Моника взглядом знатока оценила нового клиента.

— Альберто Монти…

Так вот, как его звали! Перед ней итальянец. И сопровождающие явно макаронники. Какие пижоны! Моника отметила совсем новенький костюмчик клиента: черный сюртук с белым жилетом, шелковая сорочка. Упаковали, как на бал! Патрик будет в восторге.

— …был достойным человеком. Прекрасным христианином…

В глазах невозмутимой свиты появился отблеск насмешки и тут же исчез.

Желтый «пежо» ждал их на заднем дворе. Моника надвинула на глаза вуалетку от шляпы, а Фред напялил очки с синими стеклами, невероятно изменяющие его серьезное лицо. Подкинутая монетка сверкнула на солнце прежде, чем вернуться в раскрытую ладонь.

— Решка! Я за рулем! — рассмеялась девушка.

Фред открыл перед ней дверцу автомобиля, и Моника уселась на водительское кресло.

— Только умоляю, не тащись, как черепаха.

— Расслабься и наслаждайся неторопливой поездкой.

Выложенная плиткой тропинка вела от ограды к неприметному дому, но обычному лишь внешне. Жилище профессора истории Каттнера было полно сюрпризов. На пронзительный звук электрического звонка домоправительница тут же отворила. Национальность ее трудно было определить с первого взгляда. Молчаливо, подобно тени, она следовала за вами в прихожую. И вы забывали о ее присутствии, попадая в окружение странных статуй с мордами зверей, из тесного кольца которых хотелось быстрее вырваться.

Ступеньки деревянной лестницы тоскливо поскрипывали, а взгляд то и дело натыкался на серые фотографии в рамках: загорелый мужчина с седой бородкой и в пробковом шлеме появлялся на каждом снимке — на фоне пирамид, у громадных лап сфинкса, рядом с саркофагом. Семейные фотографии, если они и были, пылились, запертые в шкафу. Для впервые попадающего сюда все казалось чудом: старинные монеты и вазы, изъеденные ржавчиной украшения, папирусные свитки. Редкие обломки древнего мира… Фреда и Монику, поднимающихся в свои комнаты, коллекционирование «египетского барахла» не волновало. Для них предметы гордости археолога являлись повседневным атрибутом тщеславия их отца и скуки, скуки, вечной скуки.

Оказавшись у себя, Моника достала из шкафа купальный костюм и сунула его в хрустальный графин с водой. Отжав намокшую ткань, она небрежно оставила купальник на стуле для Клеопатры, как они с Фредом в шутку называли египтянку-домоправительницу, отличающуюся исключительным уродством. Подобные «вещ. доки» стали необходимым атрибутом их жизни. В дневнике Моника оставила запись: «17.09.13. Бассейн Патрика — чудо», как напоминание себе самой, отчет для любопытных взглядов.

В столовой ждали отец и мать. Оформленная под египетский склеп, со стилизованными письменами на стенах, изображением богов с головами шакалов и птиц, столовая вызывала насмешку у детей профессора Каттнера. Фред поморщился, заметив блюда на столе.

— Пора бы научить Клеопатру готовить что-нибудь из австрийской кухни. Я соскучился по «мясу по-кайзерски», — он обернулся к смуглой домоправительнице и с улыбкой объяснил чужестранке: — Это копченые поросячьи ребрышки. История блюда весьма занятна: новорожденного принца, который появился на свет недоношенным, положили в выпотрошенную грудную клетку только что забитой молодой свиньи. Когда свинья выполнила свою высокую миссию, ею угостили венцев — к их полному восторгу.

Моника вжалась в кресло. Автомобиль, управляемый Фредом, мчался по улицам, пугая влекущих экипажи лошадей. Девушка зажмурила глаза: все уносилось мимо них с огромной скоростью. Невозможно различить ни лиц, ни названия на вывесках. Город вокруг расплылся, превращаясь в неразличимую массу. Фред будто гнался на свидание, свидание со смертью…

У витрины салона мод желтый «пежо» резко затормозил. Моника, еще не очнувшись от испуга, вышла на тротуар. Мир остановился и, не спеша, продолжил свою жизнь. Фред кликнул продавца газет и купил свежий номер для Патрика, которого интересовала исключительно колонка, обведенная черной жирной полосой — извещения о кончине. Выбрав «клиента» посолиднее, Патрик отправлял родственникам свою визитку с предложением услуг и гарантией минимальных затрат.

— Встретимся на крыше! — Мотор снова взревел, и Фред отправился в «контору».

Моника, кинув взгляд на выставленные в витрине манекены в элегантных туалетах, вошла внутрь с круглой коробкой в руках. Вышедшая навстречу девушка проводила ее к фрау Марте, в помещения, не предназначенные для взглядов обычного посетителя.

— Ах, Моника, дружок! — хозяйка с улыбкой встретила ее и закрыла дверь перед самым носом любопытной продавщицы.

Вывеска вегетарианского ресторана горела разноцветными огнями. Швейцар у дверей оценил ее не совсем подобающий для вечера туалет, но, повинуясь обреченному блеску глаз Моники, пропустил. Столкнувшись с гарсоном в белом жилете, она нежно попросила:

— Проводите меня к столику господина Валентино Монти.

— Одну минутку, фройляйн.

Официант подвел ее к администратору зала, тот, не глядя в журнал, заулыбался:

— Столик заказан, но сеньор Монти еще не подошел.

Фред опустился на стул, тихо сморщившись от ноющей боли в груди. Зачем он здесь? Человек напротив совсем не напоминал тюремщика. Ухоженные руки, тщательно выбритая кожа, обтягивающая череп с глубоко запавшими глазницами. Из глубины за ним следили непроницаемо черные зрачки…

— Меня зовут Феликс дю Шандер, — гость протянул через стол руку.

Он предлагал рукопожатие ему, преступнику! Кто этот человек? Фамилия, легкий акцент, небрежная элегантность костюма свидетельствовали о французском происхождении незнакомца. Кто он? Адвокат, которого он ждал первые месяцы, потом перестал?

Фред пожал руку, внезапно обрадовавшись. Нет, не тому, что визит адвоката давал ему надежду. Просто перед ним была загадка, требующая пусть минимума размышлений, но все-таки… Здесь он лишился не только внешнего мира, но и мира внутреннего — мира своих мыслей. С каждым днем, проведенным в тюрьме, Фред понимал, что его размышления касаются все более ограниченного круга вещей, событий, людей. Вскоре и этот узкий круг превратился в ноль, ибо прежние идеи наскучили ему, а новых, увы, он не мог почерпнуть из окружающей обстановки, лишенной книг, собеседников, лишенной повода подумать. Фред страшился, что становится тупым буйволом, пригодным лишь для пашни. Сейчас он тоже боялся, что этот француз, раскрыв загадку своего появления здесь, лишит его возможности сделать это самому.

Может быть, виновата рана?.. Покушение на его жизнь, это должно было повлиять… Возможно, Каттнеры узнали, что сосед по клетке оставил ножом глубокую дыру в его груди, сжалились, решили выручить сыночка… Бред!

К ночи на пустыре за стеной крепости остановился цыганский табор. Заключенные прильнули к решеткам узкого окна, жадно рассматривая пеструю толпу, вслушиваясь в их ругань и смех. Много детей, женщин в праздничных цветастых одеждах мелькали перед глазами. Выпряженные из кибиток лошади щипали траву. Мужчины разжигали костры.

Под окрики охранника вынужденные лечь по нарам, заключенные угрюмо разбрелись по своим местам, вдыхая запах кострового дыма и мечтательно закрывая глаза. Словно в ответ на их тоску, за пределами стен звенящий голос запел карселерас, степенную и медленную песнь преступника, томящегося в тюрьме. Всю ночь цыгане пели и плясали. Звенели гитары, пронзительно ныли скрипки.

Кислый запах дыхания убийцы ударил в нос, прежде чем горячие ладони схватили Фреда за горло.

— У тебя не хватит духу воспользоваться ножом, австрийский сосунок! — в самое ухо шептал сосед, сдавливая его шею.

— Господин дю Шандер! Он появился! Как вы приказывали, мы его трогать не стали, — прошептал сторож, словно ночной гость через стены мог услышать его.

— Только наблюдение! — Феликс вскочил с постели, облачился в шелковый халат и заставил себя спуститься вниз не торопясь. Духота сараевской ночи обволакивала тело липкой паутиной, Феликс вышел к бассейну, где плескался Каттнер. Увидев хозяина, молодой человек подплыл к бортику.

— Вам придется поменять воду, дю Шандер, иначе вас закусают мои вши.

Феликс удовлетворенно рассмеялся и попытался придать лицу изумленное выражение.

— Но как вам удалось? — он с готовностью тряс мокрую ладонь Фреда. — Это поразительно.

Утром 28 июня вереница автомобилей медленно катила по раскаленной набережной реки Милячка. Толпы народа приветствовали принца, размахивая австрийскими флагами. Глаза каждого устремлены на человека с пышными усами и напряженной улыбкой на губах, что расположился на мягком кожаном диване позади Фреда. А Фред, уверенно сжимая руль, следовал за автомобилем телохранителей, чьи взгляды пронзали толпу и зорко следили за ним, шофером наследника. Возможно, им было невдомек, каким образом он занял это место. Фреду самому казалось это странным.

Феликс, воспользовавшись связями, обеспечил ему доступ к автомобилю принца. Не доверяя механикам, французский атташе хотел, чтобы Фред проверил, нет ли неисправностей, не откажут ли тормоза в нужный момент.

Взглянув на лимузин «Грэф унд Штифт», отделанный внутри панелями из ценного дерева, с позолоченными ручками, шелковыми шторами, электрическим освещением и даже баром с напитками, у Фреда возникло непреодолимое желание сесть за руль и самому убедиться, что этот автомобиль всего лишь дань роскоши, символ австрийской комфортабельности, не больше.

— Четырехцилиндровый двигатель, объем шесть литров, тридцать две лошадиных силы, четырехступенчатая коробка передач… — просвещал его механик.

— Я должен проверить красавца на ходу, — объяснил Фред телохранителю, приставленному наблюдать за ним, забрался в кабину и нажал на газ. Мотор взревел, и лимузин вылетел в ночь, словно призрак.

Фред сидел напротив Феликса, направив на него дуло пистолета. Его взор не привлекали шамаили на стенах — картины-изречения, написанные на стекле маслом и мерцающие благодаря подкладываемой под изображение фольге. Он не пытался прочесть и понять, были ли то философские афоризмы, цитаты из поэтического шедевра Востока или арабские пословицы. Все это подражание турецкому стилю: диван по всему периметру кабинета, контрастные драпировки — занавеси из пунцового сукна и шторы из зеленой тафты, иранские ковры, бронзовые курильницы, напоминало ему страсть отца к подражанию. Египет, Турция — какая разница? Вся обстановка дышала фальшью.

Феликс задумчиво уставился в стену, будто не замечая угрожающего присутствия Фреда.

— Наследник убит, — объяснил он. — Полчаса назад.

— Убит?!.. — Фред, оглушенный известием, опустил оружие. — Несчастный император! Брата расстреляли в Мексике, сын покончил с собой, жену убил в Женеве анархист…

[5]

А теперь убит племянник! Злой рок какой-то. Но как это могло произойти?

— После вашего побега, Фред, на роль водителя взяли первого попавшегося из сопровождающих, кто мог управлять автомобилем. После речи в ратуше принц ехал обратно, и новый шофер растерялся, сбился с пути и повернул на улицу Франца Иосифа. Там в наследника стреляли. Убита и принцесса София. — Феликс сокрушенно закрыл лицо руками.