Только благодаря счастливому случаю, Иоганн Кристоф Барт избежал тяжкой доли сиротства. После ранней смерти родителей тюрингского крестьянского сына приютил его дядя. Хотя он и тосковал в большом городе Гамбурге — своем новом месте жительства — по любимым горам и лесам, он все же вновь обрел здесь родной дом. Окончив учение у мясника, он посвятил себя торговле, нажив значительное состояние старанием, бережливостью и неуемной энергией. Жена его, происходившая из семьи ремесленника, была ему верной помощницей во всех его делах. Иоганн Барт полностью отдавал себя семье, отсутствие которой столь болезненно воспринимал в детстве. Помня собственную тяжелую юность, он готов был сделать все возможное, чтобы детям его жилось легче. 16 февраля 1821 года в семье родился третий ребенок — сын Генрих. Его рождение было отпраздновано как особо радостное событие, поскольку после рождения двух дочерей на свет появился наконец долгожданный продолжатель рода. Отныне родители все свое внимание сконцентрировали на Генрихе, на его воспитании, стараясь привить ему такие качества, как честность, любовь к порядку, чувство долга, бережливость, стремление к знаниям.

Поскольку отец из-за своего скудного образования не мог сам передать сыну достаточных знаний, он определил его, не пожалев на это средств, в частную школу. К великой радости отца, сын проявлял большой интерес к учению и немалое прилежание. Правда, следствием такого воспитания было известное тяготение к уединенности и оригинальничанию. Мальчик часто был предоставлен самому себе, общество сверстников ему заменяли книги, вследствие чего он сделался индивидуалистом, а торговая предприимчивость, которой славился его родной город, пробуждала в нем мечты совсем иного рода — о неизведанных далях, о странствиях.

Когда Генриху исполнилось 12 лет, он поступил в гамбургский Иоханнеум — славившееся своими традициями учебное заведение, из которого вышло много будущих ученых. К сожалению, преподавание здесь математики и естественных наук далеко не соответствовало требованиям того времени, и в дальнейшем Барту это часто мешало. Большое прилежание, незаурядный ум и прежде всего выдающиеся способности к языкам сделали его вскоре любимцем учителей. Значительно хуже относились к нему одноклассники. У него не было школьных друзей и беззаботного детства. Один из его одноклассников писал, что Барт не был заурядным учеником. Он почти не общался ни с кем из класса. Во время перемен чаще всего стоял возле своей парты, храня важную отчужденность и обмениваясь словом лишь с тем или иным из более близких знакомых. Изредка можно было наблюдать на его лице еле заметную улыбку, но никогда он не хохотал от души. При этом Барт с удовольствием проделывал всякие упражнения для рук, любил их соединять на спине, выпячивая грудь вперед. Эту комнатную гимнастику он делал в перерывах между уроками, она должна была служить компенсацией за длительное неподвижное сидение на уроках и позволяла ему не участвовать в играх с одноклассниками на школьном дворе. От природы болезненный и слабый, он закаливал себя купанием в холодной воде и гимнастическими упражнениями. И все это он делал, вероятно, не столько ради удовольствия, сколько, как можно было заключить по серьезному, упрямому виду, который и здесь его не покидал, из приверженности к некоей смутной, очевидно, даже ему самому неизвестной идее. Он отличался невероятным прилежанием и не ограничивался изучением только школьных предметов. Барт имел великолепную библиотеку и постоянно приобретал новые книги, не упуская из виду ни одного антикварного магазина ни в Гамбурге, ни в Берлине, ни в Лейпциге. Как сыну зажиточных родителей, ему это было вполне доступно. Он тщательно штудировал книги, а его блестящая память сослужила ему хорошую службу в их усвоении. Наряду с этим Барт постигал дисциплины, не имевшие отношения к школьной программе. Так, он изучал английский язык и овладел им в совершенстве к 14 годам; самостоятельно занялся арабским, что легкомысленным школьникам казалось верхом безумства. Возможно, Барт предчувствовал, что ему уготована судьба путешественника и первооткрывателя, однако его одноклассники не желали этого понимать и относились к нему без должного уважения.

В начале октября 1839 года он покинул Иоханнеум, правда не сдав экзаменов на аттестат зрелости. Школа, наверное, больше не могла удовлетворять его жажду знаний. Сам он писал об этом: «Нам вдалбливали… механические фразы; языки — этот непостижимый, удивительный голос человека способный выразить все его мысли, изобразить сострадание, любовь к ближнему, — преподносили нам как мертвую материю; их прямо-таки вколачивали в наши головы; самые прекрасные творения человеческого духа были нам преподаны в умерщвленном виде, а мы должны были, испытывая отвращение, их проглатывать. Я был не слишком молод, когда покинул школу, но если бы я еще хоть ненадолго остался в ней, то окончательно пропал бы, погиб духовно и физически, однако я еще не созрел для постижения свободного полета, начавшегося в науке, так как был слишком оглуплен бездуховным, пустым преподаванием»

Освободившись от стеснявших его уз, Барт решил без промедления продолжать учебу и спустя две недели после ухода из школы приступил к занятиям в Берлинском университете. Правда, конечная цель была ему еще неясна. В сущности, он был прирожденным филологом, однако колебался между археологией и исторической географией. Поэтому в первом семестре, чтобы получить более полное представление об этих предметах, он стал ходить сразу на несколько платных курсов. Будущий ученый особенно высоко оценил преподавателя археологии Августа Бёка (1785–1867) и географии Карла Риттера (1779–1859), с которыми в дальнейшем был связан тесными узами дружбы.

Август Бёк был приглашен в Берлинский университет еще в 1810 году (год его основания). Выдающийся ученый и преподаватель, он не скрывал своего оппозиционного отношения к прусскому правительству. При его содействии начал возрождаться интерес к античной Греции. Он неустанно боролся за то, чтобы новое могло пробить себе дорогу. В этом друг Бёка Бартольд Георг Нибур (1776–1831), специалист по древнеримской истории, был до самой своей смерти его верным соратником. Им противостояла так называемая лейпцигская школа во главе с Готфридом Германом (1772–1848), считавшая, что в исследовании древнего мира главным должно быть изучение языков. Бёк же, напротив, последовательно утверждал равноправие языковедения с другими науками, а все они вместе, по его мнению, должны способствовать развитию общества. Изучение языков в то же время не должно стать самоцелью, а быть прежде всего средством научного познания исторических взаимосвязей.

Этими основными критериями руководствовался и студент Генрих Барт. Под влиянием Бёка его усвоение языков всегда было тесно связано с исследованием культурно-исторических условий носителей этих языков.

Подобным же стимулирующим образом на него воздействовал Карл Риттер. Он был первым профессором географии в Германии, возглавлявшим с 1820 года кафедру в Берлинском университете и внедрившим строго последовательный исторический и сравнительный методы в изучении своего предмета. Тем самым он возвысил географию — не без влияния Александра Гумбольдта (1769–1859) — от чисто описательного предмета до науки. Прежде в этой области ограничивались лишь описательным изложением более или менее случайных географических явлений. Если труд Риттера «Замечания по методическому преподаванию географии», вышедший в 1806 году, теоретически обосновал принципы нового метода изучения, то главная его работа «География и ее взаимодействие с природой и историей человечества» в 19 томах, которая издавалась с 1817 по 1859 год, создала практические предпосылки ее применения на примере развития отдельных народов и стран.

Существенное влияние на Барта оказали богатые берлинские коллекции произведений искусства. Он старался как можно чаще ходить в местные музеи и всегда восхищался памятниками античности, которые все настойчивее вызывали желание посетить места их происхождения, чтобы взглянуть на них с географически-исторической точки зрения, в согласии с научным методом Риттера.

После напряженной научной работы Барт, казалось, заслужил хотя бы короткий отдых. Однако второе полугодие 1844 года, которое он провел дома, было заполнено исследовательской работой. Больше всего молодого ученого угнетало неопределенное будущее. Он стремился поскорее стать самостоятельным, зарабатывать себе на жизнь. Научная карьера едва ли была реальной целью, так как присвоение звания доцента, необходимого для преподавательской деятельности, как правило, становилось возможным лишь спустя три года после защиты диссертации. Все попытки получить место домашнего учителя, несмотря на прекрасные рекомендации, также были безуспешными.

Тогда отец снова протянул сыну руку помощи. Он готов был пожертвовать всеми сбережениями ради того, чтобы сын достиг заветной цели. Зная о его затаенной мечте поближе познакомиться со Средиземным морем, а также с центрами античного искусства, он сделал для него возможным первое многолетнее научное путешествие. Барт не искал легкой жизни и деньги отца решил потратить с пользой для науки. Он мечтал о научных исследованиях, а это требовало основательной подготовки. В конце января Барт отправился в Лондон и в течение двух месяцев овладел письменным и разговорным арабским языком. Кроме того, он сумел воспользоваться своим пребыванием в Лондоне, чтобы ознакомиться с сокровищами его музеев и завязать знакомство с английскими консулами, аккредитованными в странах Средиземноморья, чья поддержка могла быть для него весьма полезной. Важное значение имел тот факт, что прусский посланник фон Бунзен (1791–1860) обратил внимание на одаренного молодого ученого. Бунзену, превосходному знатоку античности, суждено было стать влиятельным покровителем Барта.

Из Лондона Барт направился в Париж, а затем на юг Франции и в Испанию. 7 августа 1845 года началось наконец путешествие к Средиземному морю. Он пересек Гибралтар и достиг марокканского порта Танжер, впервые ступив на африканскую землю. Однако проникнуть в глубь страны на этот раз ему не удалось из-за происходивших тогда военных действий

Обстоятельное исследование культурно-исторического прошлого он смог впервые произвести в Тунисе. Барт изучал руины, храмы и архитектурные памятники на территории древнего Карфагена. После кратковременного пребывания на острове Мальта в январе 1846 года он возвратился в Тунис, однако 5 марта с тяжелым сердцем покинул эту страну, пересек Киренаику, славившуюся своей живописностью, и продолжил путешествие вдоль Средиземного моря по направлению к Египту. Вблизи расположенного на побережье Мармарики портового города Тобрук 7 июня 1846 года Барта постигло несчастье: преследовавшие его в течение двух дней бедуины напали на него и ограбили. Он лишился большей части имущества, но самое обидное — зарисовок и записей. Кроме того, был дважды ранен в стычке. «Дальнейшее продвижение, — пишет об этом Барт в своих путевых заметках, — больше походило на бегство человека, стремящегося во что бы то ни стало оправдать цель своего путешествия, чем на научную экспедицию, во время которой принято обращать внимание на все детали, которые тебя окружают». Днем Барт был вынужден зачастую прятаться, и лишь с наступлением ночи ему удавалось продолжать путь. Ему было тяжело передвигаться из-за полученного ранения, и нередко его стоянки затягивались. Порой Барт становился таким беспомощным, что даже был не в состоянии писать свой путевой дневник. Поэтому записи, относящиеся к этому периоду, весьма скудны.

Мобилизовав остаток сил, он пробивается к Александрии и прибывает туда вечером 17 июня. Этим событием Барт заканчивает описание своего путешествия по Средиземноморью.

По возвращении Барт надеялся на научно-педагогическую деятельность в Берлине. Однако Август Бёк в письме попытался отговорить его от этого: «При большом наплыве желающих получить доцентуру факультет в редких случаях относится благожелательно к новым кандидатурам; но у меня нет никаких сомнений, что у Вас в этом деле не будет затруднений, хотя Вам придется представить в рукописном или печатном виде еще одну публикацию по специальности, так как для получения доцентуры ссылка на диссертацию недостаточна. Я не хочу советовать Вам отказаться от Вашего намерения, но считаю своим долгом обратить Ваше внимание на тернии, встречающиеся на этом пути. При существующей ныне как в Пруссии, так и во всей Германии ситуации трудно сделать научную карьеру, для этого надо обладать колоссальным упорством и умением терпеливо ждать. Насколько счастливым было по сравнению с теперешним время моей молодости! Тогда искали профессоров для должности, сейчас ищут должность для профессоров (sic!), и только тот может рассчитывать на успех, кому ищет место влиятельное лицо. Не надейтесь поэтому, что хлопоты будут легкими и приятными. Подумайте прежде всего над тем, что хотя преподавание специальных дисциплин и было бы для Вас неплохим началом, однако ради успеха в будущем Вам не стоит на этом останавливаться, а лучше перейти к чтению лекций на общие темы… К сожалению, влияние двора на замещение должностей в университете довольно велико».

В этом письме Бёк дает понять, что является не только представителем нового в науке. В свое время он мужественно выступал в защиту уволенной из университета «гёттингенской семерки», возражал против «Карлсбадских постановлений»

[3]

, оказав решительное сопротивление попечительству над наукой, учрежденному феодально-бюрократическим государством. И в политических вопросах он разделял точку зрения мелкобуржуазно-демократической оппозиции.

Разногласия между буржуазией и феодальной властью в 40-х годах обострились, так как последняя сопротивлялась стремлению экономически окрепшей буржуазии к политической власти. Выражением социально-экономического развития было возрастание революционного движения, созревала революционная ситуация, при которой весть о февральской революции во Франции подействовала словно искра в пороховой бочке. Барт, однако, полностью ушел в науку, был далек от политики и практически изолирован от общественных событий. Так что на него не оказали никакого влияния ни благожелательные предупреждения его покровителя, ни революционные события

Попытки прежних сокурсников Барта по университету Теодора Моммзена (1817–1884) и Юлиуса Фридлендера (1813–1854) привлечь его к участию в демократическом движении остались безуспешны. В то время Барт был слишком занят своими личными делами, в том числе попыткой создать семью. Отказ, полученный им от своей избранницы, сделал его еще более замкнутым и менее уверенным в себе. Он старался целиком уйти в научную работу, начав усиленно готовиться к получению звания доцента. Представив двухтомную рукопись готовившихся к публикации путевых заметок, он добился права участвовать в конкурсе на замещение должности. По теме его пробной лекции о торговых отношениях Карфагена с эллинами был организован коллоквиум под руководством Бёка и Риттера, которые представили свои заключения о присвоении ему звания доцента. Классическое образование Барта, вне всякого сомнения, намного превосходило таковое у большинства его предшественников — специалистов по Средиземноморскому региону, и поэтому он более чем кто-либо из них в состоянии был прокомментировать и сравнить явления современности и средневековья с карфагено-пуническим периодом, с эпохой господства рода Барка, а также с эпохой Птолемеев, равно как с римским и византийским периодами истории. Он не только был знаком с греческим и латинским языками и литературой того времени, но и достаточно хорошо владел арабским языком и его местными диалектами, которые можно было изучить лишь при условии довольно длительного пребывания в арабоязычных странах. В Италии и Испании Барт приобрел глубокие знания в области искусства, основательно исследовав памятники, а также изучив стили каменных сооружений и орнаментов, созданных различными народами древней и последующих эпох.

По мнению Бёка, Барт заслужил признание не в области топографии, которую он считал «наименее научной в географической науке», а прежде всего своим умением увязывать локальные наблюдения с историческими явлениями как в единичных случаях, так и в плане общей культуры и цивилизации «не только древней, греческой, римской и варварской, но и всех последующих цивилизаций». «Автор, — продолжает Бёк, — тем самым предстает как ученый, который благодаря своему широкому кругозору в состоянии оказать благоприятное влияние на молодое поколение как преподаватель истории и географии».