Предлагаемая читателям статья была написана в 1865 году и тогда же опубликована в трех выпусках журнала «Л’Ар». Ее автор был еще малоизвестным литератором — ему исполнился 21 год — и до эссе о Бодлере успел опубликовать только два стихотворения. То, что он делает первые шаги в литературном мире с именем Бодлера на устах, — отнюдь не случайность: молодой поэт был давним почитателем автора «Цветов зла». Как пишет сам Верлен, в возрасте четырнадцати лет он проглотил первое издание «Цветов зла», не поняв в этих стихах ничего, кроме того, что в них говорится о чем-то запретном и извращенном, да и само название сборника Верлен — в силу ли невнимательности или свойственной возрасту наивности — принял за «Цветы мая» («Fleursdu mai»). Многое запомнилось тогда Верлену наизусть, Бодлер стал для него примером для подражания, и это влияние, как позднее признает Верлен в «Исповеди», с течением времени становилось только отчетливее и осмысленнее. В заглавие своего первого поэтического сборника «Сатурнические стихи» (1866) Верлен ввел эпитет, которым сам Бодлер охарактеризовал «Цветы зла»: «эта… сатурническая, оргиастическая и меланхоличная книга». Да и сами «Сатурнические стихи» были восприняты современниками как вариации на бодлеровские мотивы (Барбе д’Оревильи даже назвал Верлена «Бодлером-пуританином, лишенным бодлеровского таланта»). 2 сентября 1867 года Верлен присутствует на похоронах Бодлера и пишет об умершем поэте небольшую заметку, где в свойственных жанру выражениях характеризует его как «выдающегося писателя и великого поэта», отмечает «исключительную чистоту его стиля, блистательность и <…> легкость его стиха», «силу и изысканность его воображения» и помещает Бодлера среди самых славных поэтов эпохи.

Не только Верлен вел свою литературную генеалогию от Бодлера. Автор «Цветов зла» и сам был осведомлен о поколении молодых поэтов, для которых его поэзия стала знамением новой литературной эпохи. Знал Бодлер и о заметке Верлена из «Л’Ар»; своими впечатлениями о ней он делится в письме матери:

Как бы там ни было, статья Верлена — важная веха в его собственной поэтической биографии, но также и этап в восприятии бодлеровского наследия. На момент ее выхода в свет критические реплики на «Цветы зла» были немногочисленными. Однако в начале 1860-х годов появляется сразу несколько существенных публикаций: Леконт де Лиль в 1861-м, Готье в 1862-м, Суинберн в 1864-м и Верлен в 1865-м посмотрели на поэзию Бодлера другими, более внимательными к поэтической форме и смыслу, глазами. В этой плеяде Верлен был самым младшим. Отмечая у Бодлера черты, близкие ему самому, он оказался своего рода глашатаем новой поросли поэтов, выходящих в тот момент на литературную сцену под знаком симпатии к поэтике «Цветов зла».

Заговорите о Бодлере с кем-нибудь из круга тех ста пятидесяти парижан-любителей, которые по наивности своей все еще читают поэзию, и вы, несомненно, услышите в ответ избитое: «Шарль Бодлер? Постойте-ка. Ах, да, это тот самый, который воспевал падаль!». Не смейтесь. Мне так сказал один «художник», а другой — очень может быть, что и вы, читатель…

Вот так создается репутация поэта в беспримерно духовной стране, имя которой — Франция. История известная. Впрочем, то же приключилось с «Желтыми лучами», безусловно, лучшим из стихотворений в замечательном сборнике «Жозеф Делорм», которое по глубине меланхолии и силе экспрессии я ставлю несравненно выше стенаний Ламартина и прочих. Тогда публика и критика отпускали весьма тонкие шутки по поводу бедного Вертера, студента-медика, — здесь я позволил себе воспользоваться ошеломляюще-метким выражением нашего поэтичного мсье Гизо

[1]

.

Публика одинакова во все времена. Критики — признаем это — лучше осознают свой долг, состоящий не в том, чтобы подвывать, угождая вкусам публики, а чтобы привести эту враждебную или безразличную толпу к подлинным ценностям искусства и поэзии, хочет она того или нет. Публика подобна дурно воспитанному ребенку, которого необходимо исправлять.