На море был ужасный день, ужасный даже для пассажи­ров нового роскошного заокеанского парохода «Монарх».

Вся наиболее изысканная публика разошлась из огромной столовой. У всех лица выглядели зелеными и поблекшими, и уже одна только мысль о музыке за столом вызывала приступы морской болезни.

Питер Рольс никогда и ни при какой погоде не бывал болен. Он обладал многими симпатичными качествами и сам был симпатичным, хотя его лучшие приятели, называвшие его «Петро», считали его юношей с некоторыми странностями. Ему было жаль знакомых ему мужчин и девушек, в том числе и своей сестры, лежавших на палубе в креслах или ушедших прилечь в свои каюты. Но что касается его самого, то ярость волн наполняла его чувством созвучного им беспокойства. Хотя Питер никогда не отличался боль­шим воображением, но теперь ему хотелось узнать, что скажет ему эта пенящаяся буря, и прокричать ей свой ответ.

Но, так как волны не давали ему никакого ответа, он решил спуститься в гимнастический зал, чтобы нагулять себе аппетит к завтраку. Очевидно, он был очень рассеян, потому что дверь, которую он открыл, оказалась дверью не в гимнастический зал, но куда же еще — чорт возьми!

На минуту ему показалось, что он находится в своей каюте и предается грезам. Ибо комната, в которую он заглянул, не могла быть комнатой парохода, даже такого, как «Монарх», на котором имелись все самые современные усовершенствования и предметы роскоши. Ведь чудесные создания, находившиеся там, никак нельзя было отнести к усовершенствованиям или к роскоши. Питеру пришла мысль, что он открыл дверь в хрустальный замок, населенный исключительно нимфами. Он подумал о нимфах, потому что существа, изображаемые на картинах под этим именем, выше, гибче, изящнее, красивее и имеют более длинные ноги, чем юные представительницы женского пола человеческой породы. В комнате было пять таких существ; и, хотя было всего 11 часов утра, они были одеты в бальные наряды. Только на сцене Питер видел такие платья и таких женщин.

Момент этот был самым неподходящим для нимф. Но когда их мокрые от слез глаза остановились на девушке и двух мужчинах, какая-то врожденная женская гордость за­ставила их оправиться и, пробежав по их жилам, произвела чудо. Пять беспомощных девушек по заказу превратились в пять величественных богинь: ведь мадам Надин платила им за это. Винифред Чайльд, впрочем, не оплачивалась, не будучи богиней по профессии. Она совершала свою поездку по доброй воле и именно поэтому ей пришлось превратиться на время в богиню.

Мисс Девере выполняла роль старшей, не вследствие сво­его возраста, но благодаря своему росту, манерам и опыту. Самым утонченным образом она извинилась за мадам Надин, которая находится «почти в полной прострации», за управительницу Надин, которая чувствует себя еще хуже, и за них самих. «Мне очень досадно, но мы постараемся сде­лать все, как можно лучше», — закончила она с непроизволь­ным возбуждением.

— Мне очень совестно, что я побеспокоил вас, — сказал Питер Рольс.

Мисс Девере и другие нимфы устремили свои глаза на него. Им показалось, что он был именно тем мужчиной, который ворвался к ним раньше и теперь пришел снова; после его слов у них уже не было никакого сомнения. Если бы он был женщиной, они были бы недовольны, что он снова пришел и привел с собой свою компанию. Но он был муж­чиной, молодым и недурным, и они с кротостью прощали ему.

— Нисколько, — отвечала мисс Девере, каждым своим движением походя на принцессу. — «Мы, ведь, и находимся здесь для того, чтобы нас беспокоили. Не угодно ли вам бу­дет посмотреть что-нибудь, кроме того, что на нас? Может быть, вечерние платья, или для дневных визитов? У нас есть много нарядных блузок…».