Комната была большой и светлой, хоть и немного старомодной. По крайней мере, стол и кресла не убирались в пол после нажатия кнопки (терпеть не могу этих новомодных штучек). Поляроидных окон тоже не было, вместо них стекла закрывали самые обычные тяжелые и приятные на ощупь гардины, вбирающие в себя жесткость света дневных ламп.

На столе рядом с двумя видеотелефонами и мусоросжигателем, сделанным в виде симпатичного пингвинчика с раскрытым клювом, лежала ярко - красная коробка с микрофильмом. Второй микрофильм крутился на экране видео, врезанном в дубовую панель.

Зрителей было всего двое: я и мой непосредственный начальник, шеф Центрального отдела Службы безопасности. На первый взгляд могло показаться, что его совершенно не интересует происходящее на экране. Маленькие, широко расставленные глаза равнодушно смотрели в сторону, в густой черной бороде попыхивала дорогая сигарета, огромный живот мерно колыхался в такт дыханию.

Кто-то тихонько тряс меня за плечо. Сначала ко мне вернулся слух в виде чуть заметного жужжания гравитационных двигателей. Потом сквозь небытие ожило и зрение. Сквозь тонированные стекла аэромобиля пробивалось ослепительное горное солнце, и в ореоле его лучей сияла не менее ослепительная головка моей соседки.

- Вставайте, соня, - весело сказала она. - Проспите самое интересное. Уже подлетаем.

Я провел ладонью по лбу и посмотрел в окно. Горы, горы, горы. Кое-где с островками леса и чуть выше - редкого кустарника. Бело-синяя, удивительно четкая линия горизонта, словно на картинах Рериха.

Корт был действительно великолепен! Мы в паре с Кейси сражались против Майи Борисовой и Ианна Ларченко. Он, кажется, вовсю пользовался договором, который они заключили с Аделью. Сначала Артур, как истинный джентльмен, играл в поддавки, но Майя оказалась серьезным противником, да и Ианн неплохо владел ракеткой. Мы заиграли всерьез, однако было слишком поздно. Под гром аплодисментов наша пара продула в двух сетах и, опозоренная, уступила место Марку Бромбергу и Стефану Сайко.

Иза Бромберг сидела в шезлонге и наслаждалась горным солнцем. Я примостился рядом, обмахивая полотенцем разгоряченное лицо.

- Вы не играете?

Из столбняка нас вывел пронзительный крик Майи. Она кричала длинно и тонко, на одной ноте, зажав уши и зажмурив глаза. Как по сигналу, мы сорвались с места. Марк надавал Майе по щекам, и крик прекратился.

- Быстро, полицию и медслужбу, - отрывисто приказал он и вытолкал всхлипывающую девушку за дверь. Без сомнения, Бромберг был человеком действия.

В дверях столпился весь коттедж, но Марк, широко раскрыв руки, преградил вход в комнату.

Иза Бромберг была печальна.

- Коттедж придется продать, - вздохнула она. - После всего, что случилось, мы лишимся клиентуры.

- Или наоборот, - возразил я. - Сюда начнется настоящее паломничество. Вы будете водить туристов по комнатам и холодным голосом рассказывать, какие страшные преступления видели эти стены.

В одну из темных сентябрьских ночей 1610 года, незадолго до часа Крысы (около полуночи), большая беда вошла в дом дайме южнояпонского княжества Сацума господина Симадзу Иэхисы.

Черные, легкие и бесшумные тени, в мгновение ока, преодолев трехметровый ров с водой и толстые высокие каменные стены дворца, как нож сквозь подтаявшее масло, прошли через двадцать вооруженных до зубов самураев-телохранителей и ворвались в покои светлейших наследников Иэхисы-сан - Итиро (старшего, через несколько лун принимавшего из рук наставников фамильный меч клана) и Сэмари (младшего, не достигшего еще своего десятилетия).

Старая няня по имени Анара Хогокэ, с трудом уложив расшалившихся детей, устало разогнула спину и почувствовала затылком холодное острие меча. Она хотела закричать, но горло сдавил животный ужас. Грубая сильная рука отшвырнула ее прочь, а другие руки уже вытаскивали мальчиков из постелей. С громким криком Итиро начал сопротивляться, но похититель легонько прикоснулся к точке на его сонной артерии, и мальчик мгновенно потерял сознание.

Великий князь постарел.

Эта неотступная мысль крутилась в голове советника при дворе дайме Иоро Мацусато. Мацусато и сам знавал лучшие времена. Он находился рядом с Симадзу-сан с того момента, когда тот начал свою изнурительную, полную опасностей жесточайшую борьбу за власть среди верхушки самурайских кланов Канори, Миото и Миочако. Долгие годы жизни на лезвии меча сделали лицо Иоро Мацусато похожим на гранитную маску, но и не застраховали от преждевременных морщин, закалили организм, но добавили ночные приступы боли в печени.

Прохаживаясь по великолепному саду, держась, как и положено по этикету, справа и чуть сзади от светлейшего дайме, советник не спешил с докладом, так как знал: его слова вызовут гнев господина, который в первую очередь падет на его голову.

Среди многолюдного базара плыл, будто утлая лодочка по бурному морю, бродячий фокусник. Его халат местами совсем вытерся и потерял свой первоначальный цвет, но зато был расшит серебряными звездами и диковинными драконами. На худом плече сидела ручная обезьянка и потешно корчила рожи.

Со всех сторон на разные голоса торговцы предлагали свой товар. Под самодельными навесами высились горы морской рыбы, как сырой, так и уже приготовленной сотней разных способов. Здесь же можно было купить и рис, и специи, и хозяйственную утварь. В отдельном ряду свой товар выставляли ткачи и продавцы одежды - от совсем простой и дешевой крестьянской до изысканных туалетов из тончайшего китайского шелка, вывозимого контрабандой из Поднебесной. Если у покупателя водились деньги, он мог приобрести змею в тэнусамене (террариуме) и даже наблюдать, как змеелов сам отсечет голову змее острым, как бритва ножом и наполнит чашу черной желчью пополам с рисовым вином. Впрочем, сейчас для охоты на змей уже не сезон. Такой напиток, по уверению врачевателей, очень благотворно влияет на печень. За мизерную плату уличные целители могли с помощью трав, игл для акупунктуры, а то и просто прикосновением пальцев снять головную боль, вылечить от несварения или снять проклятие злых духов. То тут, то там на импровизированных сценах давали представления музыканты, акробаты и фокусники.

Вокруг них тут же собирался народ, в основном бедняки, которые очень тепло принимали артистов, но, к сожалению, не могли им заплатить даже того, на что те купили бы хоть миску риса.

- Пустите меня! - испуганно проговорила Есико, глядя на фокусника. Улыбка медленно сходила с ее лица. Она смотрела в его глаза, стараясь разглядеть в них то, что видела обычно: доброту и восхищение. Именно его глаза всегда притягивали ее, когда он приходил. Из-за них фокусник казался ей очень симпатичным и дорогим… Почти как брат. А может быть, и чем-то большим… Она чувствовала, что нравится ему, и тогда Есико начинала ощущать, как по телу проходит незнакомая горячая волна, а вместе с ней - то чувство, которое означало одно: она становилась женщиной.

Но сейчас его глаза были холодны, как пара безжизненных булыжников.

- Ты несешь письмо в деревню? Я тоже иду туда, так почему бы тебе не отдать его мне? Я сумею лучше сохранить его!

В куче соломы прошуршала крыса. Узник слабо шевельнул рукой и с трудом поднялся. Стены каменного мешка посерели - приближалось утро. Последнее в жизни узника. Последний раз его глаза видят эту мрачную картину - серый пол, грязная солома, еле заметная полоска света сквозь забранный решеткой потолок.

Он знал, что достойно примет смерть. Тело его ныло от ран и побоев, но душа была спокойна, а ум светел и расслаблен. Наконец дверь лязгнула, и в камеру вошли четверо охранников. Двое остались у входа, двое встали по бокам.