Светила полная луна. Легкий туман серебрится над мирными английскими равнинами, скрадывая цвета. Да в любом случае местность в Линкольншире не отличается богатой палитрой. Сам город Линкольн уже успокоился — парни с бомбардировщиков отлично его знали. В этом городе жили прекрасные, приветливые люди, которые настолько привыкли к летчикам, что перестали их замечать. На холме в городе расположен высокий кафедральный собор, который служит отличным ориентиром для любого самолета. Маленькие деревеньки, разбросанные по болотистой равнине, мирно спали. Здесь живет простой, честный люд, который типичен для восточного побережья Англии. Самый трудолюбивый из фермеров уже давно отправился в постель. Огни в деревенском пабе потускнели и едва светились. Бар, который несколько часов назад был полон, затих. Здесь все выглядело так же, как и сотню лет назад. Вот только сама ночь была немного иной, по крайней мере, для 133 человек. Для 133 молодых летчиков, и меня в том числе. Наступил наш час.

Мы летели не очень высоко, на высоте примерно 100 футов, интервалы между самолетами тоже были маленькими. Поэтому, полагаю, с земли это смотрелось очень красиво — большая группа «Ланкастеров» в четком строю, которыми управляют парни, отлично знающие свое дело. Под нами, практически под самым брюхом самолета, со скоростью 200 миль/час проносились деревья, поля, шпили церквей, короче — Англия.

Мы отправились в полет, которого ждали очень долго; полет, который был тщательно спланирован; к которому мы долго и упорно готовились. Этот налет в случае успеха должен был принести важнейшие результаты. Мы должны были разбомбить дамбы.

Те, кто видел кабину «Ланкастера» в лунном свете, когда самолет летит над самой землей, поймут меня. Описать все это очень трудно. Пилот сидит чуть слева на высоко поднятом мягком кресле с подлокотниками. Обычно он держит штурвал левой рукой, правой работая различными рукоятками и кнопками. Но, находясь над вражеской территорией, большинство пилотов берут штурвал обеими руками. Чтобы управлять «Ланкастером», нужно быть сильным человеком.

Перед пилотом поблескивают шкалы приборов. На панели слепого полета, как ее называют пилоты, мигают красные лампочки, указывая на механизмы, за которыми необходимо следить. Пилот должен точно знать обязанности остальных членов экипажа, чтобы отдать распоряжение именно тому человеку, которого это касается. Бортинженер — «лучший друг пилота», он сидит рядом с ним, следя за панелью управления моторами. Большинство бортинженеров Бомбардировочного Командования — обычные механики наземных служб, которые добровольно вызвались летать, и они прекрасно справляются со своими обязанностями.

День 31 августа 1939 года был довольно жарким. Я сидел на банке маленькой парусной лодочки, одетый в купальные трусы, и старался подзагореть, хотя солнце было уже, скорее, осенним. Одновременно я пытался сплеснить оборвавшийся шкот, что оказалось совсем нелегко, хотя еще несколько лет назад я был скаутом. Солнце палило ужасно. Море приобрело глубокий синий цвет.

На корме лодки, обложившись подушечками, сидела Энн, как всегда, прелестная. Она дремала. Винди, моя гидроавиакошка, которая провела в воздухе больше времени, чем любая другая кошка, мурлыкала у нее на коленях. Я изредка поглядывал на нее, думая о своем. До берега была пара сотен ярдов. Я отчетливо слышал шорох прибоя, однако сегодня волна была некрупной, поэтому наша яхточка лишь слабо покачивалась. Это вполне устраивало Энн, которая, несмотря на все свое обаяние, все-таки страдала от морской болезни.

С пляжа Монкстона долетали голоса детворы. Они строили песчаные замки, играли в чехарду и вообще превратили пляж в детскую площадку. Я помню, что одна группа ребятишек торопливо строила песчаную дамбу, чтобы укрыть от волн свой изящный замок. Однако начался прилив, и волны одна за другой стали набегать на дамбу, разъедая ее. Но вот одна, более высокая волна пробила брешь, и вода хлынула в нее. В системе защиты появился уязвимый пункт, и детские лопатки с лихорадочной быстротой подбрасывали все новые порции песка, пытаясь залатать дыру. Но все было напрасно. В конце концов, еще более высокая волна просто снесла всю дамбу целиком, под крики и визг. По воде поплыли разноцветные сандалии! А потом дети умчались на ленч.

В тот момент я даже не мог представить, что этот маленький спектакль может оказаться пророчеством. Хотя война казалась еще очень далекой, я был в курсе последних событий и прекрасно понимал, что перспективы выглядят очень мрачно. Германия предъявила ультиматум Польше, он был отвергнут. Германия заявила: «Ну, тогда…», и вдобавок был подписан русско-германский договор.

Я никогда не думал, что Польша станет сражаться за Данцигский коридор. У нее была кавалерия, а Германия имела танки. У Польши было несколько древних аэропланов, а Геринг давно растрещал на весь мир об ужасающей мощи своего любимого дитяти — Люфтваффе. И если Германия решит вторгнуться в Польшу, мы опоздаем вмешаться. Так что же делать?