце.
Кисея дыма рассеивалась и сливалась с окраской далёкого горизонта, пароходы уходили, а грусть, тихая и сладкая, оставалась со мною. Мысли неслись к родным берегам и тонули в далёкой синеватой дымке.
Я смотрел на лесную долину с ярко-зелёными кусками пахотных полей и лугов. Ближе серели тесовые кровли изб и сараев финляндской деревушки… И этот лес, и пашни, и луга, и серые кровли казались мне вырванными из живого пейзажа родной мне губернии и перенесёнными под облачное небо Финляндии. Кто забросил их сюда, в страну озёр? Кто утопил их в волнах седых туманов?
Как-то раз до слуха моего донёсся с полей зычный и тягучий окрик. Далёкое эхо повторило неясный и плохо понятный мне окрик призыва, но я не мог пойти на этот призыв. Кто-то звал кого-то… Но никто не призывал меня!.. Тихая, немая белая ночь смотрела мне в глаза, и опять отчего-то становилось невыносимо грустно…