Всю информацию об индейцах племени яномами я почерпнула в «Таймс», а географические сведения о Риме – в «Нэшенэл джиогрэфик трэвелэр».

Я хочу выразить благодарность дамам Дженет Бак (они знают, о чем речь), Бенардет Форси за ее юмор и Памеле Норрис – за неизменную поддержку. Также огромное спасибо моему несравненному редактору Луизе Мур и всей команде издательства «Пингвин», Клэр Ледингхэм, моему агенту Марку Лукасу и, как обычно, Хейзл Орм, Кейт Тейлор и Стивену Райану. А уж о своих родных и друзьях я помню всегда.

– Вот, держи, – сказала Минти, моя ассистентка, и хрипло рассмеялась, – только что вышла рецензия. Классно его приложили. – Минти подтолкнула мне книгу под названием «Тысяча оливковых деревьев», автор – Хэл Торн; рецензия была вложена между страниц.

По какой-то непонятной причине я взяла книгу, хотя обычно старалась обходить все то, что было связано с Хэлом. Но сейчас мне казалось, что это неважно: я успокоилась, изменилась, у меня была своя жизнь – я давно сделала выбор.

Когда я впервые заговорила с Натаном о своем желании работать над книжной рубрикой, он заявил, что если мне когда-либо суждено реализовать мои амбиции и стать литературным критиком, я в конце концов возненавижу книги. Мол, близкое знакомство порождает презрение. Но я ответила, что мне больше нравится высказывание Марка Твена: близкое знакомство порождает не презрение, а совместных детей. К тому же слова Натана наверняка отражали его личное отношение к своей работе. На что он ответил: «Чушь собачья, я счастлив как никогда, – и добавил: – Подожди и сама увидишь». (Последняя фраза сопровождалась ироничной улыбкой из серии «я сильный мужчина, и мне лучше знать», которая мне всегда нравилась.) Прошло время, и я поняла, что он ошибался.

Для меня книги по-прежнему были полны ожидания новых открытий; они внушали мне чувство, что возможно все – все что угодно. В тяжелые времена книги оставались моей палочкой-выручалочкой, спасательным поясом; в юности я ссылалась на них, когда надо было принять решение. За долгие годы работы с книгами у меня развилось шестое чувство: одним прикосновением я могла отнести книгу к определенной категории. Толстые романы в мягких обложках напечатаны на грубой дешевой бумаге. Поэзия, балансирующая на грани невесомости, издается с широкими белыми полями. Биографии пестрят фотографиями и секретами из жизни их героев.

«Тысяча оливковых деревьев» была тонкой, компактной книжкой; типичный рассказ путешественника с не менее типичной фотографией на обложке: пронзительно синее небо и безлюдный каменистый берег. Побережье казалось жарким, иссушенным: на такой земле ступни соскальзывают со щебня, а между пальцами ног появляются синяки.