Чертово городище — небольшая банка в Каспийском море с давних пор пользовалась у моряков неважной репутацией. Несколько раз за последнее столетие она вылезала на поверхность и вновь скрывалась под водой. Где-то в глубине Чертова городища клокотал грязевой вулкан. Обычно он лениво изливался через отдушины-грифоны густой теплой грязью, но иногда, словно решив размяться после долгой спячки, с ревом выбрасывал наружу мощный газовый факел. Тогда море у Чертова городища вскипало, будто гигантская кастрюля на адском костре. Пласты донного грунта перемещались, и Чертово городище из островка превращалось в подводную отмель, пока очередное извержение, выбросив поглощенный грунт, не создавало новенький островок… Вот почему банку прозвали Чертовой. Что до второй половины названия — городище, то она приклеилась к первой после промеров глубин. Промеры показывали здесь правильно чередующиеся впадины и выступы морского дна, и казалось, что впадины и выступы — это улицы и крыши домов затонувшего города. Однако аквалангисты, обследовавшие Чертово городище, обнаружили, что банка представляет собой просто ряд параллельных увалов. Капризный характер Чертова городища не нравился каспийским морякам, и они предпочитали держаться от него подальше — разве только рыбачья шхуна, ведя лов сельди, зайдет иной раз в эти пустынные воды. Собственно, с рыбачьей шхуны все и началось… Ранним утром девятого сентября «Алигейдар» ставил сети в одной миле к северо-западу от банки Чертова городища. Слабый ветерок тянул с севера, шхуна с застопоренным мотором слегка покачивалась на зыби, и сеть медленно уходила в воду. Журнальный вариант. Вдруг «Алигейдар» затрясся всем корпусом, как больной в малярийном приступе..

— Эй, что случилось? — крикнул шкипер в люк моторного отсека. При этом его зубы сами собой выбили барабанную дробь и больно прикусили кончик языка.

Испуганный молодой моторист выглянул из люка. Он тоже не понимал, что случилось. Тряска усилилась. «Алигейдар» с прытью, неожиданной для такой старой посудины, отбивал залихватскую чечетку — казалось, вот-вот он развалится. Надо было убираться отсюда как можно скорее.

Застучал мотор, и «Алигейдар» побежал прочь от неприятного места. Странная вибрация не прекращалась. Штурвал так и прыгал в руках шкипера. Не успела шхуна пройти полкабельтова, как двигатель взвыл на бешеных оборотах и пошел «вразнос». Моторист еле успел его выключить. Было ясно, что шхуна потеряла винт. Вибрация как ножом срезала его шейку. Рыбаки перепугались не на шутку.

— Па-па-па-паруса! — заорал шкипер и снова прикусил язык.

Он вырвал изо рта загубник и сделал судорожный вдох. Со стоном выдохнул, снова глотнул воздух. Воздух был свеж и прохладен. Прислонясь баллонами к стене, Валерий часто и жадно дышал, приходя в себя и освобождаясь от удушья. Когда дыхание успокоилось, он стянул маску, и ноздри его ощутили незнакомый, но приятный аромат.

Видимо, он находился в шлюзовом отсеке. Вода, доходившая почти до пояса, бесшумно убывала, и, когда обнажился пол, что-то сдвинулось в стене, и Валерий увидел овальный проем, мягко освещенный розоватым светом.

Дверь пошла вбок, как в вагоне, только беззвучно, и Валерий, шлепая мокрыми ластами, вошел в небольшое помещение, залитое тем же розовым бестеневым светом. Прямо перед ним стоял человек необычной внешности.

Это был рослый парень примерно одних с Валерием лет. На нем были не то трусы, не то плавки. Крепкий торс перекрещивали две широкие синие ленты, расходившиеся к плечам на манер латинского V. Поперек груди шла третья лента. Вся эта сбруя, как мысленно определил Валерий, была снабжена множеством карманчиков с хитрыми застежками. Темные волнистые волосы, схваченные белым обручем, падали почти до плеч. Смуглое лицо с толстыми губами и носом с горбинкой окаймляла короткая кудрявая бородка. Его карие глаза в ободке черных ресниц скользнули по Валерию и изумленно уставились на ласты. С выражением какого-то детского любопытства подводник указал пальцем на ласты и произнес фразу на непонятном языке, со множеством гласных и звонких звуков.

— Чего? — обалдело переспросил Валерий.

Лодка летела с небольшой скоростью над морем. Ни компаса, ни других знакомых Валерию навигационных приборов на пульте управления не было. Только по экрану внешнего обзора медленно скользила полоска света — должно быть, указатель курса.

Тревога жгла Валерия. Мелькнула мысль: а не наброситься ли на этого пилота-подводника, появившегося будто из смутных сновидений, — да, не наброситься ли на него сзади, сорвать эти дурацкие подтяжки и прикрутить его подтяжками к креслу? А что потом? Он, Валерий, не имеет ни малейшего представления о том, как следует управлять этим диковинным кораблем, все здесь ново, непривычно, непонятно… Да и удастся ли скрутить?.. Уж скорее он, Валерий, окажется скрученным, а потом выйдет прямо из стены иностранный майор — выйдет с наглой улыбкой, попыхивая сигарой, развалится в кресле и начнет допрос. «Ну, не на такого напал! Во всяком случае, я вам не дамся», — с вызовом подумал Валерий, и от этой мысли ему стало легче.

По положению солнца, клонившегося к закату, он определил, что лодка летит, на северо-запад. Определил ли это и Костя Федотов, сообщил ли курс пограничникам? Конечно, сообщил по радио. На Костю можно положиться. Наверно, уже взлетели или готовятся взлететь перехватчики. Весело будет!

Из соседнего помещения вышел длиннобородый Шам. Величественно кивнул Валерию и тоже встал за спиной Ура, глядя на море, колыхавшееся на экране. Валерий неприязненно смотрел на резкий горбоносый профиль Шама, на грубый браслет, охвативший его предплечье. Сколько ему — пятьдесят с лишним? «Папочка под стать сыночку, — подумал он, — тоже ненормальный. — И тут вдруг вспомнил об Ане. «Ненормальный» — это было ее любимое слово. — Посмотрела бы ты, Аня, сейчас на меня, как я лечу черт знает в чем и черт знает с кем, а главное — черт знает куда. А если мне не суждено тебя больше увидеть, Аня, то… ну что ж, не поминай лихом… и очень жаль, что у нас не сладились отношения, а все потому, что тебе нравится, чтобы возле тебя крутилось не меньше десятка научных сотрудников, предпочтительно старших, а мне это не нравится, да к тому же я пока младший, незащищенный эм-эн-эс. Ну что ж, Аня, прощай…»

Занятый наблюдением за отцом и сыном, Валерий не сразу заметил, что на экране теперь плывет земля. То был низкий песчаный берег, тут и там в пятнах бурых кустиков верблюжьей колючки. Потом слева потянулась гряда пологих холмов.

Родителей Валерий потерял рано и жил у тетки, родной сестры матери. Тетя Соня работала зубным врачом в поликлинике. Много лет назад она осталась одна после неудачного брака и всю силу привязанности, нерастраченной нежности обратила на племянника. Валерий рос непутевым парнем, недоучился, бросил школу, пропадал по вечерам на бесконечных танцульках. От него частенько пахло вином, и он дерзил тетке, когда та принималась его упрекать, и она приходила в отчаяние, горько плакала. Просто счастье, что в институте НИИТранснефть, куда Валерий устроился на работу лаборантом, попались толковые молодые инженеры, которые взялись за парня, приохотили его к морскому спорту и вообще, как рассказывала тетя Соня сослуживцам, «повлияли на мальчика благотворно». С той поры его будто подменили: пошел учиться, окончил вечернюю школу, окончил вечернее отделение института и вот стал младшим научным сотрудником в Институте физики моря, все пошло хорошо, настали для тети Сони спокойные дни. Впрочем, не такой у нее был характер, чтобы жить спокойно.

Теперь волновало ее, что «мальчик никак не женится», а ведь уже ему двадцать семь…

Теперь вот иностранца привел в дом, тоже и от этого было у тети Сони неспокойно на сердце.

Ура Валерий представил ей как иностранного специалиста-практиканта, чудака и оригинала, не пожелавшего жить в гостинице. И верно, чудаковатый он был, дома ходил в плавках и босиком, воды пил безобразно много, да и имя его как-то не внушало тете Соне доверия.

— По-моему, у Барсуковых была собака по имени Ур, — громким шепотом сказала она Валерию в день, когда тот привел гостя.