15 июля, пятница.

Беда к беде – деньги к деньгам. Прикольный афоризмик, не правда ли? И работающий, только не для всех в полном объеме. Лично на меня его вторая половина не распространяется. Конечно, зарплату я получаю, плюс иногда и премиальные. А что бы к официальным заработкам еще какие-то деньги – никогда. Я же геолог, и для приработков на стороне профессия не годится – нечего предложить кроме камней и дружеских советов!

Ну а насчет бед у меня все нормально, повторяются с завидным постоянством. Идти далеко не нужно! Взять для примера последнюю неделю! Уже в понедельник в конце рабочего дня меня выдернули из камералки для «контроля за правильностью установки бурового агрегата». Только в Уазике, покатившем на «ответственное мероприятие» за двадцать пять километров, кроме меня и старшего бурового мастера, лиц заинтересованных, сидел главный инженер партии т.Николаев. Именно т.Николаев и никак иначе для всех ИТР (инженерно-технических работников) геологической службы, в разной мере не питающих уважения к этому человеку. В молодости он показал себя посредственным геологом, так сказать на побегушках, и толковых мыслей не высказывал. Но вовремя огляделся и при первой возможности перешел в стан администрации. Начав с начальника маленького отряда, потихоньку-полегоньку дошел до главного инженера, показав при полном отсутствии геологического мышления некий талант в отдаче хозяйственных распоряжений. Но о своей несостоятельности как геолога помнил, и при случае всем нам делал мелкие пакости. И сейчас я не сомневался: что-то для меня есть.

Двадцать пять километров проехали молча. Наконец в низинке появилась буровая, рядом с ней бортовая машина и бульдозер. Здесь же копошилось несколько человек в робах. Так же молча вылезли из Уазика, и только тогда т.Николаев поинтересовался «правильно ли поставлен агрегат». Я подошел к буровой и убедился, что на точку ее затащили, но стоит как то не так. Пришлось осмотреться, и поискать колышек, на который буровую ориентируют, если скважина наклонная. Колышек с надписью «направление» оказался на месте, а буровая развернута от него почти на девяносто градусов.

Молча махнул рукой, и старший буровой мастер рысью побежал ко мне, т.Николаев естественно остался на месте, ему не подобало реагировать на жесты. Подбежавшему старбуру, указав на колышек, тихонько прошипел:

«Ты что, совсем без головы? Кол не мог найти? Я же при тебе его забивал!»

Звук отличался от обычных проявлений ночной жизни маленьких, богом забытых степных поселков, в каких по воле обстоятельств последние десять суток я обустраивал свой ночлег. Не шум мотоцикла или машины, лай собаки или крик домашнего животного. – к ним я привык, и не замечал в объятиях Морфея. Что-то иное, очень неприятное и агрессивное, нагло ворвалось в сознание, мгновенно отреагировшего кошмарным сновидением: огромный и фантастической формы лайнер падал на землю, ревя двигателями.

В ужасе я пытался убедить себя, что такого не может быть, что это не то и не наяву, однако звук все усиливался и становился настолько ощутимым, что сомнений в его реальности не возникало. Внезапно он перешел в скрежет, потом в визг на таких нотах, что проснулся бы и мертвый. Я открыл глаза, и обнаружил себя в уютной кровати городской квартиры, мокрым от только что пережитого кошмара.

Фу ты черт! Надо же такому присниться! А я-то, я-то вчера вернулся из командировки!

Комнату заливало раннее утреннее солнце, и как ни странно, стояла почти идеальная тишина. Лишь воробьи чирикали за окном на деревьях, да монотонно шаркал метлой дворник, подметая тротуар под моим балконом. Такая реальность воспринималась с удовольствием, однако картины сновидения из памяти не уходили. Мысли по «ужастику» с удивительной быстротой мелькали в голове еще одну-две секунды, до непонятного грюканье, донесшегося с улицы. И сразу ему вслед раздалось хорошо знакомое шипение выпускаемого из накаченной камеры воздуха. Оно и поставило все на места: «тройка», знаменитый трамвай-рыдван выпуска давних лет давней пятилетки. Он то и вышел в первый рейс!

В этой телеге, трижды или четырежды выработавшей возможные ресурсы, каждая деталь давно живет самостоятельной старческой жизнью, скрипя, дребезжа, стукая и грюкая внутри себя, и на сочленении с товарками. К тому же полностью отсутствуют шумопоглощающие устройства там, где стальные рельсы соприкасаются со стальными колесами без обязательных для современных машин резиновых накладок. Отсюда непрерывные скрежет и визг, а заодно и кошмары у гостей города и тех его жителей, кто уезжал на время и вернулся с утраченным антитрамвайным иммунитетом. Его я потерял за десять дней своих путешествий.

16-17 июля, суббота-воскресенье.

Еще в темноте ребята потихоньку, что бы меня не разбудить, вылезли из спальников и разошлись с удочками. С надеждой поймать рыбу серьезную, вроде сазана или судака весом не менее килограмма. Я конечно проснулся, но пролодырничал еще минут сорок, пока солнце не поднялось и не прогрело воздух. Теперь и из спальника можно вылезти – разжег костер, поставил на него воду для чая, достал остатки еды. Зову всех на завтрак, возле костра рассаживаемся. Ребята по чуть-чуть выпивают, мне нельзя – за рулем. Никто приличный им на удочки не попал, вся надежда на меня, точнее на перемет.

Ребята снова расходятся, а я выплываю на резинке снимать снасть. Как всегда, она не подводит: сомы, судаки, пара жерехов. Всего килограмм тридцать, по десять на брата – на неделю больше и не нужно. Ребята на берегу меня встречают, рассматриваем улов с обычным для рыбаков трепом. Потом моем посуду, укладываем вещи в машину.

Время – начало двенадцатого. Жарко. Когда все собрано и уложено, лезем в воду. Благодать такая, что вылезать нет никакого желания. Но хорошего понемногу, и в двенадцать отъезжаем домой.

В партии появились к обеду. Развез ребят, высадив каждого у дома с долей улова, потом подъехал к себе. Машину загнал в гараж, сам с рыбой прошел во двор. Жена уже ждала на крыльце:

«Ты знаешь, что у нас сторож погиб?»

Утром организм подсказал, что не мешает перекусить – и я обреченно вздохнул. Вспомнил командировку, когда в похожих поселках питался всухомятку и в таких забегаловках, что не удивился бы, ощутив симптомы прогрессирующего гастрита или не дай бог язвы желудка. Но делать нечего, и столовую я нашел, рядом с гостиницей. А в ней –приятный сюрприз – поразил уют, чистота и сплошная вкуснятина. Отлично позавтракал!

Наверное, вкусная еда подействовала: когда вышел из здания общепита и прошелся по поселку, выглядел он лучше вчерашнего. Грязь и мусор в глаза не бросались, заметил и цветы, и травку в огородиках, вместе с овощными растениями. Жизнь, оказываеися, и здесь торжествует.

К восьми часам подошел к конторе, и на входе встретил вчерашних собеседников. Поздоровались, обменялись дежурными фразами о погоде и через маленькую проходную комнату, в каких обычно сидят машинистки, прошли в кабинет начальника. Выглядел он шикарно: большой полированный стол хозяина и его кресло в коже, второй длинный стол для совещаний под красной материей, ряды дорогих стульев; стены оббиты красивой вагонкой, на одной из них стеклянные стеллажи с образцами столь же красивых камней. Не забыть попросить парочку – подумал про себя и вздохнул: пора приступать к делу.

Вопросов уже больше, чем я расчитывал, и в первую очередь не мешает разобраться с последним ЧП на шахте. Вдруг есть связь с пропажей там же золотосодержащей породы? На первый взгляд вроде нет, но оба события связаны одним местом, что не может не насторожить.

Поговорили, и выяснились интересные подробности. Погибший – гражданин Овечкин Иван Иванович – долго работал в партии подсобным рабочим на складе, и с этой неприметной должности ушел на пенсию. Жил тихо, до безобразия не напивался, и замечался только «навеселе». Пенсию получал небольшую, вот и напросился на шахту сторожем, подзаработать. Приняли с удовольствием – человеком считался надежным, да и молодые на такую должность, тем более временную, не рвались.

18 июля, понедельник.

Сегодня я при работнике милиции консультант по местным дорогам. Поэтому в поле не еду, но к пяти утра в камералку пришел, дать последние наставления подчиненным. Вообще то они прекрасно знают что делать, и волноваться нечего. Но посмотреть канавы и керн на буровых кто-то за меня должен – не дай бог перекопают или перебурят, скандала не оберешься. Особенно касается буцровых. Враг,то-есть т. Николаев, не дремлет. Назначаю ответственным в машине Александра, поручаю ему посмотреть все необходимое.

Машина ребят увезла, и я вернулся в кровать на два часа, что бы потом поступить в распоряжение Алексея Васильевича Валуева, моего руководителя в необычном деле.

В восемь часов в камералке узнал, что фортуна улыбнулась: потребность во мне у работника милиции только с обеда. Отлично! Побежал собирать бумаги, которые намечено сегодня посмотреть с Игорем Георгиевичем, он же начал освобождать у себя в кабинете столы от лишнего, потом пригласил на говорильню главного геофизика Владимира Андриянова и старшего геолога Николая Матвеева. Разобрались за столом, и я, разложив геологическую карту, начал рассказывать особенности строения участка работ. Ввожу, так сказать, в курс дела. То, что нарисовано, все усваивают. Теперь самое сложное: по данным геофизики проинтерпретировать детали строения на глубину метров триста-пятьсот. То-есть, представить участок не только в плоскости поверхности, а и в объеме. Без чего перспективные места – мы их называем структурами – где должны продолжиться самые дорогостоящие буровые работы, выделить и максимально ограничить по площади невозможно.

И началось. На геологическую карту по очереди ложатся кальки вначале с данными гравиметрической съемки – а их штук пять, не менее, затем магнитной съемки, геохимии, радиометрии, и т.д., и т.п. И каждый высказывает собственную точку зрения, старается ее отстоять иногда с повышением голоса. Так проходим по кругу два раза.

К обеду одурели до предела. Но перспективную структуру, которую я как геолог давно выделил и сейчас представил для обсуждения, при общем согласии подтвердили, и наметили где вскрыть ее канавами экскаваторной проходки. Всего пять канав по двести-триста метров длиной.

Как всегда на новом месте, проснулся рано. Позавтракал в столовой, прогулялся до здания управления. На работу пока никто не спешил, а на крыльце здания стояла женщина со связкой ключей в руке. Со мной поздоровалась, показала где сейчас проводится планерка – совсем рядом, в гараже. Хотел прогуляться и до него, но начальник партии и инженер по технике безопасности уже шагали в нашу сторону.

В управлении прошли не к Павлу Петровичу, а в комнату рядом. «Кабинет техники безопасности» – извещала табличка. Т. Мальков открыл дверь и вручил мне ключ с просьбой не потерять. После чего объяснил, что кабинет предоставляется мне для работы, мешать здесь никто не будет. И добавил, что машина готовится, ее заправят и подгонят к крыльцу. Отлично! Оперативно и без напоминаний разрешены первые проблемы. Других просьб и пожеланий у меня не нашлось, и все разошлись. Я вернулся на крыльцо, надеясь перехватить главного геолога и Юрия Валенова еще на улице.

До начала работы оставалось пять минут, и к зданию спешили молодые и моложавые мужчины и женщины. Стройные, загоревшие, в стильной легкой одежде, а женщины и с приятным для глаз макияжем. Прямо театр, а не геологическая организация. Все со мной здоровались и проходили в помещение, причем большинство поворачивало не в коридор, мне знакомый, а в противоположную сторону, в дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен», на которой красовался кодовый замок, и каждый входящий набирал на нем номер.

Ожидал я напрасно: Игорь Георгиевич появился из этой двери, позвал меня и провел внутрь. Дверь за нами сразу захлопнулась. Дальше шел коридор, как и перед кабинетом начальника партии, по обеим сторонам несколько комнат. Табличка «Главный геолог» оказалась в самом конце справа, напротив – железная дверь «Спецчасть».Внутри кабинета отсутствие излишеств и шика: два больших стола буквой Т, простые стулья. Рядом со столом хозяина с одной стороны металлический сейф, с другой книжный шпаф. На стене без окон ряды деревянных полок, заваленных папками, стопами ватмана. На столах тоже кучи планов и карт.

Не успел оглядеться, как зашел Юрий Валенов. Поздоровались, присели. После увиденного на крыльце не мог отмолчаться:

Показать Алексею Валуеву дороги к шахте, выделить ту, по которой с точки зрения преступников вывезти руду максимально удобно, быстро, скрытно, безопасно – казалось мне легче легкого. Прекрасно представлял, что делает с проселочной, то-есть без искусственного покрытия даже одна полностью груженая машина типа Краза или Камаза. А их, по нашим прикидкам веса похищенной руды, было не меньше трех. И я не сомневался, что следы такой колонны мы не пропустим даже в сопках, среди камней и щебенки. Про долину у железной дороги, где песочек, я и говорить не хочу.

Надеялся зря.Катались целый день, но четких, надежных следов от тяжелых машин так и не увидели. Что-то подозрительное замечалось в проезде от шахты к железной дороге и дальше вдоль нее до небольшого моста, но там, где под колесами не песочек, а галька, щебенка и камни, на которых различить нужное не просто.

Уже дома после ужина попробовал заняться огородом – не получилось. Вспоминалось дело, не так давно провернутое ребятами из партии. Когда в после военные годы строили железку, для обслуживающего персонала через десять-пятнадцать километров сложили по два-три домика из кирпича. Но не на цементном растворе, а на глинистом, учитывая его дешевизну и сухость местного климата. Дома прослужили пол века, а после автоматизации движения надобность в них отпала, люди разъехались, строения пришли в запустение. И один из моих знакомых, буровой мастер, парень жох и проныра понял, что домики легко разобрать, поставить как дачи уже около города. Начал действовать, создав кооператив из трех человек.

Недалеко от железнодорожного моста купили два домика за символическую цену, и принялись за разборку. А вот как они материалы вывозили в город – я очень хотел узнать. Потому пошел к организатору кооператива и все у него выпытал.

Набрали они материала на машину, наняли камаз-самосвал за пол цены, так называемым попутным рейсом, когда машина должна пустой идти в город. Тут то и выяснились неприятные детали. Домики оказались у железной дороги не на той стороне, прямо к шоссе не проедешь. Ребята торнулись под мост – предохранительный козырек над кабиной самосвала в габариты не вписывается. Попробовали ехать вдоль железки в направлении города, надеясь встретить мост побольше, с нормальным под ним проездом. И это не получилось: через пять километров встретили неодолимый для тяжелых машин пухляк. Пришлось возвращаться назад и делать крюк: вдоль железки до ведомственного асфальта, по нему до шоссе, ну а дальше уже в город. И из всего этого я понял: есть чем завтра Алексея заинтересовать.

19 июля, вторник.

Утром побежал в гараж на планерку. Нужен завгар – уточнить, какие машины не проходят в измеренные мною и Юрой габариты под железнодорожным мостом. Через минуту узнал, что под «тем мостом из больших грузовых проходит только камаз бортовой, либо он же самосвал, но без защитного козырька над кабиной», который служит для предохранения ее от камней при загрузке экскаватором. С проблемой моста в партии столкнулись два года назад, когда шахту только начинали.Вначале к ней добирались так: по ведомственному асфальту до железной дороги, дальше вдоль нее по проселку. Позже, что бы не трястись в пыли вдоль железки, попробовали от шахты ездить под мост и на шоссе. Получался крюк, но почти везде был асфальт, и время поездок уменьшалось.

Так довольно долго возили смены и материалы, но появились другие сложности. Отрезок от моста до шоссе отличался слабым грунтом, глубокие колеи выбивались моментально. А весной в паводок проезда не было вообще. Пришлось пробивать дорогу свою, в сопках. По ней мы вчера с Юрой на шахту и ехали.

Поблагодарил завгара за важные сведения, на машине съездил к заправке, и от нее подъехал к управлению, или как Юра называл – камералке. Он ждал у крыльца, с рюкзаком и приличной по размеру канистрой в матерчатой обшивке. Поехали.

Пока добирались до места, Юра рассказал, как его приятели на полустанке разбирали домики, как материалы везли в город. И очень обоим понравилось, что вдоль железки на город проскочить они не смогли. Значит, и наши клиенты так не проезжали, и остается у них направление под железнодорожный мост, что мы сегодня и проверим.

Съезд к нему с шоссе увидели издали. Возле него на обочине остановились, вылезли из машины, осмотрелись. Даже я понял, что съездом недавно пользовались, причем машина или машины были хорошо нагружены. Юра поковырялся в песке, выкопал в нем ямку до твердой основы и определил, что проезжали машины минимум неделю назад – отпечатки протектора уже сглажены «ветром и временем». Особо внимательно он осмотрел колеи на откосе насыпи шоссе. Подозвал, показал на что-то пока мне непонятное:

К пяти утра пришлось бежать в камералку – узнать у ребят о делах на участке. Все в порядке:– буровые работают, перетаскивать на другую точку кого-либо рано, намеченные для экскаватора канавы вынесены на местности, сегодня начнется их проходка. Остальное тоже в норме, работа идет, и я спокойно могу день отсутствовать.

Ребята уехали в поле, а я вернулся домой и пока есть время, прошел поковыряться в огород. Увлекся, и слава богу, жена во-время привела в чувство:

«Ты на работу собираешься?»

Иду завтракать, потом собираю тормозок на двух человек, наливаю воду в канистрочку.

В камералку зайти не успел – машина уже подъезжала. Без лишних слов погрузился, поехали. Эпопея с разборкой ребятами домиков у железки Алексею понравилась – то, что вывезти материалы в город вдоль железки они не смогли. Понял, что у преступников остается единственный путь: под мост и на шоссе.

20 июля, среда.

До участка с Игорем Георгиевичем добираемся на его Уазике, персональном. Правда, не на сто процентов – если главный геолог в камералке, машина рядом не стоит, как это делает личный шофер начальника партии, Павла Петровича. Транспорт всегда в дефиците, и геологический Уазик ежедневно задействуется на полную катушку. Но приоритет у Игоря Георгиевича, этого не отнимешь.

Сегодня с пяти утра мы в пути – впереди двадцать пять километров, сорок минут езды, а головы уже полны мыслей на тему: что вскрыто в канаве, действительно ли «железная шляпа», и если да, то каковы ее хотя бы приблизительная мощность и протяженность. Надеемся, что это не мелкое гнездо, в котором вся красивая порода в один кусок и вмещается, а что-то помасштабнее. Мелкое гнездо даже с золотом будет всего лишь «проявление», их находим каждый год.

Если окажется что-то покрупнее, с мощностью один-два метра и протяженностью до десятка метров – можно ожидать «рудопроявления». То-есть такого объекта, где содержание золота промышленное, но общего его количества маловато для организации добычи, невыгодно экономически. Для объекта под разработку, то-есть для месторождения, «железная шляпа» должна мощность иметь до десятка метров, а протяженность сотни. О таком мы мечтаем, надеемся найти.

Что бы от ненужных наваждений отвлечься, затеваем разговор о порядке совместной работы. Начнем ее с посещения буровых и просмотра керна – это по пути, не доезжая до канавы с «железной шляпой». Потом займемся ею, ну а после будет видно, что делать. Уазик с нами, решили двинуться – сели в машину и без проблем поехали.

С порядком работы определились, а до участка еще далеко. Помолчали, потом Игорь Георгиевич с ехидной улыбочкой ко мне с переднего сиденья обернулся

День за рулем– занятие не из приятных, если ты не фанат машины или профессиональный водила. Я ими точно не был, и со второй его половины начала отваливаться спина, потом к ней постепенно присоединились руки, ноги, а ближе к вечеру и голова. Выехал из партии в пять утра, с собой ничего не взял, надеясь перекусить в одном из поселков в столовой – могла же придти такая глупость в голову! Там, где пришлось побывать, жило по пятнадцать-двадцать семей, какие столовые! В магазинчиках, больше похожих на лавки, продукты были, но срок годности заканчивался на запредельных датах, и подвергать опасному испытанию желудок я не рискнул.

При местной малолюдности проверять и расспрашивать особо нечего и некого. Начал с дальнего поселка, с заправки у шоссе на въезде. Познакомился с заправщицей, показал ей удостоверение, разговорились. Женщина бойко рассказывала что надо и не надо, довольная возможностью пообщаться: смена двенадцать часов, а в час если две машины остановятся, то и хорошо. Но из обрушившейся на меня информации нужные факты не проглядывали – в ее смены в последние две недели ничего подозрительного – ни машин по моему описанию, ни экскаватора, который уж точно должен броситься в глаза, возле заправки она не видела. Взял координаты сменщиц, их имена-отчества и проехал в поселок.

Десятка два неухоженных развалюх производили удручающее впечатление. Везде мусор, железки от списанной техники, почти нет зелени. Без присмотра бродят бараны, лошади, масса ободранных собак, поленившихся хотя бы облаять мою машину. Поговорил по очереди с работниками заправки, потом около лавки – с большей частью мужского населения, находящегося в состоянии разной степени подпития. Ничего никто из заправщиц не видел, а уж мужики в поселке и подавно. С одним относительно трезвым аборигеном прокатились к пастуху, приглядывающему за коровами. Пастух, единственный трезвый из местных, показался человеком наблюдательным, хотя возможно других занятий, как приглядывать за коровами и смотреть на шоссе у него не было. За машины он не ручался, но убежденно уверял, что за последние две недели в светлое время никакой экскаватор ни самостоятельно, ни в кузове машины по шоссе не перемещался. Отвез проводника домой, зарулил ко второму населенному пункту. Это уже в сторону партии, ближе к дому.

Второй поселок – близкая копия первого, почти один к одному. Расположен в километре от шоссе, так же удручающе выглядит. Заправки около нее не построено, но рядом крутились два стада баранов, и с каждым было по пастуху, с которыми я тоже пообщался.Ничего нового – в поселок нужные мне машины не заезжали, а свои дальше окраин и отъезжать не отваживаются, полные развалюхи. Сенопогрузчик месяц стоит, нет запасных частей, надеются отремонтировать только к осени.На шоссе экскаватор никто не видел, про машины толком сказать ничего не могли. То-есть, описанные мной в глаза не бросились. И с крепнущей уверенностью, что руду здесь не провозили, влив в себя с литр воды, зарулил домой. Голова ничего не соображала от жары, и единственное желание – покушать и завалиться в прохладе на кровать – крепло по мере приближения к партии.

В пять часов въехал в гараж поставить машину, заранее предвкушая что и сколько возьму в столовой. Но не успел захлопнуть дверцу, как подошел рабочий и «обрадовал»: меня давно ждут и нужно срочно ехать в Мирный, прямо в милицию.

27 июля, среда.

В городской квартире проснулся очень рано, в состоянии непонятной тревоги. Долго лежал с закрытыми глазами, пытаясь еще немного если и не поспать, то подремать. Не получалось, предчувствие неприятности только крепло.

Наконец такая неопределенность надоела, я открыл глаза и глянул на будильник. Без четверти шесть – успел заметить, и тут же с улицы донесся нарастающий лязг и грохот.

Вот черт, опять трамвай номер три! Слава богу, уже проснулся, а ведь мог и разбудить, в страхе и ужасе, как в прошлый раз. Теперь понятно, откуда предчувствие: клеточки в голове не забыли кошмара, разбудили заранее. Мысленно говорю им «спасибо» и встаю. Неторопливо в устоявшейся последовательности выполняю обычные утренние процедуры: заправляю кровать, бреюсь, чищу зубы, умываюсь, облагораживаю утюгом рабочее-выходной костюм и рубашку, надраиваю до блеска туфли.Потом легкий завтрак с кофе, и … и времени еще навалом. На службу рановато, а долгая операция по уборке квартиры не нужна – проведена мною вчера вечером, сразу после возвращения из партии.

Открываю окно, достаю сигареты, закуриваю. И начинаю на листке бумаги набрасывать план предстоящего доклада. Вообще-то он уже составлен, но сидит, и очень крепко, у меня в голове. Теперь почти не думая переношу его на бумагу, переодически посматривая на часы. Время стараюсь точно рассчитать, что бы и до управления пешком прогуляться, и там появиться за пол часа до работы. Образ голубоглазой Танечки возникал все чаще и чаще, и очень хотелось застать ее одну, поговорить тет-а-тет.

Ровно в восемь вышел из подъезда и пошагал в управление привычным маршрутом, по середине проспекта Победы. За мое отсутствие здесь ничего не изменилось, и встречные почти все старые знакомые, тоже спешащие на работу.

Утром облачно, сумрачно, ветрено. Но на обложное, надолго – не похоже, вероятнее рядом грозовой фронт, а мы на его периферии. Непонятно только: спереди, сзади или где-то в стороне.

Погода сегодня не главное, будет дождь или не будет – неважно. Сижу в геологическом Уазике, если и придется его покидать, то не надолго. Вообще из машины вылезать необязательно, смотреть следы можно и из кабины.

А смотреть предстоит много и долго, пока две машины похищенной руды не найду. Если сегодня результата не будет, дело не брошу, приеду в субботу или воскресенье на собственном транспорте и поиски продолжу. Уверен, что наши с Алексеем предположения верны и руда где-то вблизи шоссе в сопках лежит. Сомневаться в этом пока причин нет – на пятьдесят процентов версия наша уже подтвердилась: третью машину похищенной руды вблизи поселка Придорожный мы нашли, на свалке.

А пока добираемся по шоссе до отворота с него к железнодорожному мосту. Сам разбитый проезд к нему меня не интересовал, вдоль него с Алексеем проходили и никаких следов в стороны не видели. Да и не спрячешь ничего на ровном и открытом месте в долине, просматриваемой и с шоссе, и с железки.Поиски собираюсь начать в сопках, и двигаться на Придорожный, откуда похитители приезжали.

Километров за пять до нужного места попросил шофера сбавить скорость, дальше ползли километров тридцать в час, не более. Внимательно смотрел на правую обочину, отмечая в памяти съезды в сопки и сразу же выделяя из них достаточно разбитые. Только выделял, пока никуда мы не сворачивали.

28 июля, четверг.

Первым делом в кабинете «угонного» отдела под предлогом необходимости забрал у Алексея Александровича фотографию. И попросил об этом человеке забыть. Если он и угонщик машин, то это детские забавы по сравнению с преступлениями, по которым сейчас проходит. Тезка, зная о вчерашнем совещании у шефа и вдобавок в присутствии представителя более серьезной организации, возражать не решился.

Затем зашел к Томину С.Н., обязанному как начальник отдела обеспечить меня рабочим местом. Оно было выделено в соседней комнате за одним столом с сидящим напротив Рыбаковым Виктором Ивановичем, с сегоднешнего дня моим временным (надеюсь) помощником.

Виктора я знал давно, и отношение его к сотрудникам мне нравилось. Парень веселый, с юмором. Теперь предстоит узнать его в работе. Вначале ввожу коллегу в курс дела. Рассказал о хищении руды в геологической партии, об организаторах хищения, его подготовке и проведении, а также о факте подобного хищения в прошлом с другого объекта. Познакомил как отбираются пробы, прежде чем простой камень можно будет назвать рудой при положительных результатах анализов.

Затем перешли к его конкретной задаче. Еще в партии геологи дали адрес специализированной лаборатории в городе, где делают анализы. И подробно объяснили особенности этого процесса. Не все просто, как кажется вначале. Пробы, вес которых четыре-шесть килограмм , в партии измельчали до нужного размера частиц, затем материал каждой тщательно перемешивали и после этого отбирали два пакетика материала весом по сто– двести грамм каждый. Один пакетик и отправлялся в город, второй оставался в партии как дубликат, остальной материал тоже хранился и в дальнейшем использовался еще для чего-то.

В лаборатории из каждого пакетика несколько грамм сжигалось на специальной установке и на основании спектрограммы определялось есть ли там золото и сколько его по содержанию приблизительно. В пробах, где золота нет или его очень мало, сжиганием и ограничивалось. Те же, где его достаточно, разделялись на бедные, рядовые и богатые. И в каждой группе метод дальнейшего изучения был свой, по специальной методике и на специальных установках. Только это обеспечивало необходимую точность анализов, а нам несло лишние хлопоты, так как разбираться придется не с одним-двумя человеками и не в одной цепочке.

С гостем, Петром Пантелеевичем, попрощался вечером. Мне в пять утра в поле, а ему к восьми в камералку. Так что пусть положенное поспит спокойно. Тихонько встал, и никого не разбудив, из дома ускользнул. Еще издали увидел возле камералки старбура. Понятно, на буровой что-то случилось, сейчас меня начнут уговаривать скважину закрыть, даже если она нужные породы не пересекла.

Старбур останавливает и с убитым видом сообщает: обрыв бурового снаряда. Глубина скважины почти проектная – двести десять метров, обрыв на глубине сто восемьдесят. Ликвидировать аварию не удается – специальным приспособлением захватить оставшиеся на забое тридцать метров буровых труб не получается.. Просит скважину закрыть, даже не актируя последние тридцать метров.

Случий типичный, обнадежить старбура здесь вот не могу, предлагаю проехать на участок. Вместе посмотрим, что можно сделать. Старбур молча кивает и идет к нашей машине. Все, кто собрался в поле, в ней уже сидят. Опоздание даже на минуту большой грех – люди поднялись ни свет, ни заря, что само по себе сложно, и после этого ждать какого-то разгильдяя никто не хочет. Опоздать на работу простительно в день камералки, когда остаешься в партии. А сейчас ровно в пять трогаемся.

Первый раз останавливаемся возле аварийной буровой. Объяснил шоферу, где меня искать в конце рабочего дня, и из кабины вылез. Старбур уже поднимался по дощатому трапу в помещение буровой, где в дверях его ждали два человека. Иду за ним следом, удивляясь непривычной тишине. Дизель агрегата заглушен, что случается очень редко, буровой снаряд поднят – сто восемьдесят метров развинченных труб стоят на специальном месте под копром.

Еще раз мне объясняют, что авария неликвидируемая, легче рядом пробурить новую скважину. Но сто восемьдесят метров ствола промыто, приготовлено к геофизическим исследованиям. С надеждой смотрят, моля бога, что перебуривать я не заставлю.

29 июля, пятница.

Ехать к «железнодорожнику», то-бишь Амиру Джафарову пришлось через весь город. Улица Луговая, дом 5 – от остановки трамвая пешком минут десять хода. Трех этажный дом, как и все рядом старой послевоенной постройки. Непритязательная архитектура, убогий по нынешним меркам внешний вид. Ближе к центру подобные строения начали сносить, но здесь окраина города и ему стоять и стоять.. По узкой лестнице поднялся на третий этаж. На площадку выходят четыре двери. Три оббиты кожзаменителем, четвертая, нужная мне, без оббивки, покрашена давно. На всякий случай решил позвонить, не исключено, что в квартире кто-то живет. Но кнопки звонка именно у этой двери не оказалось, пришлось стучать кулаком.Постучал раз, потом другой – никакого движения. После третьей попытки из соседней двери выглянула моложавая бабуля и сердито глядя на меня выразила неудовольствие

«Что стучишь, людей тревожишь? Нет там никого, гуляет хозяин!»

Я моментально придал лицу озабоченное выражение и взволнованно обратился к женщине, уже не решаясь считать ее бабулей:

«Извините пожалуйста, но хозяин мне очень нужен, мы все за него волнуемся!»

Женщина-бабуля решила проявить бдительность:

Давно такого не было: машины ГАЗ-66 для полевиков не хватает. В салоне сидячие места заняты, а возле три человека смотрят на меня, ждут решения – перевозить людей стоя не положено. Пришлось попросить из салона техника-документатора керна. На скважину попасть можно с вахтовкой в восемь часов. Днем конечно жарковато, но на буровой всегда есть и тенек, и водичка. На его место усаживаю канавщика, тому точно в партии делать нечего. Пашу, геолога, тоже вытаскиваю из салона и отправляю в кабину. На его место садится второй канавщик. Ну а третьему, секс-Володе, разрешаю ехать стоя, в проходе между сиденьями. Надеюсь, на ухабах он не убьется.

Людей рассадил, машину отправил в поле. А сам иду к агрегату, имеющему в обиходе название «буростолбостав». Этот скорпион – чем-то похож на него внешне – на базе ЗИЛа имеет устройство вроде совмещенной складной мачты и ротора, с помощью которых проходят дудки, круглые дыры в наносах, глубиной до трех с половиной метров. Агрегат в геологии просто незаменим. На любой стадии изучения нужно отобрать по определенной сети образцы и пробы. Но это не камни с поверхности, которые могут быть принесены бог знает откуда. Они обязательно должны отбираться из коренных пород, а что бы до последних добраться, дудки и проходят. Обломки коренных поднимаются буром на поверхность, часть их идет в пробу, а часть изучается визуально на месте: что за порода, как название, какие есть изменения, видны ли признаки рудообразующего процесса, и другое.

Еще весной дудки пройдены по сети двести на сорок метров. Теперь для детального изучения шестьсот метровой структуры с «железной шляпой» этого недостаточно. Сеть дудок нужно сгустить, до ста на двадцать метров, иначе геологическое строение в нужной точности не установить, не хватает естественных и искусственных обнажений. И проб недостаточно для уверенности, что рядом – а это часто бывает – нет параллельной структуры с золотом, возможно с поверхности менее проявленной.Сейчас вместе с техником в кабину буростолбостава залезаем, шофер и машинист в одном лице трогает агрегат вслед за геологической машиной. По дороге диктую технику номера профилей и пикетов, где дудки должны быть пройдены, объясняю в какой последовательности это делать. Как и канавы, я должен их привязать, на планшет вынести, обломки коренных в каждой посмотреть и все увиденное использовать в рисовке геологии.

На участке подъехали к месту, где вчера привязывал канавы. Отсюда буростолбостав начнет работу, а я смогу пройденные за день дудки просмотреть и привязать по ходу основной работы здесь же или рядом. Напомнил технику, что с ним я должен и домой вернуться, пусть этого не забывает. Шофер-машинист начинает готовить агрегат к работе – гидравликой поднимает в вертикальное положение мачту-ротор, техник проверяет прибор для замера радиоактивности на дне дудок, готовит мешочки для проб. А я направляюсь к очередной канаве, мною еще не привязанной и на планшет не вынесенной. Идти-то всего-ничего, двести метров.

Работа на участке уже в полном разгаре, и как всегда, покоя мне не дают. Не успел привязать один конец канавы – подходит техник-геолог, просит посмотреть и объяснить, что ему зарисовать, как породу назвать. Иду, смотрю, объясняю. Второй конец канавы привязал, с геологией в ней разобрался – подходит канавщик: работы мало, до конца дня не хватит.Иду с ним, работой обеспечиваю. Даже Дмитрий Д., уж на что мужик самостоятельный, тоже задержал, минут десять не то советовал, не то уверял, что тут – показывал рукой – бороздовые пробы отбирать не надо. Ну считаешь так – не отбирай, не смертельно. Если и ошибся – а я в это не верю, очень мужик дотошный – еще разок вернется, нужное доберет. Но в промежутках между консультациями, объяснениями я и свое потихоньку делал, на планшет канавы, дудки, обнажения привязывал и геологию карандашиком рисовал. Получалось, что к концу дня на половине планшета я все нужное сделаю и грубо, топорно геологию нарисую. Для начала разговора с начальством этого будет достаточно. На вторую половину планшета завтра с Игорем Георгиевичем тоже что-то вынесем, что-то нарисуем – тоже можно будет показать.

30 июля, суббота.

Суббота для нормальных людей – начало отдыха. Но я в число счастливцев не попадаю. Есть дело – кое с кем из «отдыхающих» встретиться и поговорить. Так что в девять часов заскакиваю в трамвай, приближающий меня к улице Логовой, дом 5. Надеюсь застать соседей Амира Джафарова, что вчера удалось лишь частично, в лице женщины-бабули. Долго и с пересадкой трясусь в самом дешевом транспортном средстве, занимая сидячее положение. Народ по случаю нерабочего дня не совсем проснулся, массово никуда не спешит и трамвай полупустой. Наконец нужная остановка, десять минут пехом – и вот она, знакомая унылая трехэтажка.

Поднимаюсь на площадку и звоню в крайнюю левую дверь. Квартира Джафарова А. следующая правее, еще правее квартира женщины-бабули. После первой попытки за дверью никакого движения. Нажимаю кнопку и держу ее подольше. На этот раз легкий шум улавливаю, потом на пару секунд все затихает. Понятно, меня изучают в глазок. Сотворяю на лице благостное выражение и поворачиваюсь к глазку под выгодным ракурсом. Что бы благость мою заметили, не приняли за бомжа или бандита. Щелкнул замок, дверь открылась и передо мною нарисовался здоровый парень, которому бояться такого замухрышку как я, явно не с руки.Из одежды на нем домашние штаны, а по лицу видно, что человека только разбудили.

Парень молча уставился на меня, ожидая объяснений кто я и зачем вламываюсь в такую рань. Сразу успокоил: по поводу соседа, Амира Джафарова. Человек пропал, занимаюсь розыском, нужно поговорить, желательно сидя.Наверное хозяин квартиры понял, что я из милиции, но никаких документов не потребовал. Молча провел на кухню и только там произнес первое слово: «Садитесь». И показал на табуретку у стола. Сам же подошел к окну, полуприсел на подоконник и не ожидая с моей стороны вопроса, задал его сам:

«Что, погорел Амирчик?»

«А было на чем гореть?» – ответил на вопрос вопросом.

В Уазике устроились, и я предложил проехать на участок другой дорогой. Старую за последние дни разбили окончательно, будем плыть в пыли со скоростью черепахи. По новой крюк километров двенадцать, но ее никто не знает, потому особой пыли и тряски не будет. И по времени не потеряем, а может и выиграем, учитьывая что у нас Уазик, к колеям от ГАЗ-66 на старой дороге приспособленный не очень.

Все на новую дорогу соглашаются. Шофер с радостью, ему лучше крюк, но поровнее, а Игорь Георгиевич – с хитроватой усмешкой: он то сразу понял, что не о комфорте пекусь – надеюсь по пути посмотреть место, очень удобное для изъятия из окружающего животного мира постоянной дани человеку. Это маленький родничек, о котором знают немногие. Рассчитываю вблизи его тормознуть и по следам на проселке определить, кто и сколько приходит утолить жажду. Если следов мало, то и ладненько, пусть живут, размножаются, будем искать другой вариант. А если много – одну особь изъять для собственных нужд не грех. Но все собирался сделать при возвращении с работы, уверен, что и домой шофер повезет нас по новой дороге.

С комфортом катим, быстро и без пыли. Под колесами не колея, а заросшие травкой следы на выровненной твердой щебенистой основе, видно, что дорогой никто не пользуется. Так что глядим по сторонам и убеждаемся, что приняли верное решение.

В середине пути проскочили почти незаметный отворот к роднику. Игорь Георгиевич повернул голову в его сторону, потом на меня вопросительно посмотрел. Я махнул рукой:

«Потом, когда домой будем ехать».

31 июля, воскресенье.

Из битком набитого автобуса вывались на конечной остановке и молча пошагали, по обоюдному согласию, вдоль берега подальше от многолюдного пляжа. Пока утренняя прохлада, шагалось легко и отошли мы прилично. Правда, хорошего песочка уже не было, в основном камни и камушки. Но вода та же, ласковая и освежающая. Особенно ближе к обеду, когда солнце начало припекать по настоящему. Помня отдых с геологами на озере, я натянул что-то вроде тента, использовав обычное кроватное покрывало, убрал под ним торчащие камни и все засыпал песком, не поленившись собрать его в узенькой полосе прибоя. Получилось отлично, правда тент пришлось несколько раз передвигать, что бы тень от него постоянно накрывала обустроенный пятачек.

И шашлык я зажарил, выложив вместо шашлычницы два ряда камней поровнее. Без опыта первые десять получились пригорелыми и с отдельных сторон прилично. Но с вином пошли за милую душу. Второй десяток получился почти нормально. Думаю, что если бы я это дело продолжил, третья партия вышла бы отличной, как это получалось у Юры. Но и двух порций по десятку для полного пресыщения оказалось многовато. Для полноты ощущений не хватило закуски под названием «Хе», но ее я приготовить точно не мог, даже если бы все необходимое оказалось под руками. Для меня это пока слишком сложно.

Купались много раз, смеялись и веселились как дети. Таня от всего в восторге. Перед сборами домой, когда лежали под тентом в избытке накупанные и прогретые солнцем, она, разглядывая тент над головой, спросила:

«Скажи пожалуйста, тебе очень нравится проводить время со мной?»

Я повернулся к ней: «Очень – не то слово. Бо-же-стве-нно! Жалко, его всегда не хватает».

Еще в темноте зашевелился Паша. Без лишнего шума вылез из спальника, разжег костер и поставил на него котелок с водой для чая. Понятно, душа горит, жажда мучит. С ухой он по молодости водочки тяпнул прилично, не сравнить со мной или Игорем Георгиевичем. Вот и страдает. Только чаем не поможешь, нужно совсем другое. А те, с кем он травился на равных – экипаж Урала – так и ничего, дрыхнут и не шевелятся.

Изредка открываю глаза, на Пашу поглядываю. Когда он котелок с огня снял, вылез из спальника, оделся и прошел к машине. Есть заначка, на всякий случай. С бутылкой вернулся к костру. Игорь Георгиевич уже поднимался, а Паша встретил с радостью.

Я пью чай, Паша с вожделением похмеляется, Игорь Георгиевич чуть-чуть пригубивает. Услышав бульканье, два соседа в стороне зашевелились, и чей-то голос с хрипинкой прорезался:

«Мужики, пьете, что ли?»

Паша откликается: «Давайте сюда, пока не поздно!»