За восемь часов до посадки на Сарг в приемный лоток пластиковой клетушки два-на-четыре, которая служила мне «каютой» во время путешествия, сбросили брошюру. В ней говорилось, что посадка на Сарг будет подобна шагу за порог нового мира. Я выбросил её.

Посадка на Сарг была подобна шагу за порог нового мира. Обычно, ожидая на другой планете иного солнечного света и аромата свежести в воздухе, не получаешь этого. На Сарге же всё это было. Свет переливался оттенками сиены, умбры и охры, так что всё выглядело старше своего истинного возраста и навевало мысли о вощёном дубе и потускневшем от времени золоте.

[1]

Воздух был прозрачен и чист. Сарг не был индустриальным миром и, поскольку был одним из немногих, кому повезло с полным отсутствием подлежащей сохранению местной жизни, вся флора была полностью завезена с Земли. Я заметил Колорадские ели и множество старых, стойких полудиких роз, похожих на Сару Ван Флит и Амели Граверо.

[2]

Стромболи, человек, которого я собирался навестить, прислал за мной коляску с возницей (не хочешь промышленности — будешь чего-то лишён, причём довольно многого) и поэтому, пока мы с грохотом катили мимо гор, я смог хорошо рассмотреть росшие на них ели и разлившиеся по скалам розы. Должно быть, я обронил какое-нибудь замечание об оттенках, потому как мой возница спросил:

— Вы занимаетесь искусствами?

— О нет, я кукольник. Но я сам вырезаю и раскрашиваю своих кукол — можете назвать это искусством, если хотите. Мы стараемся сделать его таковым.

Похоже, что сейчас все игрушки — это продукты высоких технологий. Разумеется, нет ничего плохого в высокотехнологичных игрушках, но мне кажется, что мы не меньше радовались и низкотехнологичным. Разве один я играл с куклами и марионетками?

Одна из марионеток была в виде робота с шипастой дубинкой, а другая — в виде светловолосого мальчика с мечом, который должен был биться с ним. Но самой лучшей среди них была кукла, одна-единственная кукла: улыбающаяся во весь рот обезьянка. Хотелось бы, чтобы она по-прежнему была со мной.

У Гилберта Кита Честертона был кукольный театр, и в нём наверняка были принцесса, Святой Георгий и дракон. За неокрашенных тогда давали пенс, а за окрашенных — двухпенсовик, но покупая неокрашенную, вы получали возможность раскрасить её в своё удовольствие, как душа пожелает. Можно было стать обладателем принцессы с огненно-красными волосами и дракона соломенного цвета. Спустя годы после того, как моя обезьянка вернулась в джунгли (или ещё куда-то), я с удовольствием прочёл о театре Честертона. К тому времени я уже знал о неких вызывающих жалость игрушках, которые есть у взрослых мужчин.

И через много лет после того, как я закончил этот рассказ, продал его и почти забыл, я приступил к написанию рассказа о цирке, который назвал «На пустом лице синяк».

[7]

Честертон никогда не забывал свой кукольный театр, а я вскоре узнал, что никогда по-настоящему не забывал свой.