По всем срокам пора было начаться бабьему лету, но погода держалась скверная. Ветер хлестал прохожих струями дождя, выворачивал зонты. Впрочем, Борису Рублеву погода не причиняла особых неудобств. Его кожа, задубелая на палящем солнце, прокопченная огнем и дымом, слабо реагировала на причуды московского климата.

Он даже не прибавил шагу — только поднял воротник. Еще два квартала и он дома. Кто мог предположить, что Рублев еще не скоро окажется в родных стенах?

Проходя мимо ветеринарной аптеки, где по заоблачным ценам продавались импортные лекарства, он вдруг притормозил. Остановилась, как вкопанная, и женщина в длинном стильном плаще — на полпути к своей черной «тойоте».

— Борис, неужели ты?

— Он самый. Прекрасно выглядишь.

В машине она объяснила:

— Не любят чужаков — волчий инстинкт. Их уже не переделать.

— Я честно старался не делать глупостей, — шутливо отчитался Рублев.

— Один раз они тебя все-таки достали, — остановившись на красный свет, Рита отвела ему волосы со лба.

Только сейчас Комбат обратил внимание, что звон в ушах все еще продолжается.

Расчет оказался правильным, милиция прибыла на место событий через несколько часов. Рублев не учел другого — в подземном гараже на него обратили внимание.

Пожилой сосед с нездорово-бледным отечным лицом рассказывал человеку в штатском:

— У нее бывали гости, но не такого пошиба. Я решил, что она обзавелась телохранителем. По комплекции он как раз годился бы на эту роль. Но у телохранителей другие повадки, они все время напряжены, по крайней мере пока клиент рядом. На них обычно нормальные костюмы, чтобы не бросаться в глаза там, где клиент проводит время.

— Вы неплохо осведомлены, — заметил старший следователь.

— Приходилось сталкиваться. В Москве этого добра навалом.

В киоске городской справочной службы Рублеву сообщили, что оба телефона принадлежат одной и той же коммерческой фирме «Крокус». Уточнив адрес офиса, он отправился на место.

Офис занимал первый этаж жилого дома. На стоянке перед входом ждали хозяев несколько иномарок. Надо было подыскать удобное место для наблюдения.

"Что тут есть поблизости? Продуктовый магазин.

Сойдет для начала."

Два дома стояли перпендикулярно друг у другу.

Старший следователь Венедикт Вельяминов мог запросто отчитаться перед начальством по делу. За несколько дней удалось получить неплохие промежуточные результаты. Отпечатки пальцев, фоторобот подозреваемого. Правда, поиски в уголовной картотеке, успешно преобразованной в компьютерную базу данных, пока не увенчались успехом.

Отчет отчетом, но Вельяминов знал — расследование, начавшееся легко, обычно тянется долго и трудно. Такую странную закономерность он вывел за годы службы. Поэтому никогда не позволял себе расслабиться.

Он видел слабое место — папка, посвященная самой Аристовой пока пустовала. Кто эта красивая холеная женщина? На какие средства она существовала — могла позволить себе «тойоту», трехкомнатную квартиру в престижном доме? Кто ее друзья и враги? Опросы жильцов ничего не дали — тут каждый жил своей жизнью. В новеньком паспорте было указано только последнее место прописки. Никаких других отметок, представляющих хоть какой-то интерес.

С нетерпением Вельяминов ждал похорон — собралось не больше десятка человек. Старые друзья, давно потерявшие связь с убитой — по крайней мере так они все говорили. От них удалось узнать, что отец Аристовой, бывший генерал Комитета госбезопасности, скончался от инфаркта в девяносто втором году.

На официальный запрос Вельяминова пришел скупой ответ из ФСБ. В нем, в частности отмечалось, что с восемьдесят третьего по восемьдесят восьмой год генерал работал первым замом военного атташе советского посольства в Вашингтоне. Жена и дочь все это время находились там же, в Америке. В бумаге не раскрывался характер деятельности генерала. Сухо фиксировались повышения по служебной лестнице, присвоение наград, выход в отставку.

Борис Рублев не ожидал, что ему будет так тяжело следовать по залам «Калахари». Все напоминало о первых часах их с Ритой встречи. Вот-вот он снова услышит ее голос:

— Я вспоминала о тебе. Не скажу, чтобы часто, но всегда с чувством.

В воздухе висела тяжелая смесь запахов: сигаретного дыма, духов, спиртного, белых цветов кактуса. Маски на стенах кривлялись в такт музыке. Казалось, что смех и неразборчивые слова вылетают из их уст.

— Заведение по высшему разряду — восхищенно оглядывался Крапива.

Молчаливый работник ночного клуба привел их в просторный кабинет с зеркалами, мягкой мебелью, деликатесами и водкой на столе.

Пора прятать оружие. Рублев выбрался в мир гипнотизирующих своей монотонностью ритмов, стильной толпы, густо-желтого света и такого же желтого сигаретного дыма. Через минуту он переступил порог кабинета.

Вероника сидела с полузакрытыми глазами и бокалом в руках. За время его отсутствия она скинула туфли и, отодвинув тарелки в сторону, запрокинула на стол длинные красивые ноги в черных колготках.

— Это ты? — веки чуть-чуть приоткрылись, мохнатые ресницы дрогнули.

— Кто-нибудь появлялся?

— Кажется, нет, — она отпила небольшой глоток и облизнула губы. — Чем-то ты озабочен, но я вопросов никогда не задаю.

Шеф все-таки навязал Комбату четверых.

— И не вздумай подхватить подарочек. Я обещал, что пришлю человека в отличной форме. Без насморка и лишних дырок.

Он объяснил Комбату, что «гвардия» Алишера отдыхает от трудов праведных в двух комфортабельных коттеджах недалеко от Кольцевой. После восьми люди начинают потихоньку слетаться. Надо взять оба дома под наблюдение и дождаться Женьшеня.

— Если только он не отлеживается где-нибудь после этой разборки, — добавил шеф.

Последний разговор между ними состоялся в полдень.

На одном из столичных вокзалов появилось новое лицо — человек в темных очках, довольно прилично одетый по сравнению с остальным контингентом. Он вел себя странно: не подбирал бутылки, не просил милостыню, не пытался завести знакомства. Даже передвигался новичок как-то слишком неумело: долго тыкал перед собой палочкой слепца, чтобы потом наткнуться на первое попавшееся препятствие.

Наверно, из-за этого он большей частью сидел или лежал, подложив под голову стопку газет. Первое время он покупал в буфете бутерброды с сыром, пил чай, раз за разом окуная в кипяток бумажный пакетик на нитке.

Потом вокзальные барыги вытащили всю мелочь, пока он спал в дальнем углу зала ожидания.

Все-таки слепой новичок был относительно молод, не успел еще опуститься — волосы еще не засалились, одежда не провоняла. Все чувствовали, что не так давно он знавал гораздо лучшие времена. Дежурный милицейский наряд не будил его тычком резиновой палки, заматерелая буфетчица иногда подкармливала — то кусок вареной колбасы, то крутое яйцо.

Он брал молча, никогда не благодарил. Впрочем, он и на кражу никак не прореагировал. Целый день он мог просидеть неподвижно, слегка задрав голову, как задирают ее все слепцы.

У Рублева началась другая жизнь. Он перебрался в престижный дом на Кутузовском, в огромную, из шести комнат квартиру, где обитал Малофеев с семьей. Комбату выделили комнату, ближайшую к входной двери.

Несмотря на то, что все подъезды дома охранялись милицией, умельцы из «офиса» поставили на лестничной площадке фотоэлементы, которые давали в комнату Рублева сигнал каждый раз, когда кто-то приближался снаружи к двери. Своего рода звонок, срабатывающий независимо от желания визитера.

Рублев находился при своем новом хозяине почти неотлучно — они вместе возвращались домой, вместе уезжали утром. Поэтому в отсутствии хозяина безопасность жены и двух дочерей-школьниц доверяли другому охраннику, который по совместительству выполнял частенько обязанности домработницы.

Как только Малофеев переступал порог дома, в нем пробуждался волчий аппетит. Немедленно накрывался стол в гостиной — по всем правилам сервировки. Жена доставала холодные закуски: заливное, красную рыбу горячего копчения, салат с крабами, грибы, соленья. Хозяин сажал за стол Рублева в качестве слушателя, потому что за едой часто лезли в голову готовые афоризмы.

Он сразу предупредил: