Печальный голубой свет еще не вызревшей луны повис над черным лесом, пал на старую дуплистую ель. Большеглазая сова медленным поворотом кошачьей головы смотрит вдаль: это ее родина, она любит ее и восторгается громко, особенно по ночам. Кому-то этой порой в лесу страшно: вот в самую полночь в дальнем урочище возле озера с зыбким торфяным берегом, вдруг тоскливо и дико запоют свою разбойную песню волки или чем-то недовольный хозяин тайги рванет тишину своей глоткой так, что вздрогнут лоси. Сова слушает шорохи и посвист сильных крыльев перелетных птиц, покидающих насиженные места до следующей весны. Но сова не чувствует себя одинокой. На рассвете солнечные лучи заиграют жемчугами в каплях холодной росы и сова увидит на узкой тропинке коренастого человека с ружьем за спиной. Человек идет в тайгу выполнять служебный долг, он смотрит восхищенно; осень – художница расписала красками округу. Глаза не устают любоваться золотыми березами, огненно-красными кленами и осинами, желтыми вязами и липами. Одна угрюмая ольха стоит зеленая, и зелеными упадут с нее листья, но недолго держатся осенние краски, не за горами зима.

По тропинкам, а где-то напрямик идет по лесу егерь Андрей Соколов, похрустывает тонкий ледок. Ничто не ускользает от взгляда егеря: в белоствольных березняках светло и торжественно, радуется егерь – нынче в лесу хороший урожай рябины, брусники, клюквы. Не ленись, собирай, но это прежде корм для пернатой дичи. Бывает глухарь так «наклюется» ягод, что подняться не может.

И человеку в радость наклониться, и взять полную горсть темно-красных ягод брусники. Каждая ягодка – сладость. Сбродила она в тонкой кожице, как красное виноградное вино в бочке. Брусника бьет в нос и растекается по всему телу радостной силой. Там, где липки и осинки заблудились в темном ельнике, слышен тонкий голос рябчика, ему вторит другой, – будто ищут друг друга.

На поляне сидит черный, как головешка, краснобровый тетерев. Пригнув голову, переминается с ноги на ногу. Можно подумать, что-то близоруко ищет. Но нет, он вдруг распушил хвост, крылья развесил, как перед дракой, да как подпрыгнет вверх с криком: «Чуффши, чуффыш!» Глаза его налились кровью, шея вздулась, голова трясется в экстазе. Это главный распорядитель весеннего тока и хореограф – Терентий зовет на поляну набираться опыта молодежь.

Придет весна – время свадеб и размножения будущего поколения пернатых. Далеко слышен шум этой генеральной репетиции. Вслушиваясь в музыку разноголосой природы, Соколов вспоминает стихи знакомого охотника и поэта:

Был вечер седьмого ноября. Население поселка, увешанного красными флагами и лозунгами на транспарантах, отмечало очередную дату победы пролетариата над буржуазией.

Соколов, тепло одетый, под тяжестью амуниции и пройденных километров по бездорожью, возвращался к домашнему очагу, минуя сельский магазин. Здесь топчутся мужики. Желающие «добавить» еще, но не имеющие заначки, израсходовавшие семейный бюджет, толпятся на крылечке в надежде на милость продавца.

Соколов заметил знакомых мужиков: Ивана и Митрофана. Иван стоит без шапки в просаленной мазутом телогрейке – он тракторист. Митрофан работает в бригаде лесорубов – чокеровщиком, цепляет поваленные стволы к трактору Ивана.

Тракторист цепко держит Митрофана за воротник и, горячо дыша, приговаривает:

– Давай, я тебе – морда буржуинская, «пятак» начистию!..

Беседа с дядей Колей затянулась. «Расчехленная» бутылка виноградного вина одиноко стоит, нацелившись в потолок. Старик рассказывает:

– Я до сих пор мечтаю подняться на нашу гору, хочу напиться целебной силы из Истока, глядишь – полегчает.

Соколов слушает, кивает головой, задает вопросы:

– А откуда такое название источника?

– Эта легенда древняя. Давным – давно на Русь с юговостока напали враги. Тогда с горы спустился богатырь великого роста – Исток и стал с врагами биться. Несметными тучами нападали на него пришельцы, били и стрелами, и мечами. А русский богатырь дрался с захватчиками простой дубиной. Недаром народ песню поет: «Эх, дубинушка, ухнем!» Дак вот, разбил он хищную стаю, а сам, израненный, поднялся наверх, отдохнуть, а во сне-то и превратился в целебный ключ. И зовется он – Исток. С горы-то течет ручейком, а внизу он – широкая судоходная река. Я когда-то на пароходе плыл, видел горы «Жигулевские», знать и в тех местах водились богатыри, знать богатырей-то на Руси было много. Думаю, на каждой горе есть свой богатырь – дозорный. Терпеливо смотрят они на людей, на суету мирскую.

Софья Михайловна, опершись головой на руку, с интересом слушала Людмилу, а потом спросила Андрея:

– Сегодня наш первый урок, но прежде, чем его начать, хотелось бы поговорить о твоем интересе к песням: кого ты знаешь из певцов, кто наиболее любим, какие песни поешь?

– Софья Михайловна, – оживился Соколов, – мне нравятся народные песни в исполнении Лемешева. Например, «Ах, ты душечка», «Вдоль по улице метелица метет», «Я встретил Вас». Ведь он – тенор, и у меня тенор.

Педагог удивленно подняла брови, посмотрела на своего наивного ученика:

– А кто тебе сказал, что у тебя тенор?

После ноябрьских праздников в поселке флаги сняты на хранение до лучших времен. Неубранным остался только лозунг, призывающий к трудовому пафосу: «Дадим стране больше сверхплановой древесины!» Люди вернулись в обычное, повседневное состояние с думами о жизни, и хлебе насущном. С раннего утра до позднего вечера в лесу трещат бензопилы, слышатся тяжелые со стоном удары о землю поверженных деревьев, натужно визжат лебедки гусеничных трелевочников.

Все чаще с беспокойством и страхом выглядывает из дупла старой ели большеглазая сова. Нелегкая, но романтичная работа у сучкорубов, очищающих топорами и пилами притрелеванные на эстакаду хлысты, превращая их в бревна.

В ожидании очередного воза рабочие жгут костры, прибирая обрубленный хлам. Брошенные в огонь хвойные лапы вспыхивают ярким пламенем, с шипением летят вокруг крупные искры. Рдеют здоровым румянцем лица рабочих. Горкло пахнет смолой, и одежда так пропахла, что лесоруба почуешь за версту.

У костра и аппетит волчий. Вот молодая женщина с длинными ресницами синих, как небо, глаз, и губами, как спелая калина, положила на бревно пилу «Партнер». Развязала на голове платок, поправила коротко стриженую прическу и, присев на чурбаке, кричит:

– Нина-а, прихвати и мою сумку, давайте полдничать!

Властелин дремлет, держа ключ от врат государства. По его оригинально отмеченной лысине озабоченно ползает жирная муха, а в голове роятся мысли о перестройке жизни на свободолюбивый американский лад.

Под деревом, уж который год топчется не лис, а полупьяный койот.

Наконец, ключ падает и, подобно упавшему кусочку сыра из клюва вороны, оказывается во власти плута… Врата государства распахнуты настежь. С запада налетел ураган перемен.

Когда буря поутихла, растерянный народ увидел над своими головами выпущенного из бутылки Джина – пришельца дядю Сэма в черном плаще, черных очках, с торчащей бородой.

Этот великан идет по стране семимильными шагами, взмахами крыл плаща осыпает города зеленой волютой, громко распевая:

У тети Нины еще летом случилось горе: вечером с пастбища корова пришла без теленка.

Поселковые буренки пасутся без пастуха, и что случилось на выпасе, никто не знает.

Известно, что через это место на речку протоптана дорожка, по ней ходят рыбаки в сопровождении дворовых собак.

Этим вечером собралась гроза: подул холодный ветер, ударил гром, по крышам звонко застучали крупные капли дождя с градом. Искать теленка поздно.

Нина, подоив корову, сидела на крылечке и с грустью смотрела, как в сумерках бойкие ручьи мчат под уклон дороги пыль и уличный мусор. Даже ночью, она не переставала думать о маленьком теленочке и поэтому не могла заснуть.

Егерь вспомнил: как однажды, проезжая по убранным полям, где оставались хлебные колоски, увидел неисчислимое количество этих огромных птиц. Они величаво и грациозно расхаживали на длинных ногах по полю в поисках корма, журавли любят хлебные поля и вспаханную землю. Надо сказать, ноги журавлей с тремя передними пальцами хорошо приспособлены ворошить землю, и они делают это, низко наклонив голову, чтобы лучше видеть добычу. Журавли охотно поедают хлебные зерна, особенно любят горох. Они так прожорливы, что едят не только растительную пищу, но и земляных червей, лягушек, ящериц и даже змей. Клюв у журавлей острый темнозеленого цвета, не длиннее трех вершков. Такому клюву змея не страшна.

Андрей смотрит на эту громадную стаю – своеобразный коллектив, где каждый занимается своим делом: одни птицы кормятся, другие отдыхают, приглаживая клювом перья, и озабоченно поглядывают в небо.

Внимание егеря привлек одиноко стоявший молодой журавль. Его наряд – светло-пепельного сизого света, на шее беловатые полоски, хвост короткий, из него торчат вверх пушистые, мягкие, красиво загибающиеся перья.

По окраске журавль мало чем отличался от своих сородичей, но он понравился Андрею чем-то больше других. Соколов про себя назвал его Журкой.

Журка, как-то грустно опустив голову вниз, вдруг начинал ходить взад-вперед, а, затем, остановившись, снова осматривал стаю птиц, приняв грустную позу.

На груди егеря бинокль, за спиной рюкзак с необходимыми вещами, на плече ружье. Переходя лесные ручьи и топкие торфяные болота, Андрей разгибает голенища охотничьих сапог, а выходя на сухое место, снова скручивает их на уровне колена, чтобы голенища не шлепали друг о друга.

Соколов привычно обозревает округу, рассуждая, что полная красота всякой местности состоит в соединении воды с лесом. Леса – хранители вод: деревья закрывают землю от палящих лучей летнего солнца, от иссушительных ветров; прохлада и сырость живут в их тени и не дают иссякнуть текучей или стоячей влаге.

Породы смолистых деревьев: сосна, ель, пихта и прочие называются красным лесом или краснолесьем. Их отличительным свойством от других деревьев является то, что вместо листьев они имеют иголки, которые зимой не теряют, а весной становятся насыщеннее цветом, свежее и зеленее. Лес, состоящий исключительно из одних сосен, называется – бор.

Все остальные породы деревьев, сбрасывающие свои листья осенью и возобновляющие их весной: липа, береза, осина, ольха, дуб и другие, называются чернолесьем.

Хороша развесистая, белоствольная, светло-зеленая, веселая береза, но еще лучше стройная, кудрявая, круглолистая, сладко-душистая во время цветения, мягко-зеленая липа, когда-то прикрывающая своими лубьями и обувающая своими лыками православный русский народ.

Представители природоохранных органов по вызову егеря явились только во вторник, хотя Соколов телефонограмму отправил еще в пятницу.

Уазик «Буханка» остановился возле его дома. Из машины вышли люди.

Андрей, поджидавший долгожданную комиссию, узнал среди приезжих главного охотинспектора республики Горбатова, председателя районного комитета природопользования Радузова, местного участкового капитана милиции Князева, показались еще двое незнакомцев.

Соколов, обрадовавшись приезду начальства, хотел было поприветствовать всех рукопожатием, но, обнаружив со стороны приезжих равнодушие и неприязнь к себе, вовремя остановился. Что-то обидное ворохнулось в груди егеря, и улыбку с его лица словно смахнула пощечина.

Андрей подошел к Радузову, хотя бы для того, чтобы поздороваться с родственником, но и тот отвернулся и заговорил с охотинспектором Горбатовым.