Ерунда! За мной не может быть слежки. Я не давал ни малейшего повода. Веду себя совершенно естественно, разве что чуть суечусь, но это можно объяснить элементарно — рядовой обыватель рядового мегаполиса «спешит покрасить свой забор до того, как закончится краска». Ну вот, я опять умничаю. Надо быть, как все. Надо научиться думать, как все или точнее — стараться не задумываться, естественно, тоже, как все. Только не сбиваться при этом с умеренной рыси на галоп.

Галоп! Мало того, что это не эстетично, так еще, вдобавок, и подозрительно. А я должен быть, как все. Как там у классиков: чтобы и лицо, и тело, и образ мыслей…

Нет, все-таки это хвост! Обзавестись хвостом на старости лет чем не явный признак деградации. Похоже, я неисправим. Пытаться шутить в такой момент… Хотя вряд ли они решаться на какие-либо действия в столь людном месте. Скорее всего меня уберут тихо и незаметно, но если у кого-то из них подкачают нервы, то с какими мыслями я завершу свой извилистый и запутанный жизненный путь?!

«Джентльмен, изящно помахивая хвостом, вел непринужденную светскую беседу о мерзких новомодных привычках современной молодежи брить… эти самые хвосты!»

Кошмар! Единственное, что меня может спасти в данный момент это- полная атрофия нервной системы у тех, которые сидят у меня… на хвосте. Тьфу, черт, опять этот хвост. Нет, надо начать думать о чем-то отвлеченном, возвышенном. Например, о музыке, о путях развития музыкальной культуры в рамках отсутствия… хвостов у большей части континента это развитие направляющих…

— … программист высокой квалификации, — голос толстяка доходил до меня, словно сквозь толстый слой ваты. Он распинался передо мной уже в течение получаса, но я утратил нить разговора еще где-то на середине.

Собственно, вся эта патетика была ни к чему. Он предлагал работу, а я хотел ее получить. Правда, его интересовала моя квалификация, а меня — деньги.

Единство и борьба противоположностей, во взаимодействии которых, наверное, должна родиться истина.

А баобаб с ней, с истиной! Нас в первую очередь интересуют деньги.

— У меня есть рекомендательное письмо из нейрохирургического института, торжественно объявляю я, выкладывая на стол свой единственный козырь.

— Ты ведь работаешь в нашем «Раю» лет пять… — невзначай поинтересовался я с невинным (случайный каламбур) видом разглядывая Теда сквозь выпуклые, слегка запотевшие бока рюмки, где на дне плескался самый доступный для доморощенных детективов суррогат «сыворотки правды». Но истины ли?! (Интересно, что бы было с человечеством, если бы копчик был в языке?! Хотя, скорее всего, ничего бы не изменилось, ведь и так они, похоже, связаны на прямую. Обычно усидеть на месте для большинства почти так же сложно, как и удержать язык за зубами).

В ответ Тед глупо оскалился, у нас несколько отличались весовые категории, поэтому его корабль явно первым собирался пойти ко дну. К тому же его жизненный тонус не подпитывался, как у меня, жгучим интересом, в следствие чего он, мужественно расправившись с очередной рюмкой, мягко «отчалил». Его корабль тихо покачивался на приятных хмельных волнах, а капитан, под сумрачными сводами черепа плюнув с верхней палубы на всех и вся уже дал команде добро на… полную и абсолютно неконтролируемую эвакуацию, а может… абордаж, кому что ближе по духу и телу!

— Да, пять лет… выброшенных коту под хвост! — бормочет Тед. Голова его норовит нырнуть в рюмку целиком и, похоже, что только уши спасают ситуацию. Уши у Теда роскошные, два малиновых, утративших изначальную форму пельменя, свидетельствующие о том, что жизнь часто отвешивала их хозяину… по ушам. И в полной мере!

— У меня такое ощущение, что эти ребята ставят свои опыты и на мне… мрачно ворчит Тед. Делая головой такие движения, словно, утратив надежду утопиться в рюмке целиком, размешивает носом остатки коктейля на дне сосуда изначально хранящего истину.

— Какие опыты?! — невыразительно бурчу я, подстраиваясь под тон разговора. Хотя мой копчик вырос сантиметра на три, что заставляет мысленно почти выпрыгнуть из штанов.

Оставшиеся формальности я прошел легко, двигаясь безболезненно, словно, принимая незримое участие в процессе дефикации счастливого индивида, рекламирующего патентованное слабительное.

Короче, когда мне выбрили участок кожи за левым ухом, я уже не мог встать и уйти, хотя мой драгоценный Буратино, почуяв, как пахнет дезинфицированная кожа, уже давно взял руки в ноги или наоборот и смазал лыжи добротным салом, начинающем обильно выступать из мест, где особенно припекло.

Но даже если бы я решил в тот момент дать задний ход, стальные фиксаторы, удерживающие мои конечности в состоянии полного о… стекленения, не оставляли мне ни малейших шансов. Кому я нужен буду, лишенный всех выступающих и потенциально не так уж плохо функционирующих деталей.

Когда микросхемка впилась в бесстыдно оголенный участок кожи, мне почудился непристойный звук, словно дебил, давясь и чавкая, припал к хрупкому хрустальному кубку слюнявыми бесформенными губами.

И темнота.

— Черт! Вот уж не думал, что я еще на что-то способен. Мне казалось, что кошмар последних дней должен был лишить меня не только остатков разума, но и всех физических ресурсов. Ан нет! Нет пределов человеческой живучести! По крайней мере русалка по-моему, осталась довольной. Ну, а мы спокойно можем продолжить сеанс душевного стриптиза с целью осознания места в мироздании, где в данный момент приютилась наша скромная персона, продолжим, так сказать, наше частное практологическое исследование.

Итак, мы остановились на том, что яркий — болезненно яркий свет — резанул мне по глазам…

И лишь потом пришло осознание, что вспышка была как бы внутри в моем собственном мозгу.

Я попытался разлепить судорожно сомкнутые веки…

Первое, что я сумел разглядеть сквозь пелену выступивших слез, был угол лабораторного стола, абсолютно белый с огромной красной кляксой. Клякса мучительно медленно, словно амеба, готовящаяся к делению, расползлась по столешнице и, достигнув края, свесила вниз тонкие щупальца. И лишь тогда я догадался, что это кровь.

Если бы человек мог изредка поглядывать на себя со стороны или хотябы иногда поворачивать пристальный и взыскательный взор свой себе прямо в душу, в те потемки, которые царствуют там извечно и безраздельно, то врядли у него оставалось бы свободное время чтобы совершать глупости.

Лично я до недавнего времени, явно пренебрегая такой простой и доступной истиной, и, как следствие, днем и ночью глазел исключительно на женские ножки.

Во всем, конечно, был виноват мой «Буратино», отрастивший до непомерных размеров и без того не маленький орган. Я имею ввиду, естественно, нос! Он совал его в любую дырку без разбора, а потом, поспешно отбегая в сторону, наблюдал, что из этого получится, и как я буду выбираться из очередной передряги.

Моя бы воля, отпилил нос паршивцу еще на этапе первоначального выстругивания, как бы при этом старик Карло не хорохорился.

Ведь если бы не этот непомерно гипертрофированный орган, черта с два я гасал бы голым по пустынным коридорам КР, тщетно пытаясь понять в чем смысл того комплекса головоломных упражнений, которое профаны, очевидно по ошибке, величают жизнью.

Я проснулся достаточно поздно. За окном уже давно наступил день. Светлый и солнечный. При ярком дневном свете все мои похождения воспринимались отстраненно глухо и расплывчато, как обыкновенный ночной кошмар. Наверное, где-то и существовала фирма «Компьютерный рай», возможно там действительно были подземные этажи, но вот события… Тут я уже был не так уверен, как ночью. Происходили со мной эти события или меня действительно подвело восприятие.

Человек вообще удивительное существо, сколь бы не были трагичны события, произошедшие накануне, поспав, он их вспоминает уже слегка потускневшими и как бы размытыми сном.

Я встал и начал одеваться. Сейчас я не мог бы точно сказать, чьей была эта одежда изначально, моей или нет. Да и не было это так уж существенно.

Я проверил карманы. Бог знает, что я собирался там обнаружить! Но там был бумажник, в котором была весьма солидная сумма наличными и одна-единственная визитная карточка: «Филипп Энжел, ведущий программист фирмы «Компьютерный рай»…

И снова я не мог точно сказать: хранил ли я в бумажнике собственную визитную карточку или это все же бумажник доктора, а карточку я ему всучил из тщеславия еще перед тем, как мне начали брить череп…

Скорей всего я все-таки не в своем уме! И даже дедушка Фрейд мне теперь не поможет.

Ниточки, за которые дергает тот, кто поставлен управлять судьбами, явно перепутались, а некоторые свились в тугой узел и теперь стали никому не подвластны. Следствие и причина поменялись местами и я бы даже не удивился, если бы узнал, что…

Нет! Только не это!!!

Я не представлял, смеяться мне или плакать. Она стояла передо мной и невинно хлопала глазами, а я вдруг ощутил под задницей убийственный холод мраморного стола. Хотя с другой стороны (задница тут уже ни при чем, я имею ввиду чисто событийную сторону дела) все мы потенциальные покойники, только — как я где-то читал — потенции у нас разные. Но не нулевые! И отсутствие исключения радует и несколько успокаивает.

— А я Филипп, — с абсолютно идиотским видом заявляю я, так как совершенно не представляю, что еще можно сказать в данной ситуации.

Не знаю чего я ожидал. Того, что мои увеличенные портреты будут расклеены по всем стенам КР вместо обоев?! А может того, что в вестибюле меня будет ждать небольшой броневичок и группа захвата численностью сто — сто пятьдесят человек?!

Ничего этого не было. Охранник скользнул сонным взглядом по моему удостоверению и лениво спросил:

— Мадам с вами?

Я кивнул и мы с Лилит оказались на территории КР.

Возвращение в Рай! Ха!

Мы идем к лифту! Ошибается тот, кто считает, что жизнь это движение вперед. В большинстве случаев жизнь это бесконечная езда в лифте. Вверх, вниз, вверх, вниз, начиная с момента зачатия и заканчивая тем мигом, когда тело, откатавшего свое, спускают на последний в его жизни этаж — одна из виртуальных реальностей закончила свое существование.

Говорят, что у крошечных таких самцов рыбок гуппий окраска хвостов строго индивидуальна. Не существует двух одинаковых хвостов (ох, уж эти мне самцы! Мало было петухов, так тут еще и рыбки — волей-неволей заработаешь комплекс неполноценности!). Может В.Р. это тоже своего рода хвост, зависящий от индивида им обладающего?!

— Ты давно знаешь Лилит? — неожиданно обращается ко мне Вернер.

— А вы?

Он в ответ неопределенно пожимает плечами, а мне, честно говоря, абсолютно не хочется уточнять его ответ.